Читать интересную книгу Геворг Марзпетуни - Григор Тер-Ованисян

Что было делать? Войска у нас не было. Крепостями овладели мятежники. Даже те, кого мы считали верными престолу, присоединились к Амраму. Все же следовало показать, что царь не беспомощен в Утике, а для этого нужно было усмирить мятежников. На совещании мы решили, что государь, не останавливаясь в Утике, должен продолжать путь в страну егеров, будто бы с целью посетить их царя. Мы надеялись, что царь егеров даст государю войска в оплату за ту услугу, которую оказал ему Ашот, изгнав из пределов Егерии абхазского князя Гургена.

Итак, царь со своими телохранителями двинулся в путь. Я же с верным человеком остался в Утике; объехал все населенные местности, оглядел крепости, выяснил масштабы мятежа и пришел к заключению, что в этих краях нет такого места, где мы могли бы найти пристанище хотя бы для того, чтобы вести мирные переговоры. Оставалось одно — открытая война с мятежниками. В это время из Егерии прибыл царский гонец, который сообщил мне, что царь егеров дал нашему государю войско и что государь явится скоро в наши края.

— Значит, царь идет с егерскими войсками? — обрадовался Ваграм.

— Да. Несколько дней тому назад я известил царицу, что мятеж Амрама вскоре будет подавлен, но не сообщил, что царь прибегнул к помощи егеров.

— Ты поступил осмотрительно. Как скоро будет здесь государь?

— Через несколько дней. Но мне до его приезда надо выяснить, что заставило Цлик-Амрама восстать против своего благодетеля? Ведь только благодаря бесконечной доброте Ашота Железного он сегодня наместник Утика и командующий северными войсками. Что побудило его отплатить злом за добро?

— Да, этот поступок Амрама удивляет и меня.

— Как? И тебе ничего не известно? — спросил князь Марзпетуни с какой-то деланной наивностью.

— Нет.

— Мне кажется, что он поднял восстание по совету Севада.

— А я, наоборот, думаю, что дерзость Амрама поощрила князя Саака.

— Ты не ошибаешься?

— Мне кажется, нет. Севада был далек от таких намерений.

— Я приехал узнать, как все это произошло. Я и раньше подозревал Севада, а кое-какие сведения, которые я собрал по пути, подтвердили эти подозрения. Но все же я не знал, что он возмутил Гардман. Что греха таить, мне не верилось, что Ваграм позволит ему совершить этот шаг.

— Я уже объяснил тебе, какие обстоятельства заставили меня так поступить.

— Не прерывай. Я ни в чем не обвиняю тебя. Положение выяснилось: Гардман на стороне мятежников; единственный наш друг — начальник крепости Ваграм, на которого царь может положиться.

— Это так.

— А теперь оставайся здесь и прикажи кому-нибудь проводить меня во дворец Севада. Я представлюсь ему как чужестранец и так или иначе найду разгадку этой тайны.

— Какая в том польза? Не все ли тебе равно, кто кого подстрекал? Восстание налицо, надо действовать.

— И притом решительно. А для этого важно знать все.

— Что ж, спрашивать о большем я не имею права; поступай, как находишь нужным. Ты мудр и не нуждаешься в моих советах, — ответил начальник и, позвав одного из стражей, приказал проводить князя до дворца Севада.

Стемнело. Узкие извилистые улочки крепости терялись во мраке. Жители разошлись по домам. Всюду стояла тишина, и в пустынных переулках слышался только топот княжеского коня, заставлявший сторожевых псов с лаем бросаться на ездока. Приблизившись ко дворцу, князь приказал воину вернуться и один поехал вперед. Ворота дворца, представлявшего собою грозный замок, не были заперты. Его слепые владельцы не ожидали, видно, никакого нападения и не думали, что найдется такой коварный враг, который нарушит ночной покой двух несчастных.

Князь въехал во дворец через главные ворота. Огромное двухэтажное здание с просторными залами, бесчисленными комнатами и двумя грозными башнями по бокам было погружено во мрак. Хотя Севада и объявил себя повелителем страны, в его дворце не было никаких признаков жизни. Ни звука, ни шороха. Лишь в одном из крыльев замка в нескольких узких окнах чуть брезжил свет, а в комнатах нижнего этажа бродили слуги. Князь с грустью смотрел на дворец. Он вспомнил тот счастливый день, когда впервые переступил порог этого дома. Жизнь и радость били в нем тогда через край. А ныне? Какой мертвый покой! Казалось, что разрушительная рука смерти занесена над княжеским замком. «И причиной всему один нецеломудренный шаг, совершенный из-за женщины…» — прошептал князь, глубоко вздохнув.

Подъехав к одному из помещений нижнего этажа, он рукояткой плети постучал в дверь. Вышел слуга со светильником. Марзпетуни сразу же узнал его: это был один из старых дворовых. Эта встреча была князю неприятна. Если его узнают, все планы могут рухнуть. Одна надежда — что его забыли.

