Читать интересную книгу Паника в ложе "В" - Джон Карр

Но счел бы подобное сам Эдам Кейли данью его памяти? Нет! Если бы его дух мог говорить, мы бы услышали: «Продолжайте! Ничто не должно вас останавливать! Боритесь за успех!»

К этому я призываю вас сейчас! Уверена, что каждый из вас прошел медосмотр и был признан годным. Новая трагедия не обрушится на театр «Маска». Но даже если произойдет нечто непредвиденное, оно не должно задержать завтрашнюю премьеру! Даже если мертвецы будут валяться на сцене, как на улицах Лондона во время Великой чумы,[82] я скажу: «Продолжайте!»

Если я права в моих предположениях, вы встретитесь лицом к лицу с целой волной слухов и смутите ее одним взглядом. С крапивы суеверий вы сорвете цветы успеха, и да приблизит Бог этот день! Если же я не права, меня утешит то, что моей единственной ошибкой было чрезмерное желание вам добра. А если что-либо будет скрашивать мою приближающуюся старость, то это вы, которых я выбрала для своей труппы. Вы явитесь искуплением моих ошибок и заблуждений — «прощенный на небе всех ближе у трона».[83]

Она выразительным жестом быстро опустила руку. Очевидно, ее речь произвела должный эффект. Из-за занавеса раздался гром аплодисментов, сотрясший весь театр.

Глубоко вздохнув, Марджери Вейн посмотрела вниз и обратила взгляд на дирижера.

— Можете начинать! — приказала она.

Дирижер, едва не потеряв парик от злости, повернулся к оркестрантам.

— Джеитльме-е-ены! — страдальческим тоном произнес он, как будто музыканты хулиганили у него под носом, и поднял палочку.

В тот же момент свет в зале начал гаснуть. Кто-то тщательно продумал все технические эффекты, включая неожиданное затемнение во время увертюры.

Бросив ободряющий взгляд на Джуди, которая что-то быстро шептала мисс Харкнесс в первом ряду бельэтажа, Нокс достал из кармана программу. В ложе было темно, поэтому он высунулся в коридор и заглянул в программу при свете лампы. В глаза ему бросились слова «под руководством Бэрри Планкетта». Нокс закрыл дверь и повернулся лицом к сцене, как раз когда зазвучала музыка.

Была ли это увертюра к опере Гуно[84] «Ромео и Джульетта» или пьеса, специально сочиненная для этого спектакля? Не имея музыкальных знаний, Нокс не мог этого определить. Для его неискушенного слуха музыка казалась экспрессивной и трагичной. Она звучала совсем тихо, напоминая о Джуди, шепчущей что-то в темнеющем зале. В наступившем мраке, нарушаемом только лампочками над пультами оркестрантов, жалобные звуки увертюры вскоре замерли окончательно.

Нокс ожидал, что музыканты потихоньку скроются за маленькой дверью под сценой, но они остались на своих местах. Это означало, что музыка будет звучать и во время самой пьесы. Неудивительно, что Джадсон Лафарж так переживал из-за расходов.

В темноте чей-то звучный голос (Бэрри Планкетта, подумал Нокс) начал читать пролог в микрофон:

Две равно уважаемых семьиВ Вероне, где встречают нас событья,Ведут междоусобные боиИ не хотят унять кровопролитья.Друг друга любят дети главарей,Но им судьба подстраивает козни…

Вновь послышались жалобные звуки скрипок. Пролог завершился. Высокий бордовый занавес раздвинулся, демонстрируя «площадь в Вероне».

По крайней мере, они не стали убивать текст чрезмерно изощренными декорациями, ограничившись имитацией солнечного света на белой стене, служившей фоном для ярких красочных костюмов шестнадцатого века.

На сцене появились двое слуг Капулетти — Грегорио и задира Самсон с арбалетами на спинах, шпагами и кинжалами на бедрах и градом хлестких фраз на устах. Вызов Самсоном двух слуг Монтекки повлек за собой вмешательство солидного Бенволио, который разнял слуг, но, в свою очередь, нарвался на вызов свирепого Тибальта. Их краткий поединок был прерван горожанами с дубинками и алебардами; разозленных стариков Капулетти и Монтекки удержали от схватки их жены; наконец, появился разгневанный князь Эскал, выглядевший еще более царственным, чем того требовали обстоятельства.

Кому я говорю? Под страхом пытокБросайте шпаги из бесславных рукИ выслушайте княжескую волю…И если вы хоть раз столкнетесь снова,Вы жизнью мне заплатите за все.

Дверь ложи «А» открылась, впустив полосу света. Нокс невольно вздрогнул.

