с нашими соседями с первого этажа, и они разрешили приставить к стене маленькую лесенку, по которой кошка могла бы подняться прямо на нашу кухню.
— Рошая верь? — спросила тетя Лизбет, когда они с бабушкой заглянули к нам на ужин.
— Нет, — проворчала я. — Лучше бы мы эти деньги сэкономили.
Только перед самым сном, когда мама сидела в гостиной, а папай все еще был в «Жемчужине юга», я насыпала корму в мисочку Белоснежки.
Кошку никто не видел. Но когда я утром вышла на кухню, миска оказалась пустой.
17. Цирк уезжает, но кое-кто остается
Похоже, Белоснежке не хотелось ловить мышей, потому что она регулярно наведывалась на нашу кухню. Каждое утро и каждый вечер она съедала все, что находила в мисочке, но видела я ее всего три раза, да и то сзади — когда она выходила в свою дверцу. Еще я видела, как она пробежала через сад и исчезла в доме старушки. Каждый раз я давала себе слово, что схожу к фрау Балибар, но так расстраивалась из-за кошки, что в конце концов выбросила эту мысль из головы. Вместо этого я навещала цирковую козочку, которая всегда радостно бежала мне навстречу, хотя веревка в конце концов останавливала ее.
В воскресенье бабушка попросила меня посидеть с тетей Лизбет, потому что ей нужно было сделать доклад о новых книгах на каком-то собрании.
Я с радостью согласилась. С утра мы снимали отовсюду объявления о пропаже Белоснежки — ведь теперь я знала, где она. После обеда мы пошли к цирку. Сначала мне показалось, что там пронесся ураган: вместо шатра стояли какие-то шесты, а красно-синяя крыша лежала прямо на земле. И тут я все поняла. Цирк уезжает.
— Пойдем! — потянула меня за руку тетя Лизбет.
Горло у меня сжалось так, будто на шее затянули веревочную петлю.
Моя козочка. Даже представить не могу, что ее больше не будет. Я молча опустилась на корточки рядом с ней и стала смотреть, как артисты и рабочие укладывают свое имущество в вагончики.
— Съезжу куплю чего-нибудь перекусить, — услышала я голос клоуна. Я видела, как он сел на велосипед и уехал. Женщина, которая умела завязываться узлом, скрылась в вагончике, а к нам подошел маленький человечек.
— Ну, — сказал он, — будем прощаться. Ласло вернется — и тронемся в путь.
Я так и не смогла ничего ответить. Маленькая козочка улеглась на спину, поджала свои тонкие ножки и тихонько заблеяла, будто хотела сказать: «Пожалуйста, Лола, погладь меня по животику».
Так я и сделала. Солнце светило на ее шерстку, и она была очень теплая. Но глаза у меня были мокрыми, а на сердце лежал камень.
Маленький человечек задумчиво почесал свой нос-картошку. Потом вытер руки о штаны и сказал:
— Я ничего не видел.
— Что? — растерялась я. — Что вы имеете в виду?
— Лично я, — повторил мужчина, — ничего не видел. Так и скажу, когда Ласло вернется и спросит, где коза.
— Не понимаю, — пробормотала я. — Куда же она денется?
— Вот я и говорю, — маленький человечек подмигнул мне, — что ничего не видел. Может, она опять убежала. Веревка перетерлась. А может, решила найти себе новый дом.
Коротышка поклонился мне и тете Лизбет, развернулся и исчез.
Я молча смотрела ему вслед.
— Ме-е-е! — сказала козочка и вскочила на ноги.
— Пудель ходить с Ола и Ибсель? — спросила тетя Лизбет, и глаза у нее заблестели.
Я кивнула. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее.
И отвязала козочку.
18. Ой!
Иногда мне не нравится, когда дома никого нет. А иногда наоборот. Сегодня мне это очень-очень понравилось. Папай с дедушкой были в «Жемчужине юга», бабушка делала свой доклад, у мамы снова было внеочередное дежурство.
— Будем надеяться, что она еще не скоро придет, — сказала я тете Лизбет.
Даже не знаю, что скажет моя семья по поводу нового питомца. Наверное, сначала лучше спрятать козочку, чтобы подготовить к ее появлению мамы и папая.
Правда, незаметно подойти к дому у нас не вышло. Нас заметила соседка и начала ругаться, потому что козочка съела гвоздику из ее цветника.
— Это, — торжественно объявила я козочке, открывая дверь квартиры, — твой новый дом. Надеюсь, он тебе понравится!
— Ме-е-е! — сказала козочка, и на пол в прихожей посыпались темные горошины.
Тетя Лизбет засмеялась, а коза, гордо вскинув голову, прошла в гостиную, где были разложены со вчерашнего дня мамины рисовальные принадлежности.
Вы, наверное, помните, что моя мама очень хорошо рисует. Вчера она как раз начала новую картину. Мама хотела изобразить стеклянную вазу с тремя бананами, двумя яблоками и очищенным апельсином. Мама называет такие вещи натюрмортами. На полу стояли баночки с красками, а на маленьком столике — ваза с настоящими фруктами, чтобы смотреть на них во время работы.
— Хрум-хрум-хрум! — козочка мигом съела два яблока. Не те, что на картине, а настоящие.
Потом она занялась красками. Я хотела убрать их подальше, но одна баночка опрокинулась. Козочка толкнула ее копытцем, и баночка покатилась по дощатому полу. Если бы мама хорошо закрыла крышку, все бы обошлось. Но она ее закрыла плохо. Поэтому, когда я подняла баночку с пола, на нем появился новый рисунок.
Тетя Лизбет захлопала в ладоши, а я побежала на кухню за тряпкой. Краска была жидкая, и мне удалось только равномерно размазать ее по полу. И чем сильнее я терла, тем все более оранжевым становился пол нашей гостиной. Через минуту мамин натюрморт грохнулся со стола, и нарисованные фрукты тоже оказались на полу.
Хорошенькое начало!
— Идем со мной, — позвала я козочку.
Я подняла натюрморт, закрыла дверь гостиной и потащила ее в детскую, где она тут же направилась к моему суперкосмическому экспрессу для путешествий по Вселенной. Там она оставалась довольно долго, а когда из окна высунулась ее головка, на маленьком роге висел мой зеленый носок.
— Ты настоящая марсианская коза! — воскликнула я и пожалела, что в фотоаппарате кончилась пленка.
Но коза нашла, чем заняться, и без фотоаппарата. Она выбралась из космического корабля и остановилась перед книжной полкой. Она обнюхала «Бесконечную историю» Михаэля Энде и «Братья Львиное Сердце» Астрид Линдгрен. Но, похоже, моя старая книжка про Ханни и Нанни понравилась ей больше всего. Козочка сдернула книгу с полки и взялась жевать обложку.
Тетя Лизбет радовалась, а маленькая козочка возмущенно заблеяла, когда я попыталась отобрать у нее книгу. Наконец она запрыгнула на мою самодельную сцену и оставила там целую россыпь черных орешков.
— Эй! — крикнула я. — Пользуйся