На второй год их сожительства, перед самым Рождеством, Бойльстон тяжело заболел и был на волосок от смерти. Он поранил руку во время операции, и у него сделалось заражение крови. Зельда узнала об этом только день спустя, когда положение его было признано опасным. Он попросил, чтобы за нею послали, но, когда Зельда приехала в больницу, ее не пустили к нему. Ей пришлось провести в ожидании несколько тревожных часов в душной маленькой приемной внизу. Кроме нее, здесь ожидали еще две дамы — полная и худая. Полная была миссис Ходжсон, сестра Бойльстона, худая — мисс Бойльстон, его кузина. Им обеим тоже дали знать о несчастии, и они приехали из Стоктона. Дамы явно не понимали, какое отношение имеет к доктору Зельда. Старшая спросила:
— Вы сиделка при его консультации, мисс?
— Нет, я его друг, — отвечала Зельда несколько заносчиво.
После этого обе дамы приняли чопорный вид и старались как можно меньше обращаться к ней. Во время этого долгого ожидания Зельде впервые ясно представилась вся двусмысленность и непрочность ее положения.
Не в ее характере было смотреть на себя, как на «метрессу» доктора. Дочь Джо Марша, выросшая в соседстве с «Испанским кварталом» Бэкерсфильда, считала, что естественно со стороны доктора опекать и содержать ее, — и в первый раз дело представилось ей в новом свете… А если Бойльстон умрет, что будет с нею?
Эта мысль, как колесо в клетке белки, вертелась безостановочно в ее мозгу все время, пока она в тревожном ожидании сидела в приемной больницы на уголке узенького дивана.
«Что будет с нею?.. Что будет?»
Однако, когда страшные часы прошли, больной пожелал прежде всего увидеть не родственниц, а ее, Зельду. Зельда была поражена страшной переменой, происшедшей в нем за несколько дней болезни.
— Зельдочка, родная, вы довольны, что старый хрыч не умер? — сказал он слабым голосом.
Весь тот день ей пришлось просидеть лицом к лицу с обеими дамами у его кровати.
— Моя невеста, — прошептал больной, представляя ее родственницам. — Мы с нею намерены пожениться, как только я снова буду на ногах.
Возник вопрос, куда переехать Бойльстону из больницы. Он хотел, чтобы Зельда была с ним, между тем дом Фуллера был неподходящим местом для выздоравливающего после тяжелой болезни. Взять же Зельду к себе в отель или куда-нибудь в санаторий, значило возбудить толки, а доктор до смерти боялся сплетен. Его приятель-врач, посвященный в тайну, предложил им свой загородный домик в качестве временного приюта. Это был просто-напросто заброшенный каретный сарай, приспособленный под жилье. Внутри — крохотные спаленки, нечто вроде нар, стул, стол, ржавая печка с протянутой под потолком трубой. Но этот импровизированный «коттедж» стоял на утесе, откуда открывался чудесный вид на Тихий океан.
Зельда пришла в восторг при первом же взгляде на новое жилище. От Сан-Франциско до Кервилла было около мили по железной дороге и вдвое больше — от станции до их коттеджа. Они добрались сюда в тележке, увязавшей в глубоком светлом песке. Зельда была совсем очарована природой этих мест.
— О, останемся здесь совсем, навсегда, доктор! — умоляла она. — Это — дивное место для выздоравливающего! Я буду так усердно ходить за вами! Увидите! А потом я останусь здесь, а вы будете навещать меня.
— Но, дорогая, ведь здесь ни души вокруг. Ты будешь так одинока… и мало ли что может случиться!
— Ничего не случится!
— А как же с продуктами!
— Не беспокойтесь. Я буду ежедневно, если понадобится, ходить в город, да и Бибо, я уверена, будет выполнять все мои поручения.
И она добилась своего. В один прекрасный солнечный день они переехали в Кервилл. Природа, казалось, радушно их принимала. Наступил февраль и с ним — чудная ранняя калифорнийская весна, когда ни одно облачко тумана не заволакивает моря, когда небо лазурно днем и усеяно звездами ночью, когда благословенные солнечные лучи согревают землю, и она, благодарная, дает жизнь золотисто-алым макам, голубому люпину и диким звездочникам.
По утрам, еще в ночной сорочке, Зельда выбегала на порог и с восторженным смехом широко раскрывала руки, словно желая заключить в объятия всю эту красоту вокруг, жадно вдыхая нежное благоухание, разлитое в теплом воздухе.
В тридцати футах от их жилья утес круто обрывался к маленькому пляжу, закрытому со всех сторон. Днем и ночью волны Тихого океана ласкались к песчаному берегу или набегали с грозным рокотом, вздымая белые гребни, а, набежав, теряли всю свою грозность и расстилались веером по песку. Старый форт Золотые Ворота, царивший над скалистыми выступами Пойнт-Рейса, был далеко отсюда. На горизонте маячил его красный силуэт и серые очертания Фараллон.
Кервилл лениво, как попало, разбросал по песку свои домики, в которых теперь никто не жил. Все здесь дышало каким-то очарованием, говорило о прошедшей счастливой поре, о веселых днях отдыха, что проводили здесь когда-то заботливые хозяева домиков… Тут какой-нибудь портик украшал вход, там — ваза с настурциями; дорожки были посыпаны песком и раковинками, а на клумбах кое-где уже цвели цветы. Никто не нарушал тишины и мирной прелести вокруг, которыми наслаждались Бойльстон и его подруга. Только свист поезда, пробегавшего в миле отсюда, напоминал им порой о мире, лежавшем за пределами этого рая. Люпин и мак оживляли яркими синими и оранжевыми пятнами светлый фон песка. Птицы наполняли щебетаньем воздух, по утрам радостно заливались в вышине жаворонки, чайки молча носились над водой. В полдень, когда солнце пригревало землю, в тростнике и зарослях мальвы начинали жужжать и стрекотать насекомые, заглушая даже шорох и плеск волн. Мир. Красота. Тишина.
Зельда любила спускаться по изборожденной каменной груди утеса вниз, на белый пляж. Ее собственный пляж. Ничей нескромный взгляд не проникнет сюда. Ее тешила каждая песчинка, каждый кустик прибрежной травы, каждая раковинка. Она бродила по воде или строила крепости из песка. Раз как-то даже сбросила платье и решила искупаться, но вода была зверски холодна, да и Бойльстон, следивший за нею с вершины скалы, чуть с ума не сошел от испуга, что она утонет.
Со всех сторон сторожили это местечко черные громады скал, вздымавшиеся из воды. Во время сильного прибоя волны перекатывались через них, но в тихую погоду Зельда любила бродить среди этих скал, слушая, как тихо журчит вода, вливаясь в маленькие озерца, служившие как бы аквариумами для мелкой морской твари. Она с восхищением смотрела на крабов, пробиравшихся в расселины, на морских звезд, расправлявших красные щупальца, пурпуровых морских ежей, изумрудных анемон и других причудливого вида маленьких животных, со своими домиками на спине медленно ползущих по каким-то своим таинственным делам. Целыми часами Зельда наблюдала жизнь в этих лужицах, полную для нее захватывающего интереса.