В дверном проеме стоял смуглый крепкий мужчина среднего роста с крючковатым носом. Сверкнув зубами в улыбке, он вошел и осторожно прикрыл за собой дверь.

— Добрый вечер! — поздоровался незнакомец мягким негромким басом. — Простите, что побеспокоил вас…

— Вы меня не побеспокоили. Я…

— Да, знаю. — Темный костюм вновь прибывшего сливался с сумраком ложи. — Вы мистер Нокс. Ваш отец был здешним адвокатом. Я знаю вас, хотя вы, должно быть, меня не знаете. Я — коп; выражаясь достойно — полицейский офицер.

— Вы, случайно, не лейтенант Спинелли?

— Он самый, мистер Нокс. Чем могу служить? Доктор Фелл и мистер Гулик…

— А где они сейчас?

— Насколько мне известно, все еще болтают в отеле. Там собралась куча молодых адвокатов, готовых трепаться, пока у них язык не устанет. Впрочем, доктор Фелл и сам не дурак поговорить. Когда я знал его…

— Вы знали доктора Фелла?

— Давным-давно — в Англии, во время войны. Нас разместили к юго-западу от Лондона, и мы обедали в городе с доктором и миссис Фелл. Мне говорили, что вы прожили там много лет. Ну, мистер Нокс, чем я вам могу помочь?

— Лейтенант Спинелли, я должен вам кое-что сообщить…

— Насчет арбалета и двух железных стрел, которые исчезли из фойе внизу?

— Вы об этом знаете?

— Да, знаю.

— Похоже, вас это не слишком беспокоит.

— Что значит «не беспокоит»? — Лейтенант Спинелли пожал плечами. — Никакому копу не нравится, когда смертельное оружие болтается неизвестно где. Но взгляните на сцену! Оружия там более чем достаточно для хорошей потасовки в старинном стиле.

Словно побуждаемые вдохновением, актеры играли в столь оживленном темпе, что события, которые «на два часа составят существо разыгрываемой пред вами были», могли занять меньше времени, чем обычные два с половиной или три часа. Ромео — высокий молодой человек в шафранового цвета камзоле с черной отделкой и, как другие персонажи-аристократы, в коротком плаще — долго распространялся о своей любви к прекрасной Розалине, которая так и не появилась и которую ему было суждено быстро позабыть.

— Да, я знаю об арбалете, — продолжил лейтенант Спинелли. — Но меня это не беспокоит по двум причинам. Хотите их услышать?

— Даже очень.

— Тогда давайте не будем мешать Росцию[85] и компании, — он указал на сцену, — нашей болтовней. Пройдемте туда.

Точно пара заговорщиков, они вышли на цыпочках в маленький коридор, освещенный лампой с розовым абажуром. Лейтенант Спинелли проверил, закрыты ли обе двери, и встал спиной к свету, позвякивая монетами в кармане.

— Этот Феррара — хороший актер, — заметил он. — Да и все они смотрятся недурно. Наш ирландец не потерпел в труппе маменькиных сынков. Я должен кое-что вам сказать, мистер Нокс, но не возражаете, если сначала я задам вам пару вопросов?

— Нисколько. Начинайте.

Лейтенант Спинелли, несомненно, был крутым парнем, но считал этот факт само собой разумеющимся и потому редко его демонстрировал. Он мог позволить себе казаться дружелюбным, что в значительной степени соответствовало действительности.

— Та молодая леди в голубом платье, которая сидит рядом с мисс… как бишь ее?., мисс Харкнесс, случайно, не ваша жена?

— Полагаю, что да.

— Полагаете?

— Она моя жена, но мы расстались много лет назад, хотя так и не развелись.

— Вы католик?

— Нет, я пресвитерианин. Джуди воспитывалась в традициях англиканской церкви. А какое это имеет значение?

— Никакого — простое любопытство! Теперь что касается этого арбалета… — Лейтенант немного помедлил. — Прежде всего, судья Каннингем на днях говорил мне…

— С вашего позволения, лейтенант, — вмешался судья Каннингем, открывая дверь в бельэтаж, — я хотел бы сам все объяснить.

Продолжая держать шляпу в руке, судья закрыл за собой дверь. Несмотря на безукоризненную внешность, он казался слегка возбужденным.

— Этот арбалет, Филип… да, лейтенант, я уже знаком с этим джентльменом!.. Вы внимательно его рассмотрели?

— Достаточно внимательно.

— По-моему, я говорил вам, что арбалеты из моей коллекции снабжены новой тетивой и находятся в рабочем состоянии. Мне следовало добавить «большей частью». Военный арбалет, что висел внизу, был сделан около 1560 года в Испании. Он не модернизирован. В высшей степени маловероятно, чтобы этот арбалет мог выстрелить.