Читать интересную книгу Как я стал кинозвездой - Хаим Оливер

— Постарайтесь узнать, что он пил и сколько, а потом позвоните мне. Алкоголь бывает разных видов, многие из них содержат метиловый спирт, а это самый настоящий яд. Мне не нравится, что Энчо довольно сильно похудел.

— Ну, это как раз чудесно! — воскликнула мама, которой важнее всего было, чтобы я стал таким же изящным и воздушным, как Орфей.

— В таком резком похудании нет ничего хорошего, — продолжал объяснять доктор Алексиев. — Энчо вступил в переходный возраст, это весьма деликатный период в жизни человеческого организма, и для того, чтобы он протекал нормально, здоровье играет важную роль.

Тут уж я окончательно проснулся и еще больше навострил свои оттопыренные уши. Кики Детектив мне много рассказывал о переходном возрасте, когда девчонки начинают красить губы, а мальчишки бриться. Я уже давно жду, чтобы это произошло, потихоньку от родителей купил безопасную бритву с полусотней лезвий «Жилетт», они у меня спрятаны на чердаке вместе с запретными книжками про любовь, и каждое утро смотрюсь в зеркало — не выросла ли борода, но пока что ни единой волосинки, щеки гладкие, как у пластмассовой куклы… А теперь сам доктор Алексиев, который доцент в городской больнице и разбирается в деликатных периодах человеческого организма, говорит, что я вступил в переходный возраст. Надо будет сегодня же сообщить об этом Кики Детективу.

В соседней комнате доктор продолжал давать маме с папой советы:

— Надо его подкормить, побольше зелени, фруктов, кроме того — чистый воздух, спорт…

— Но если он очень растолстеет — это ведь некрасиво, доктор, правда? — спросила мама. У нее, ясное дело, не выходил из головы Орфей.

— Энчо у вас и так недурен собой, а через несколько месяцев, когда возмужает, его фигура приобретет гармоничные пропорции, и он вообще станет красавцем, будет рослым, стройным… — сказал доктор.

— А нельзя, чтобы это произошло пораньше? — спросила мама.

— Что значит пораньше?

— Ну… недели через три…

— Невозможно.

— Даже если сделать уколы?

— Даже если сделать уколы. У природы свои непреложные законы. Да и к чему спешить! Детство — прекраснейшая пора… Не отнимайте ее у вашего сына… Ну, я пойду, больные ждут. Оставляю вам рецепт на витамины и микстуру, они быстренько поставят его на ноги. Но смотрите — ни капли алкоголя! Ни единой капли!

— Конечно, конечно! — заверила его Лорелея. — Но скажите, доктор, вы не освободите его от уроков на чуть больший срок? — Тут она, наверно, чарующе и многозначительно улыбнулась. — Пусть побудет дома, пока окончательно не придет в себя, а уж мы последим, чтобы он не притрагивался к спиртному.

Доктор поколебался, но уступил:

— Хорошо. Постараюсь. Загляните ко мне в больницу.

И ушел.

Папа с раздражением сказал Лорелее:

— Ты просто невозможная, Лора! Зачем мальчику торчать дома?

— Затем, чтобы подготовиться! — тоже с раздражением ответила мама. — Не зря говорят: нет худа без добра! За десять свободных дней мы провернем то, на что у других уходит год.

— Ох, Лора, Лора! — Папа трагически вздохнул. — Твою бы энергию на что-нибудь полезное, а не на эту идиотскую затею с кино…

Мама, естественно, не осталась в долгу:

— Вот станет наш Энчо кинозвездой, тогда ты увидишь, идиотская это затея или нет. А теперь пошли в аптеку!

И они тоже ушли.

Я опять задремал, но в голове, которая хоть и болела по-прежнему, засели слова доктора о том, что я уже вступил в переходный возраст. Хотелось поскорей написать об этом Росице, но не было сил встать с постели, и я опять уснул.

Разбудил меня Кики.

— Энчо, ты живой, нет? — Он даже толкнул меня, чтобы проверить.

— Живой, — ответил я.

— Знаешь, я вчера, как увидел тебя на чердаке, решил, что ты кончаешься. Глаза красные, остекленевшие, как у дохлой кошки. В классе все в ужасе, особенно Женское царство. Они думают, у тебя сотрясение мозга из-за вчерашнего помидора. Милена дрожит больше всех, ведь это она всех науськала. И предложила нам сегодня перемирие на неопределенный срок, пока ты не поправишься.

— Никакого перемирия! — крикнул я, но голову пронзила такая боль, что я перешел на шепот: — Дай только поправиться, я им покажу! У меня на чердаке химическая бинарная бомба.

— Какая? — переспросил Кики, как настоящий детектив.

— Бинарная. А кроме того, у меня уже переходный возраст.

— Это точно? — обрадовался Кики.

— Точно, сам доктор Алексиев сказал.

— Ну, поздравляю! Какой бритвой будешь бриться?

— Пока обычной, — ответил я. — Но скоро куплю импортную, электрическую.

— А деньги где возьмешь?

