пояс джинс. Он положил все вещи на край ванны,
закинул руки за голову и уставился в желтый
потолок.
Он должен зажечь косяк и выкурить.
Он должен заснуть.
Должен беспокоиться о завтрашнем дне.
Должен сделать столько дел.
Вместо этого, закрыв глаза, он думал о
туфлях на красной подошве, карих глазах и
девушке, которая задала ему вопрос, на который
он действительно не был готов ответить.
Была ли его жизнь такой же, как и он сам?
Заставило ли это его?
Он всегда думал, что да.
Она произнесла это так, словно ответ был «нет».
Глава 7
По лицу Лючии ползли потоки света, переливающиеся золотыми крапинками и испещренные белыми полосами. Она была не из
тех, кто первым делом с утра наслаждается
солнцем, особенно когда это означало, что пора вставать. Она не знала, сколько времени пролежала здесь, глядя на свет, пробивающийся сквозь открытую щель в занавесках. Достаточно долго, чтобы ее будильник прозвенел, а затем снова зазвонил пять минут спустя, напоминая, что ей нужно вставать.
Она даже не выключила его. Он сам по себе прекратил звонить.
— Лючия!
Она перевела взгляд с окна на закрытую
дверь спальни. Крик ее отца эхом разнесся по коридору, но она ему не ответила. Она знала, чего он хочет.
Не то чтобы она еще не встала.
Не то чтобы она могла опоздать на работу.
Нет, это был ее день рождения.
У него был для нее сюрприз.
Лючия всегда могла поспорить, когда дело касалось ее родителей и дня рождения. Они никогда не отказывались покупать ей красивые вещи, напоминая, как сильно они ее любят. Может,
именно это заставило ее взять паузу в то утро, когда она впервые открыла глаза и поняла, что
сегодня ее восемнадцатый день рождения.
Вместо того чтобы затопиться мыслями о
себе, своей жизни, о том дерьме, которое ей
предстояло сделать сегодня... или о чем-то еще, о
чем она обычно думала с утра, она увидела
солнечный свет и подумала о чем-то совершенно
другом.
Ренцо.
Где он проснется сегодня утром? Проснулся ли он уже? Ей не нужно было гадать, спит ли он в калифорнийской двуспальной кровати, как она. Не нужно было гадать, придется ли ему спуститься на два лестничных пролета, чтобы дойти до своей кухни. И она знала — без сомнения — что никто не разбудит его, потому что у них, вероятно, есть что-то важное, чтобы подарить ему.
Похоже, теперь это была жизнь Лючии. Думать о парне, который прилагал все усилия, чтобы показать, что она ему либо не нравится, либо не понравится.
Забавно, как это работает.
— Лючия!
— Уже проснулась, — крикнула она отцу.
На этот раз его крик стал ближе. Прежде чем он подошел и постучал в ее дверь, она решила, что может просто встать, черт возьми.
Меньше всего ей хотелось, чтобы ее родители думали, что что-то с ней происходит. Они были предсказуемы в том смысле, что, скорее всего, будут совать нос в ее проблемы, пока не обнаружат источник.
Она действительно любила их за это.
Но не за это.
Лючия прислушалась к звукам удаляющихся шагов отца, прежде чем, наконец, сбросить с себя одеяло и сесть на кровати. Вместо того чтобы сразу же приготовиться к новому дню, она продолжала смотреть на свет, льющийся в окно, пока ей не пришлось моргнуть, потому что ее глаза стали слишком сухими.
Она ведь попыталась, не так ли?
Попыталась заставить Ренцо понять, что не думает о нем плохо из-за того, откуда он, или из-за того, с чем он имеет дело в своей жизни. Она полностью верила, что люди не определяются количеством на их банковских счетах, не говоря уже о ситуации вокруг них. Человек может воздать должное только тем, что у него есть. Они ничего не могли сделать с тем, чего у них изначально не
было.
И все же она не могла делать вид, что не замечает презрения в его взгляде каждый раз, когда он смотрит на нее. Он даже не пытался скрыть жар в своем голосе, когда ему приходилось говорить с ней.
