Читать интересную книгу Сочинения. Том 1 - Евгений Тарле

4

Таковы воспоминания, которые вынес венский народ о роли своего студенчества в эту вечно памятную весну 1848 г.

В Берлине роль студентов была гораздо менее заметна, хотя и тут их активное участие в революции 1848 г. не подлежит сомнению; уже с самого начала берлинских волнений, с первых чисел марта, среди толп, собравшихся в Тиргартене, часто на столах для ораторов появлялись питомцы Берлинского университета, приглашавшие берлинское население примкнуть к освободительному движению, раскаты которого уже гремели над Европой. Уже с 9 марта чаще и чаще стали происходить отдельные стычки между толпой и разъезжавшими по всем улицам патрулями, и студенты, собираясь перед университетом, встречали солдат свистками и угрожающими криками. Волнение в городе разгоралось, и 16 марта студенты пошли к королевскому дворцу, где и заявили о необходимости для восстановления порядка создания вооруженной студенческой милиции; это предложение было резко отклонено даже не королем, который их и не принял, а комендантом дворца.

Берлинские студенты вносили в движение ярко выраженную национально-объединительную окраску: подобно предшествовавшему университетскому поколению 1817–1819 гг., о котором у нас была речь в начале этого очерка, студенты Германии стремились не только к конституционному режиму, но и к объединению отечества, и национальные германские знамена, имевшие в те годы значение мятежной манифестации, чаще всего проносились по улицам именно студентами. В этом отношении сыновья буржуазии явились особенно яркими выразителями стремлений и чаяний, распространенных во всем классе.

Наконец, настал страшный день 18 марта с избиением безоружной толпы на Замковой площади, и вспыхнуло тотчас же после этого вооруженное восстание. Борьба на баррикадах, на площадях, в домах шла не на жизнь, а на смерть, с ужасающим ожесточением. Студенты приняли в этот день и эту ночь (с 18 на 19 марта) самое живое, а местами даже руководящее участие в бою. Подобно венским собратьям, студенты бросились сейчас же после зверства на Замковой площади в рабочие кварталы и оттуда призывали рабочих в город на борьбу. Всю ночь баррикады отражали солдатские атаки; всю ночь строились новые и новые баррикады.

Университетские профессора явились между многими другими депутациями к королю Фридриху-Вильгельму IV с убедительнейшей просьбой прекратить кровопролитие, но король с жаром напал на них с упреками по поводу того обстоятельства, что, как его величеству докладывали, студенты очень заметны между революционерами и защитниками баррикад. Студенты действительно выдавались своим мужеством; один из них стоял на самом опасном и совершенно открытом месте баррикады с черно-красно-золотистым знаменем в руке, как бы нарочно выставляя себя мишенью для солдатских пуль. Рабочие и ремесленники не уступали в эту ночь студентам и всюду спешили занять самые опасные места. Борьба разгоралась, набатные колокола звонили без устали, солдаты требовались всюду разом все в больших и больших количествах и вместо каждого убитого революционера появлялось трое, пятеро, десятеро…

В 7 часов утра появилась знаменитая прокламация Фридриха-Вильгельма: «К моим дорогим берлинцам». Король уступил, — революция победила.

* * *

Когда спустя 3 дня после сделанных уступок прусский король проезжал между шпалер ликующего, но все еще грозного народа, он, обращаясь в речах, произнесенных во время этой прогулки к отдельным группам населения, не счел возможным забыть студентов. Когда он проезжал верхом на лошади мимо университета, его поджидала толпа студентов. Они были вооружены холодным и огнестрельным оружием и страшно возбуждены всем пережитым, но, подобно остальным берлинцам, вину кровопролития они приписывали не самому королю, которого знали за незлого человека, хотя и взбалмошного фантазера, а принцу прусскому и военной партии, всегда довольно нагло себя державшей даже во дворце короля. Напротив, Фридрих-Вильгельм IV отчасти пользовался даже популярностью в тех кругах, которые мечтали об объединении Германии, ибо романтически настроенный ум короля, как было известно, с симпатией обращался к воспоминаниям о средневековой Германской империи. Вот почему и студенты встретили короля приветствиями. Король обратился к ним тут же с речью, в которой подчеркнул свое нежелание «узурпировать» корону Германии (Фридрих-Вильгельм IV боялся принять эту корону, так сказать, из рук революции), а также выразил любовь свою к «германской свободе и единству». Особенной ясностью эта речь не отличалась, но начата была характерными для того момента словами: «Сегодняшний день есть великий, незабвенный решительный день. В вас (студентах — Е. Т. ) сокрыто великое будущее, и когда в середине или конце своей жизни вы оглянетесь на прожитую жизнь, то все же вы вспомните об этом дне. Учащиеся производят величайшее впечатление на народ, а народ — на учащихся…»

