«Принцесса в башне» — называл он Зельду.
Она жила одна в огромном доме, и о ее существовании здесь знала только старуха Гоббс, приходившая убирать консультацию. Но миссис Гоббс была воплощенная скромность и преданность, и ее нечего было опасаться.
«Принцесса, заточенная в башню»… Это так романтично… Но в этом было щемящее душу одиночество… Глядя сквозь занавески на шумную, людную Маркет-стрит, Зельда воображала себя несчастной принцессой у окна тюремной башни. Жизнь — разочарование, жизнь — пуста и бесплодна. Такова, по крайней мере, ее жизнь. Она была узницей, находилась в зависимости от чужого человека. Этот человек, если она его чем-нибудь обидит, может выбросить ее на улицу. Следовало быть с ним любезной и милой.
3
В тот мартовский день Зельда в первый раз хладнокровно и трезво посмотрела в глаза будущему. Все эти три месяца она жила без цели, с одним только желанием: поскорее бы проходили дни. Майкл занимал все ее мысли, наболевшее сердце рвалось к нему, тосковало по его голосу, прикосновениям, по его любящим объятиям. Она больше не смела надеяться на то, что они снова соединятся. Все обстоятельства были против этого, но главной помехой был сам Майкл. Она знала его. Знала, что, как ни любит он ее, все же он не решится пойти против матери, а миссис Кирк уж постарается внушить ему презрение к девушке, которую выгнали ее собственные родные. Майкл для нее потерян. Он уже — прошлое. А сердце не перестает мучительно тосковать о нем… Теперь она связана с Бойльстоном, связана благодарностью, связана всем, что тот делает для нее, и той тысячью обыденных вещей, что они каждый день переживают вместе. Зельда выпрямилась и судорожно стиснула маленькие руки. Ей внезапно стало ясно, как крепко и окончательно она связана с доктором.
«Ну, и что такого, что она с ним связана! Он ей нравится. Он — простой, славный малый.»
Но эта неопределенно-одобрительная характеристика не помогла делу: будущее оставалось все таким же неясным. Мысль о докторе, как любовнике, была отвратительна Зельде. Но она была ему признательна и искренне хотела чем-нибудь отплатить за его доброту.
За ее спиной скрипнула дверь. Это Бойльстон пришел из своей консультации. Теперь входя, он никогда не стучал. Зельда отметила это про себя: еще один признак их все растущей близости.
Доктор был в превосходном настроении и весело потирал руки. От него слегка пахло карболкой.
— Ну-с, как поживает мой цветочек? Я выпроводил последнего больного и имею сильное желание запереть дверь и потушить свет, чтобы меня сегодня больше не беспокоили.
Он подошел к окну и обнял Зельду одной рукой. Она внутренне съежилась от этого прикосновения, но не отодвинулась. Стетоскоп, забытый доктором и висевший на шнурке, больно надавил ей на щеку, когда доктор прижал к груди ее голову. Запах карболки вызывал тошноту. Черный сюртук доктора, помятые складки белой сорочки, его светло-синий галстук, все подробности его костюма как-то особенно навязчиво сегодня вошли в сознание Зельды. Она подняла глаза и увидела как будто в первый раз его широкие красные губы и влажный блеск зубов, так как он улыбался ей. Она невольно отстранилась и отвернулась к окну, пытаясь скрыть отвращение. На минуту показалось, что это — какой-то новый, незнакомый мужчина. Она слышала, что он за ее спиной тяжело опустился в кресло, и несколько минут продолжала стоять у окна, не оборачиваясь. Кресло было его, вся квартира была его, все, включая и ее, Зельду, принадлежало ему. Чувство неприязни и усталости охватило ее. Мысли путались. Джинджер — вот кто ее неотъемлемая собственность! Она обернулась, чтобы посмотреть, где котенок… Бойльстон сидел в кресле, согнувшись, опустив голову на грудь. Зельда вгляделась — жалость проснулась в ней. Она подошла и ласково провела рукой по его волосам, но он не шевельнулся. В следующее мгновение она взяла обеими руками его большую руку и присела подле него на ручке кресла.
— Вы очень добры, доктор. И я так ценю эту вашу доброту ко мне.
Тот хмуро покачал головой.
— Ах, не благодарность мне нужна! Я хочу большего.
— Я даю вам все, что могу…
— Гм! — буркнул он и наступила многозначительная пауза.
— Да ну же, не надо! — нетерпеливо начала Зельда. — Я не люблю, когда вы хмуритесь и смотрите недовольно.
Она нагнулась и поцеловала доктора, и в тот же миг он обнял ее, стараясь заглянуть в лицо. Зельда слышала, как сильно билось его сердце.
— Господи, до чего я люблю вас! — сказал он страстно. — И отчего вы не можете полюбить меня?
— А что мы будем делать сегодня вечером? — торопливо переменила она разговор, освобождаясь от его объятий. Поправляя волосы, она увидела в зеркале, что он следит за ней.
— Поедем к Тортони или будем обедать здесь? Пойду, взгляну, что у меня есть в кладовой. — И она выскользнула из комнаты.
Когда она через пять минут воротилась, Бойльстон сидел в трагически-некрасивой позе, уронив голову на руки, с болтающимся на цепочке пенсне и нелепо торчащим над ухом стетоскопом. Зельда встала на колени у кресла и, отведя его руки от лица, увидела то, что ожидала: мокрые глаза и щеки.
— Доктор!
— Это ничего, Зельда, не обращайте внимания.
— Но…
— Я старый дурак, вот и все!
— Не говорите так!
— Я стар, стар, стар, Зельда, — стар для такой, как вы!
Она погладила его руку.
— Вы любите этого котенка? — спросил он, указывая на белый клубочек на постели.
— Люблю, конечно. Вы мне подарили его: я люблю вас обоих.
— А не появлялось у вас никогда желания, чтобы, когда вы гладите и ласкаете его, этот ваш любимец тоже стал ласкаться к вам, чтобы он научился любить вас так, как вы его любите?
Зельда не отвечала. Сидя у его ног, она глядела в его угреватое лицо с мокрыми слипшимися ресницами, — и снова жалость затопила ей сердце.
— Но, ведь, я люблю вас, — сказала она тихо.
— Не так, не так, как я хотел бы! Вы это знаете.
Минута молчания. Затем девушка поднялась и прильнула к нему, покоряясь его крепкому объятию, его жадным, горячим поцелуям.
Через несколько минут он сидел на диване в соседней комнате и с довольным видом наблюдал, как Зельда суетилась, накрывая стол к обеду. Куда бы она ни пошла, что бы ни делала, она чувствовала на себе его влюбленный взгляд. И ей это не было неприятно.
4
— Покойной ночи, Зельда.
— Покойной ночи, доктор.
— Отчего бы вам не называть меня «Ральф»?
— Я всегда и в мыслях называю вас «доктор».
— А вы не могли бы попробовать?..
— Я попробую… Не знаю… Это будет так непривычно.