семнадцать тысяч восемьсот сорок три (очередь на квартиру на заводе «Меркурий» уже канула в лету вместе с заводом).
— Смотри, Софья, какой расклад — если хочешь заработать денег, то сейчас идешь к бабке — она все равно, все время дома сидит. Соседям, если они сунутся к тебе с вопросами, говоришь, что бабкина внучка, двоюродная, хочешь к бабульке прописаться на постоянной основе, а за это будешь бабульку поддерживать, материально и морально. Ну, а бабке скажешь, что ты адвокат и готова в суде ее интересы защищать, чтобы соседей наказать и будущем, чтобы они ее больше не трогали…
— И что дальше? — не поняла моего плана «Мата Хари» от юриспруденции.
— Мне от тебя надо, чтобы ты — я протянул девушке японский диктофон с выносным микрофоном на тонком шнуре: — Ты записала все то, что вам с бабкой выскажут недовольные соседи. Понимаешь, от нее пришло заявление голое, мол бьют старушку и убийством угрожают, требуют из квартиры выписаться, и больше в деле ничего нет. Участковый поквартирный обход сделал, но соседи ничего конкретного пояснить не могут, все объяснения сводятся к тому, что из квартиры часто шум пьянки-гулянки раздается, но никаких угроз в адрес бабули никто не слышал, просто общий шум. Пара ее подружек по дворовой скамейке сказали, что пару раз Бабушкина жаловалась на соседей, но ничего конкретного и это, опять же, получается, все со слов потерпевшей. В общем, мне нужны доказательства. Бабке я, сама понимаешь, диктофон доверить не могу, не уверен, что она сможет запись включить и что-то записать, а ты, верю в тебя, справишься.
— Стой, Громов! Ты что? Хочешь меня в квартиру к агрессивным алкашам отправить, чтобы я тебе запись сделала? А если меня изобьют, или чего похуже сделают? Ты об этом не думал или тебе пох…?
— Слушай, тебе деньги нужны или нет? Сама мне жаловалась, что голодаешь! Запиши их угрозы, а потом с бабкой договор заключишь на юридические услуги или что-там у вас заключают. А сделать с тобой ничего не успеют, я в подъезде буду. Как услышу, что ты визжишь, сразу на помощь прибегу. А ты, для безопасности, лучше с бабкой в ее комнате запритесь, оттуда, через дверь, запись нормальная получится.
Получилось даже лучше, чем я планировал — соседи, первоначально решившие, что Софья из собеса или иной богадельни, спокойно пустили ее в квартиру, но потом, когда услышали через приоткрытую дверь слова «прописка», «комната мне достанется» и «буду деньгами поддерживать, лекарства покупать», не выдержали, и, пылая праведным гневом, пошли на штурм бабкиной комнаты. Хитрая Софа, пока соседи концентрировали свои боевые порядки, успела закрыть дверь комнаты гражданки Бабушкиной и записала, приложив микрофон к дверной филенки, весь спектр угроз в свой адрес и адрес старушки, которые щедро изрыгали, ломающая дверь, семья Кривцовых, оба поколения. А потом Софья начала визжать, громко и от души, сопровождая бессмысленный визг словами «Спасите, убивают!». Деревянная дверь в коммунальную квартиру, за свою долгое существование покрытая пятью слоями половой краски, повешенная на петли еще при заселении дома, в пятьдесят шестом году, оказалась крепкой только на вид — после второго удара тяжелым ботинком по филенке, она дала трещину, и боевые Кривцовы предпочли отпереть запоры. Мгновенное прибытие сил правопорядка в моем лице подвергло их в шок и трепет. После пары ударов папкой с документами по раскрасневшимся рожам — бил исключительно мужскую часть семейство и плашмя, чтобы не было следов, Кривцовы предпочли скрыться в своих комнатах — своей, законной и соседской, временно оккупированной.
— Открывайте, милиция. — первым делом я сунулся в комнату гражданки Бабушкиной, сразу после моих слов дверь распахнулась и оттуда выглянула побледневшая Софья.
Опросив потерпевшую о сегодняшнем безобразии и прослушав запись соседского дебоша (японская техника, в который раз, не подвела, я вышел в коридор. Из семейства Кривцовых в местах общего пользования мной была обнаружена только беременная молодуха, что спокойно пила чай с селедкой за одним из кухонных столов.
— Привет, красавица. Мужиков кого-нибудь позови. — я уселся за второй столик, как я понимаю, принадлежащий гражданке Бабушкиной.
Молодуха спокойно кивнула мне и неспешно уплыла вглубь коммунальной квартир, придерживая себя рукой за поясницу.
Через пару минут на кухне появился мужчина средних лет, очевидно, глава рода Кривцовых.
— Паспорт, будьте так любезны…
— А зачем? — мой вежливый тон, очевидно, был превратно и агрессивно истолкован аборигеном, и он начал «бычить».
— А за надом. — я широко улыбнулся и выложил на стол, хищно лязгнувшие наручники: — Или мы сейчас с тобой нормально разговариваем, либо я крикну в окно, ко мне экипаж автопатруля снизу поднимется, и ты, со своим сыночком уедете отсюда на долгий год. Ты знаешь, что по статье сто девятнадцать уголовного кодекса, дают до двух лет лагерей? Или ты думал, что бабку постращал и все, никаких последствий? Короче, у бабки сидит ее адвокат, да-да, та, как ты говоришь «телка», ее адвокат. Или вы с этой «телкой» быстро договариваетесь, как бабуле будете моральный вред возмещать, или тюрьма, третьего не дано. Ты меня понял? И на все про все у вас десять минут, время пошло. Или, через десять минут, адвокат говорит, что вы все вопросы решили, или, через пятнадцать минут вы едете в отдел с вещами. А чтобы тебе лучше думалось, на, послушай.
После того, как из маленькой серебристой коробочки полилась какофония сочного мата и угроз, в адрес двух «прошмановок», старой и молодой (это цитата), а также обещаний сделать с ними много чего плохого, мужик громко икнул и пробормотав, что он все уяснил, быстрой рысцой бросился к комнате соседки.
Через сорок минут, когда мы покидали квартиру, провожали нас все ее обитатели. Гражданка Бабушкина всплакнула от того, что соседи пообещали ей жить по-новому. Все семейство Кривцовых улыбались нам, как ближайшим родственникам, обещая бегать для дорогой Олеси Федоровны в магазин и аптеку. Адвокат тоже была довольно, загадочно мне улыбаясь. Ну и я, поддавшись всеобщему приподнятому настроению, пообещал, если хоть раз еще услышу о том, что ветерана Бабушкину кто-то обижает, я обязательно сюда вернусь и пропишусь в этой квартире, в комнате у Олеси Федоровны на правах внука. По кислым лицам Кривцовых, я понял, что они прониклись радужными перспективами получить в качестве соседа, после ухода бабульки в мир иной, молодого и злого милиционера.
— Ну что, порешала вопрос? — я завел машину и двинул ее в сторону