Возможно, это была его гордость или что-то еще, но, по крайней мере, она могла сказать, что
попыталась. На данный момент, однако, Лючия
больше не прилагала усилий. Ей не нужно было
продолжать пытаться там, где это казалось совершенно бессмысленным.
Даже если все, что касалось Ренцо Зуллы,
вызывало у Лючии желание сблизиться и узнать поближе. Плохие новости оставались плохими и в
конце дня.
Хотя она и не хотела признавать этого, Лючия тоже пыталась немного защитить себя. Чем
ближе она пыталась подобраться к Ренцо, потому
что, видит Бог, любопытство было решительно настроено убить кота, тем сильнее он отталкивал ее.
Это причиняло боль.
Только это не должно причинять боль.
Он ей ничего не должен. Ни о себе, ни о
своей жизни.
Так что, да, она больше не пыталась. Если
он хотел, чтобы она держалась от него подальше, то именно это она и собиралась сделать.
Или постараться.
Боже.
Лючии потребовалось больше времени, чем обычно, чтобы подготовиться к предстоящему
дню. Она особенно тщательно следила за тем, чтобы аккуратными движениями кисточки для
макияжа скрыть усталость из-под глаз; чтобы ее
глаза выглядели шире и более открытыми, чем с
тушью и размазанной подводкой. Она собрала волосы в высокий конский хвост и вместо обычных узких джинсов и футболки схватила
платье.
Пышное белое платье, потому что это ее день рождения, а почему бы и нет, черт возьми. Возможно, ее заставили бы работать на кухне в этот день, но это был ее день рождения, и она хотела надеть чертово платье.
Все очень просто.
— Почему так долго, — проворчал Люциан, когда Лючия спустилась по лестнице. —Я и не думал, что ты когда-нибудь встанешь, dolcezza. (прим: Сладкая.)
Было трудно игнорировать тот факт, что ее
отец ухмылялся и выглядел как ребенок в магазине сладостей. На самом деле ее отец не часто бывал чем-то взволнован. Всегда хладнокровный, спокойный и собранный. Это был Люциан Марчелло в двух словах.
— Почему ты так на меня смотришь? —спросила она.
Как только она оказалась достаточно близко, чтобы отец мог протянуть руку и схватить ее, он так и сделал. Крепко обняв ее, Лючия расслабилась в объятиях отца. Она чувствовала себя как дома и в любви.
— С днем рождения, Лючия, — прошептал
отец, целуя ее в макушку головы. — Просто хотел
поздравить тебя с днем рождения, вот и все.
— Восемнадцать, восемнадцать!
Только нежный, певучий голос матери заставил отца отступить от их объятий, чтобы впустить Джордин. Как и Люциан, Джордин
крепко обняла дочь. Только на этот раз лицо Лючии было усыпано поцелуями ее мамы.
— Макияж, мам, — простонала Лючия, пытаясь вырваться.
Это было бессмысленно. Она просто вздохнула и позволила матери делать свое дело. Все это время ее отец стоял в паре метрах позади, посмеиваясь. Вскоре ее мать тоже отступила назад.
— Спасибо.
— Готова к твоему подарку? — спросил ее отец.
Лючия взглянула на него.
— Это машина, не так ли?
Люциан нахмурился.
— Джон сказал тебе, так ведь?
Это был даже не вопрос.
Лючия пожала плечами.
— У меня достаточно информаторов, папа.
Много.
Люциан что-то проворчал себе под нос и вытащил пару ключей со знакомым символом Л, свисающим с прикрепленного брелка.
— Много, верно. Джон. Это Джон. Вот — я знаю, что это не тот Мерседес, который ты хотела, но Лексус лучше. Купе. Черный с хромом.
В Калифорнии тебе будет лучше в нем, чем в
Мерседесе, потому что он немного меньше, и в него легче сесть и уехать, так сказать.
Лючия посмотрела на ключи в своей руке и на мгновение замолчала. Было ли печально, что ее отец предложил ей всю эту информацию о машине, потому что думал, что она может быть разочарована, что он не купил ей Мерседес вместо этого? Будто Лексус не был таким же потрясающим... и дорогим.