— Гонорар… — загадочно ответил я.

— Что?! — Он разинул рот точь-в-точь как Тошко Придурок из нашего класса. — Гонорар? За что? Откуда?

— Секрет.

В эту минуту вошла мама. Принесла лекарства. При виде Кики лицо у нее стало очень таинственным.

— Кирилл, — сказала мама, — мне нужно поговорить с тобой об одном очень важном деле. Пойдем!

Увела его в соседнюю комнату, но, хотя они говорили шепотом, я все прекрасно слышал.

Мама. Разузнай, пожалуйста, где он был, где он напился?

Кики. Провести расследование? Как Шерлок Холмс?

Мама. Мне безразлично, как кто. Мне важно, чтобы ты все разузнал. А ты это умеешь.

Кики. Хорошо. Но прежде мне нужно кое-что узнать от вас. Что делал Энчо на прошлой неделе в Софии?

Мама. Видишь ли, этого я тебе сказать не могу. Это наша семейная тайна.

Кики. Почему Энчо не ходит больше к Черному Компьютеру?

Мама. Ты что, хочешь выведать все наши секреты?

Кики. Но вы же просите меня провести расследование!

Мама. Нет уж, Кики, не суй носа, куда не просят! Лучше скажи, что вам задали на дом, и принимайся за расследование, но только не здесь.

Кики. А где?

— Ты детектив, а не я! — сердито бросила Лорелея.

И оба они как ни в чем не бывало опять вошли ко мне. Кики сказал, что задано на дом, незаметно вздохнул и ушел, не попрощавшись.

8. Мои сны и различные сведения о Джульетте

Так прошло довольно много дней, не помню точно сколько. Я валялся и спал, спал и валялся, ел вареную телятину, пил морковный сок, глотал витамины и микстуры, Лорелея читала мне вслух об Орфее, но уже не заставляла вышагивать с энциклопедиями на голове, только уши по-прежнему залепляла пластырем. Иногда она исподволь выспрашивала, где я был в тот роковой день, что пил и с кем подрался, но я свято хранил тайну. Совершенно не хотелось топить Бобби Гитариста и уж тем более этого воображалу ковбоя, который, правда, разбил мне губу и сломал зуб, но мы-то разгромили его квартиру, разбили стереоустановку, зеркало, люстру… Может пронюхать милиция, а кроме того, его папаша, Большая Шишка, скоро должен вернуться из заграничной командировки, и тогда его сынку не поздоровится за то, что устраивает в доме попойки и танцульки. Пусть я бесхарактерный плазмодий, но я все-таки не доносчик.

Все эти десять дней я каждые десять минут смотрелся в зеркало, которое прятал под подушкой, проверял, не пробивается ли наконец на щеках щетина, но, кроме заплатки из пластыря, на лице ничего не было, только легонький пушок под носом, а это вовсе не признак мужественности — у Северины Доминор под носом точно такой же пушок.

Телефон за это время звонил довольно часто. Я понимал, что звонят мне, потому что мама и папа отвечали: «Он болен, лежит» — и тому подобное. Думаю даже, что звонил и Черный Компьютер, не зря же Лорелея швыряла трубку, и мне это было жутко неприятно.

Я понятия не имел, насколько продвинулась работа над Машиной, и по ночам во сне видел Черного Компьютера. Он был высокий и тонкий, как телебашня, то и дело глотал таблетки и грозил мне пальцем за то, что я его забыл. Я просыпался в слезах и давал себе слово, что на следующий же день пойду в Берлогу, а не шел, потому что не мог подняться с постели. К тому же я рохля, слюнтяй… Только и умею, что валяться да нюни разводить…

Много всякого я видел во сне — наш ансамбль, например. Видел его на сцене, я стою вместе со всеми, перед нами — Северина Доминор в цветастом платье и парусиновых тапочках, она дирижирует, все поют, один я не в силах открыть рот, пытаюсь выдавить из себя какую-нибудь ноту, но из горла вырывается только хрип. Я просыпался с колотящимся сердцем и снова принимался жалобно скулить.

Снился мне и помидор. Он летел на меня из космоса, как настоящая комета, разламывал мне череп, проникал в мозг, а Милена угрожающе скалила зубы и кричала: «Никакой пощады предателям!» А я тщетно пытался счистить с рубахи липкий помидорный сок…

Но чаще всего снились мне пробы на роль Орфея. Я стоял перед отборочной комиссией, вокруг сто тысяч Орфеев прислушиваются к моим ответам и, если ответ неправильный, свистят оглушительней, чем сто тысяч заводских гудков, и от этого язык у меня застывает, как быстросхватывающийся бетон марки 350. А когда комиссия просила изобразить, как я спускаюсь в подземное царство за Эвридикой и я начинал декламировать «На крыльях любви я тут воспарил…» — все сто тысяч Орфеев хихикали и кривлялись, как мартышки, а Черноусый строго произносил: «Это не из «Орфея», а из «Ромео и Джульетты», а нам Ромео не требуется. Уходи и больше не показывайся нам на глаза! И комсомола тебе тоже не видать!»