– Вы же сами прекрасно знаете, Фишбейн, – по-русски немецкий барон говорил довольно хорошо, хоть и с еле заметным акцентом. – Не скрываясь, активно пользуетесь их дарами, – барон кивком указал на чудные очки своего собеседника. – Они идут. Скоро весь мир станет их площадкой для игр, а я хотел… я всего лишь…
Пытливый взгляд барона скользил по непроницаемой маске майорского лица, силясь хотя бы заглянуть за краешек, но тщетно. Зеботтендорф протяжно вздохнул, бесповоротно признав поражение.
– Германия уже не та, юноша… Большая часть граждан еще делает вид, что ничего не происходит, но чем дольше они поддерживают добровольное неведение, тем страшнее станет вынужденное прозрение. Туле не место в современной Германии, господин Фишбейн… Мне не место в современной Германии. Я бы с радостью подался в Турцию, но, боюсь, скоро там станет еще хуже, чем в моем многострадальном фатерлянде. Время сейчас такое… переломное. Все Знающие ищут новый приют, пытаются как-то устроиться в наступающем новом мире. Знаете, как много людей собирались воспользоваться вашим планом! Я, можно сказать, избавил вас от кучи проблем…
– Занятно, – в голосе майора впервые проскользнули нотки любопытства. – Я слишком открыто готовился?
– Когда по всей советской России начинают хватать хранителей Традиции, это наводит на определенные мысли даже таких старых маразматиков, как Эжен Жакоб…
– Не может быть! Старина Эли Стар тоже в деле?! – На этот раз улыбка майора получилась почти что натуральной.
– Был в деле, – многозначительно поправил барон. – Мои люди сняли его с поезда в пригороде Парижа. Старый дурень ехал собирать остатки своей ложи. Я предпочел не рисковать и избавился от него до того, как он превратился в угрозу, вроде Кроули…
– И Кроули?! Да уж, я тут в Сибири отстал от жизни… – Майор задумчиво почесал подбородок. – И что же Алистер? Тоже решил добраться до меня на поезде?
– Зря юродствуете, Фишбейн. Алистер Кроули еще сохранил влияние на некоторых лордов, не последних людей при дворе ее величества. Если бы не мои усилия, сейчас этот крохотный поселок утюжили бы бомбами два цеппелина. Чудовищная трагедия, сорвавшая арктическую экспедицию королевского географического общества… Какая, к дьяволу, Арктика, в начале осени? Я потерял шесть отличных агентов на той операции! Правда, Фишбейн, вы могли бы меня и поблагодарить…
– Не сумев отстоять свою родину, вы решили подмять Советский Союз, а теперь еще и требуете за это благодарностей? Ну и нахал же вы, господин барон!
– Полноте, голубчик, не делайте из меня дурака, – глаза барона дерзко блеснули из-за очков. – При чем здесь весь Союз? Вы прекрасно понимаете, что даже с его поддержкой ни вам, ни мне не отстоять такие территории. Богам наплевать на землю! Вы ведь для этого решили провести ритуал именно здесь, а не, скажем, в Подмосковье? Максимум ресурсов, минимум людей! Очень грамотный план, – разделить Сою…
Барон поперхнулся и с удивлением взирал на прямой самурайский клинок, торчащий из своего живота. Перетянутую кожаными ремнями рукоять крепко сжимал майор Фишбейн, сидящий рядом на корточках.
– Ни слова больше! Вы торопите события и смущаете умы моих солдат, барон, а этого делать никак нельзя, – сквозь зубы шипел Барух Иосифович, проворачивая лезвие в кишках побелевшего, как простыня, Зеботтендорфа. – Жаль, конечно, что мы расстаемся на такой ноте, но у меня нет выбора. Вы влезли на чужую территорию, Рудольф, и за это поплатились головой…
Зайдя за спину Зеботтендорфу, майор принялся пилить ему шею клинком: брызжущие кровью артерии, сухожилия, мясо, кости – до тех пор, пока седая голова барона не отделилась от тела. Держа ее на отлете, майор невозмутимо оглядел притихших солдат.
– По закону военного времени, – просто подытожил он, швыряя мертвую голову ближайшему красноармейцу. – Падаль эту – не хоронить. Керосином облить и сжечь для надежности.
Побледневший боец не удержал жуткий трофей. Точно сказочный колобок седая голова покатилась по грязи и остановилась, уткнувшись в хромовые сапоги майора. С криками бойцы, бросая оружие, разбежались в разные стороны, как можно дальше от кошмарного места. Потому что остекленевшие глаза вдруг моргнули и вполне осмысленно уставились на своего убийцу. Безвольно раскрытый рот шевельнулся:
– Ты не победил, юный Барух… В игре, что навязывают нам боги, не может быть иных победителей, нежели они сами…
Даже после того, как в глаз ей вонзился майорский клинок, голова продолжала говорить. Побледнел даже непробиваемый энкавэдэшник.
– Разум простой и незамутненный… разум простой и незамутненный… простой и незамутненный… разум простой…
От страха у меня отнялись ноги, и лишь поэтому я не побежал вслед за убегающими бойцами. Вынужденно стоял я, глядя, как Барух Фишбейн остервенело превращает останки баронской головы в кроваво-красное месиво. Меня вырвало. Рвота необычного ярко-изумрудного цвета разлилась амебой. Хотя глаза мои слезились, я мог бы поклясться, что эта странная клякса самостоятельно забралась в подставленный майором стеклянный пузырек со звездами. И, я совершенно уверен, – забравшись внутрь, она заняла гораздо больше места.
Обратный путь к стойбищу я провел в полусне-полузабытье, трясясь на шее усталой гнедой кобылки. В гарнизоне оказалось всего две лошади, и Фишбейн велел седлать обеих. Заниматься этим пришлось мне, так как подходить к энкавэдэшнику теперь не решался даже хмурый сержант Гудзь. До последнего надеялся я, что вторую лошадь майор возьмет про запас, но, как и следовало ожидать, надеждам не суждено было сбыться. Вскоре мы возвращались туда, где началась эта необъяснимая история и где, судя по всему, она должна была окончиться. После сегодняшних событий я не думал, что еще способен ужасаться. Однако картина, открывшаяся нам в стойбище, вселяла определенный ужас своей жестокостью. Охрана лагеря – почти два десятка солдат, лежали мертвые, застреленные, вспоротые штык-ножом, задушенные и даже просто растерзанные на части. Двое выживших катались в пыли, в необъяснимом приступе звериной жестокости пытаясь разорвать, искалечить… убить. Ломались с отвратительным хрустом кости, зубы вгрызались в плоть, скрюченные пальцы впивались ногтями в глаза. Неподалеку от борющихся полукругом расположились шаманы. Стойбище снималось с места, спешно собирая яранги, запрягая оленей, укладывая на нарты нехитрый скарб. Ему не было дела до того, что совсем рядом обезумевшие люди убивают друг друга. Я бросился разнимать несчастных, но майор меня вновь остановил.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});