Увидев, что приезжий не простой человек, слуга сейчас же созвал дворцовую челядь. Слуги зажгли установленный во дворе для таких случаев факел и начали прислуживать князю. Потом послали доложить господину, что к нему прибыл именитый гость. Севада приказал передать, что он с радостью ждет своего старого друга, благороднейшего Марзпетуни.

Князь от изумления застыл на месте.

— Откуда князь узнал, что его гость — Марзпетуни? — спросил он слугу.

— Это я доложил ему, хотел обрадовать своего господина, — с довольной улыбкой ответил слуга.

— А ты, юноша, разве знаешь меня?

— Это мой сын, князь, — подойдя к Марзпетуни, заговорил старый слуга. — Я сказал ему что наш гость — славный князь Марзпетуни. Видишь, князь, как вырос мой сын. Когда ты лежал у нас больной, он был еще маленьким. Он у меня толковый…

— Оно и видно! Да хранит его бог, — быстро ответил князь болтливому слуге и, скрывая недовольство, поднялся в верхние покои. «Бесплодное посещение… Возможно, что эта встреча будет роковой для меня», — подумал он и вошел в комнату Севада.

В углу на бархатной тахте, в черной одежде, поджав под себя ноги, сидел князь Гардмана. В руках у него были четки. Высоко подняв голову и, как все слепые, напрягая слух, он повернул лицо к двери и, улыбаясь, спросил:

— Князь Марзпетуни?

— Да, твой покорный слуга, — ответил Марзпетуни, быстрыми шагами направляясь к хозяину.

— Подойди ко мне, мой дорогой гость. Я не могу пойти к тебе навстречу. Бог лишил меня этой радости. Подойди и обними меня. — С этими словами он раскрыл объятия и, прижав к своей груди Марзпетуни, поцеловал его несколько раз, проговорив сквозь рыдания: — Лица твоего не вижу, мой благородный друг, но душа слышит тебя и подсказывает мне, что сердце твое смущено несчастьем Севада, а глаза твои плачут…

И действительно, князь Марзпетуни не выдержал: он молча плакал в объятиях Севада. Сильный и непобедимый, князь Геворг обладал чувствительным, как у молодой женщины, сердцем.

— Сядь ближе, мой дорогой (сказав это, Севада усадил князя рядом с собой). Будь мужественным, презирай удары судьбы. Но… не презирай никогда добродетели. В мире ничто не остается безнаказанным. Верно, и Севада совершил преступление, достойное этой кары…

— Я не ожидал, что ты встретишь меня такими горькими речами, — заметил Марзпетуни, чтобы заставить несчастного хозяина переменить разговор.

— Нет, друг, в моих словах не может быть горечи, с тех пор как я узнал о твоем приезде. Итак, князь Геворг, ты у меня, в моем доме… Мы опять вместе. Как я счастлив! А как твой дом, как семья, сын? Гор, конечно, вырос, носит меч и щит? Все ли здоровы?

— Да, князь, твоими молитвами.

— Божьим благословением… Они в Еразгаворсе?

— Нет в Гарни, у царицы.

— У царицы? У моей Саакануйш? — Лицо князя Севада омрачилось. Но сейчас же, сдержав себя, он принял прежний спокойный вид и продолжал: — А моя Саакануйш тоже здорова?

— Да, князь. Я ее оставил в Гарни вполне здоровой.

— Вполне здоровой?.. Так, так… Я не думал… — прервал неприятный для него разговор Севада. Ему было тяжело при мысли, что его Саакануйш хорошо в то время, как ее отец и брат, лишенные зрения, страдают в Гардмане. А ведь причиной этого несчастья явилась она сама. Все случилось из-за желания устранить препятствия, мешавшие ее счастью.

Человек, совершивший благородный поступок, редко не ждет за него благодарности. Большинство ждет одобрения даже за исполнение своих прямых обязанностей. И словно именно для того, чтобы подавить это естественное чувство, люди не только никогда не бывают признательны, но часто платят черной неблагодарностью. Князю Севада трудно было поверить, что Саакануйш может быть спокойна хоть на минуту с того дня, как ее отец и брат ослеплены. Неужели она может улыбаться, смеяться, радоваться?.. Неужели каждое утро золотые лучи восходящего солнца не наполняют ее сердце грустью при воспоминании о несчастных страдальцах, навсегда лишенных зрения? Вот почему слова Марзпетуни произвели на Севада такое гнетущее впечатление. Но князь Геворг не заметил на его лице хоть тени волнения. Князя сейчас занимали не переживания Севада. Он раздумывал о том, как ответить, если князь Севада спросит его о цели приезда. Говорить ли неправду или откровенно признаться во всем?.. Он еще колебался, когда князь Саак сказал: