и очень любил выпивку. У него была привычка высказывать всем, даже императору, свое мнение без каких бы то ни было ограничений. Правда, высказываемая им «правда» была очень далека от истины и не могла напугать.
Прочие императорские адъютанты играли весьма блеклую роль. Они были ревнивы друг к другу, однако никто из них не имел настоящего влияния. Если кто-нибудь обращался к одному из этих офицеров с поручением, один отвечал: «Моя роль – открывать двери!», другой: «А я только играю в шахматы!»
Впрочем, положение их было не блестящим. Жалованья едва хватало на жизнь, и они часто попадали в лапы к ростовщикам или биржевым дельцам. Все они старались воспользоваться своим положением при дворе, чтобы обеспечить себе материальное благополучие. Но только Саблин сумел завоевать доверие императора и сыграть некоторую роль.
В общем, императорская чета была окружена непреодолимой стеной этих угодливых посредственностей и абсолютно отчуждена от остального светского общества и от всей Российской империи.
Сазонов, министр иностранных дел, однажды воскликнул: «Печальна пустота вокруг их величеств, никто не может попасть к ним. Помимо официальных докладов императору его министров, ни один голос извне не проникает в этот дом!»
Итак, двор медленно умирал вследствие полного уединения императорской четы и глубокого молчания, царившего в Царском Селе. Тем быстрее развивались политические салоны. Со времен госпожи Крюденер[4] уже было несколько подобных салонов, но в начале XX века они росли буквально как грибы после дождя.
Раньше, когда министры, государственные советники, аристократы, политические деятели и интриганы еще пребывали при дворе, когда тот еще находился в здоровом и живом контакте с внешним миром, императорский дворец был центром всех политических событий, поскольку именно там сталкивались интересы, именно там удовлетворялись прошения, разрабатывались планы и развивались идеи.
Но теперь, когда при дворе царила тишина, каждый, приезжая в Царское Село, испытывал неловкость, будучи вынужден мягко ступать, тихо говорить, ибо государи желали покоя; короче, приходилось сдерживаться, и дворец все больше и больше походил на огромную и помпезную больничную палату.
Теперь всякая придворная активность, устраненная от своего естественного места, развивалась в жалких и бесславных призраках – политических салонах. Все интриги и планы, все зависти и замыслы, которым императорский дворец придавал стильность и которые могли ослеплять величием размаха, стали казаться жалкими в этих маленьких салонах, лихорадочная деятельность которых заменяла теперь настоящую жизнь при дворе. Все, что рядом с императором могло сойти за «высокую политику», стало бесконечной отвратительной болтовней, грязными домыслами.
Дельные люди редко получали аудиенцию у монарха, поэтому не оказывали на него практически никакого влияния и не могли знать его подлинных намерений. Вокруг них образовывались в Санкт-Петербурге новые политические салоны. Но главным образом салоны создавались вокруг людей, чьи связи с двором базировались на их дружеских отношениях с кем-нибудь из служащих второго ряда, которым сама их незначительность облегчала доступ к государям во время службы: лакеями, швейцарами и прочими дворцовыми чинами.
Тот, кто находил себе друга среди этих людей, был счастливчиком! Он сразу становился уважаемым человеком, вокруг него образовывался салон; все политики, мечтавшие получить министерский пост, приходили к нему так часто, как только могли; точно так же, как попы, желавшие стать епископами, финансисты, банкиры, интриганы, наконец, все те, кто был заинтересован в получении точной информации о намерениях царя. И действительно, все могли надеяться на успех, действуя через лакея или иного столь же незначительного дворцового служителя, потому что эти мелкие служители были единственными, кто могли регулярно видеть добровольно уединившегося императора. Благодаря им можно было получать точную информацию и влиять на государя.
Из всех этих политических кружков наиболее активным был тот, что образовался вокруг князя Андроникова. Многие люди ежедневно наведывались к нему, чтобы правильно скорректировать свои планы благодаря имевшейся у князя прочной связи с Царским Селом. Андроников действительно часто делился с друзьями самыми секретными замыслами государя всего за несколько часов до того, как они объявлялись официально, что позволило им зарабатывать огромные суммы. Также Андроников мог ходатайствовать в пользу разнообразных просителей, добиваться назначений на должности и пожалований наградами. Так что многие чиновники, офицеры, даже князья церкви регулярно захаживали в послеобеденное время в салон Андроникова, и тем чаще, чем нужнее им было получить повышение по службе или орден.
Своим влиянием на решения императора князь был обязан старой дружбе с царским камердинером. Позднее он также сблизился с дворцовым комендантом, но тот никогда не был для него столь полезен, сколь камердинер. Через посредство последнего князь всегда мог узнать, какие бумаги лежат на рабочем столе императора и каково отношение Николая II к тому или иному вопросу. На основании этой информации интриганы и спекулянты, посещавшие салон Андроникова, в дальнейшем устраивали свои личные дела. Сведения князя всегда были достоверными, а незаметное влияние лакея на императора практически никогда не давало сбоев.
Это была эпоха, когда высокопоставленные чиновники, такие как министры Сухомлинов и Беляев, князья церкви, как епископ Варнава, лица, сами по себе бывшие в большом фаворе при дворе, черпали информацию у Андроникова, поскольку сведения, сообщенные ему камердинером, были намного достовернее, чем все, что эти важные персоны могли узнать сами во время аудиенций в Царском Селе. Наряду с этими знатными гостями у князя толкалась толпа перепуганных евреев, надеявшихся при его посредничестве избежать отмены назначенной им высылки из Санкт-Петербурга, и они редко бывали обмануты в своих надеждах.
Больше других этим источником информации пользовался министр внутренних дел. Именно он «финансировал» князя Андроникова, происходившего из очень бедной семьи, не имевшего практически никакого состояния и известного своей расточительностью. Но факт его связи с царским камердинером улаживал многие проблемы. В Министерстве внутренних дел считали необходимым неофициально выплачивать ему ежемесячно крупную сумму и тем самым обеспечивать получение всех сведений, поступающих от камердинера. Кроме того, министр оплачивал расходы Андроникова по содержанию дома, что позволяло ему сильно экономить, потому что гораздо большие деньги были бы потрачены на подкуп другого лица в ближайшем окружении монарха. Известно, что в своем рабочем кабинете царь никогда не разговаривал со своими министрами прямо и открыто, так что тем потом трудно было опереться на его слова и благодаря этому не нарваться на неприятные сюрпризы. Благодаря салону Андроникова министр внутренних дел мог быть уверен в том, что точно знает настроение и намерения царя. Он мог знать, какой доклад получил одобрение государя, а какой был отвергнут. Камердинер приносил добытую информацию, а хитрый и умный князь Андроников умел угадать, что еще может быть полезно узнать.
Министр, благодаря союзу с Андрониковым,