Этим королевским признанием мы и закончим нашу заметку, имевшую целью напомнить о двух моментах из истории университетской жизни Германии и Австрии XIX в. Наступившая после 1848 г. реакция в своем торжестве отомстила, конечно, и студентам, но в окончательном счете история произнесла свое веское слово в пользу идеалов «безусых мальчишек», а не в пользу убеленных мудростью мужей, которые называли эти идеалы бреднями. В Австрии — конституция, в Германии — конституция, германское единство осуществлено вполне. И так как появилась возможность свободно дышать, двигаться, бороться, — исчезли кровь, баррикады и набатные колокола; так как возникли «парламенты для политики», — мирно заработали «университеты для науки». И праздновавшийся всем обществом Германии и Австрии в 1898 г. полувековой юбилей «безумного года» показал, что седые старики, бывшие тогда студентами, не смотрят на свое тогдашнее «увлечение политикой» в «ущерб науке» как на темное пятно в своем прошлом… Нет, они в эти юбилейные дни сходились вместе и вместе вспоминали то, о чем говорит наш поэт: «… золотые сердца годы, золотые грезы счастья, золотые дни свободы…»

1906 г.

Разнорабочие национальных мануфактур во Франции в эпоху революции (1789–1799 гг.)

ВВЕДЕНИЕ

Предлагаемая работа содержит часть результатов предпринятого автором исследования тех архивных данных, которые представляются совершенно необходимым принять во внимание для возможно более полного освещения вопроса о положении рабочего класса во Франции в эпоху первой революции. Уже по самой задаче своей печатаемый небольшой этюд является лишь экскурсом, лишь особой главой более общего и обширного труда, и по свойствам этой темы, и по характеру использованных материалов этот этюд, как нам казалось, мог бы представить и известный самостоятельный интерес.

Экономическая история французской революции только начинает разрабатываться. С этим согласны и Жорес, давший в своих томах, посвященных истории Учредительного и Законодательного собраний и Национального конвента, умелую сводку того, что уже более или менее выяснено в области экономической истории этой эпохи, и дополнивший эту сводку во многих пунктах самостоятельно произведенными исследованиями; с этим согласен и Boissonnade, автор наиболее полного библиографического обзора экономической истории революции [1]; с этим согласится всякий, кто хотя бы только начал заниматься относящимися сюда вопросами. Конечно, это сознание и заставило, например, столько выдающихся ученых современной Франции, Aulard, Brette, Sagnac, Ch. Schmidt и других, с такой готовностью откликнуться на приглашение поддержать своей помощью монументальное предприятие учрежденной в 1903 г. Commission des documents économiques de la Révolution [2], поставившей своей целью сделать возможно более доступными для исследователей документы относительно экономической истории революции и уже успевшей опубликовать ряд в высшей степени полных и полезных сборников документов вроде некоторых предреволюционных наказов, протоколов comité du Commerce первых лет революции и т. п.

В области экономической истории революции не только еще не сделано, но пока и не может быть сделано то, что с таким огромным успехом после работы половины жизни удалось сделать Aulard’y в области политической истории этой эпохи. Нужна еще работа многих и многих исследователей, нужен длинный ряд монографий по истории общественных классов во Франции, чтобы социально-экономическая эволюция французского народа в этот памятный период могла быть обрисована во всей своей исторической реальности и полноте.

В частности, чрезвычайно мало разработана история различных категорий рабочего класса в эпоху революции. Исследователи должны стараться знакомиться с тем, как отражалась на рабочих происходившая революция, какова была повседневная жизнь мастерских и мануфактур, каковы были характерные особенности этого класса, еще смутно сознававшего всю особенность своего положения и своих интересов. История рабочего класса — одна из социологически важнейших проблем экономической истории, и хотя именно ей посвятили столько внимания основоположители этой отрасли исторической науки, какой бы эпохой они ни занимались, как бы ни были различны их взгляды и методы, называются ли они Маркс или Шмоллер, Левассер или Зомбарт, Э. Мейер или К. Бюхер, но нужны усилия еще многих и многих рядовых работников, чтобы уменьшить количество темных мест в этой области исторического знания. И положение рабочего класса во Франции при революции, конечно, постепенно разъяснится также только путем монографического использования всех материалов, которые едва только начинают обрабатываться и ждут еще многочисленных исследователей.