Читать интересную книгу Где апельсины зреют - Николай Лейкин

Увлеклись общимъ оживленіемъ Ивановы и Конуринъ и стали отбрасываться попадающими къ нимъ цвѣтами. Но вотъ въ Конурина кто-то попалъ довольно объемистымъ букетомъ и сшибъ съ него шляпу.

— Ахъ, гвоздь вамъ въ глотку! Шляпу сшибать начали! Стой-же, погоди! воскликнулъ онъ, поднимая шляпу и нахлобучивая ее. — Погоди! Самъ удружу! Надо купить цвѣтовъ корзиночку, да какихъ-нибудь поздоровѣе, въ родѣ метелъ. — Эй, гарсонъ! Или тебя? Цвѣточникъ! Сюда! Или вотъ ты чумазая гарсонша! суетился онъ, подзывая къ себѣ продавцовъ цвѣтовъ. — Сколько за всю корзинку? На полъ-франка… Сыпь на полъ-франка… Давай и ты, мадамъ гарсонша, на полъ-четвертака. Твои цвѣты поокамелистѣе будутъ.

И купивъ себѣ цвѣтовъ, Конуринъ съ остервененіемъ началъ швырять ими въ катающихся, стараясь попасть въ самое лицо. Ивановы не отставали отъ него.

— Запаливай, Николай Ивановъ! Запаливай! Запаливай, да прямо въ морду! кричалъ Конуринъ. — Вонъ англичанинъ съ зеленымъ вуалемъ ѣдетъ. Катай ему въ нюхало. Это онъ, подлецъ, давеча шляпу съ меня сшибъ. Стой-же… Я тебѣ теперь, англійская образина, невѣсткѣ на отместку!..

И выбравъ увѣсистый букетъ изъ зимнихъ левкоевъ съ твердыми стеблями, Конуринъ швырнулъ имъ прямо въ лицо англичанина съ такой силой, что тотъ тотчасъ-же схватился руками за носъ.

— Ага! Почувствовалъ! А вотъ тебѣ и еще на закуску! Дошкуривай его, Николай Ивановъ, дошкуривай хорошенько! — продолжалъ кричать Конуринъ.

— Смотрите, Иванъ Кондратьичъ, вѣдь у англичанина-то кровь на лицѣ. Вѣдь вы ему въ кровь носъ расшибли, — замѣтила Глафира Семеновна.

— Ништо ему! Такъ и слѣдуетъ. Поѣдетъ еще разъ мимо, такъ я ему букетецъ въ родѣ вѣника приготовилъ. Такъ окамелкомъ въ дыхало и залѣплю, чтобъ зубаревыхъ дѣтей во рту не досчитался. Батюшки! Смотрите! Моя вчерашняя мамзель въ коляскѣ! Ахъ шкура! — воскликнулъ вдругъ Конуринъ и швырнулъ. въ нее увѣсистымъ букетомъ полевыхъ цвѣтовъ, прибавивъ:- Получай сайки съ квасомъ! Вчера пять франковъ на чай вымаклачила, а сегодня, вотъ тебѣ куричью слѣпоту въ ноздрю! Глафира Семеновна! Видите? Кажется, она?

— Вижу, вижу… Дѣйствительно, это ваша вчерашняя дама, которая васъ въ покатый билліардъ ставки ставить учила.

Француженка, получивъ отъ Конурина ударъ букетомъ въ грудь, улыбнулась и въ свою очередь пустила въ него цѣлую горсть маленькихъ букетиковъ. Конуринъ опять отвѣчалъ букетомъ.

— Англичанинъ! крикнулъ Николай Ивановичъ. — Англичанинъ обратно ѣдетъ. Иванъ Кондратьичъ, не зѣвай!

— Гдѣ? Гдѣ? — откликнулся Конуринъ. — Надо ему теперь физіономію-то съ другой стороны подправить. Ахъ, вотъ онъ гдѣ. Швыряй въ него, Николай Ивановъ, швыряй! Вотъ тебѣ букетецъ. Не букетъ, а, одно слово, метла… Да и я такимъ-же пущу.

— Господа! Господа! Развѣ можно такъ швыряться? Надо учтивость соблюдать, а то вы въ кровь… — останавливала мужа и Конурина Глафира Семеновна.

— Сапогомъ-бы въ него еще пустилъ, а не токмо что букетомъ, да боюсь, что сниму сапогъ, швырну, а мальчишки поднимутъ и утащутъ. Эхъ, не захватили мы съ собой пустопорожней бутылки изъ гостинницы. Вотъ бы чѣмъ швырнуть-то.

— Да какъ вамъ не стыдно и говорить-то это. Вѣдь швыряться бутылками это ужъ цѣлое сѣрое невѣжество. Люди устраиваютъ праздникъ, чтобы тихо и деликатно цвѣтами швыряться, а вы о бутылкѣ мечтаете.

— Хороша деликатность, коли давеча съ меня шляпу сшибли! Вотъ тебѣ, зубастый чортъ!

Конуринъ швырнулъ и опять попалъ окомелкомъ букета въ лицо англичанина. Николай Ивановичъ размахнулся и то же залѣпилъ англичанину букетомъ въ шляпу. Шляпа слетѣла съ головы англичанина и упала на шоссе у колесъ экипажа.

— Отмщенъ Санктъ-Петербургскій купецъ Иванъ Кондратьевъ сынъ Конуринъ! Вотъ оно когда невѣстка-то получила на отместку! воскликнулъ Николай Ивановичъ.

— А вотъ тебѣ, мусью англичанинъ, и въ рыло на прибавку! Это ужъ процентами на капиталъ сочти! прибавилъ Конуринъ, безостановочно запаливая въ англичанина букетиками.

Англичанинъ стоялъ въ коляскѣ во весь ростъ, стараясь улыбнуться. Носъ его былъ въ крови. По пробритому подбородку также текла кровь; мальчишка подавалъ ему поднятую съ земли шляпу.

XXI

Экипажи, тянувшіеся вереницей мимо мѣстовъ съ зрителями, мало по малу начали рѣдѣть. Катающаяся публика стала разъѣзжаться. У продолжавшихъ еще сновать экипажей уже изсякъ цвѣточный матеріалъ для киданья. Цвѣточный дождь затихалъ. Битва цвѣтами кончалась. Только изрѣдка еще кое кто швырялъ остатками букетиковъ, но ужъ не безъ разбора направо и налѣво, а только въ знакомыхъ, избранныхъ лицъ. Такъ было въ экипажахъ, такъ было и въ мѣстахъ среди зрителей. Публика, видимо, устала дурачиться. Шоссе было усѣяно цвѣтами, но мальчишки уже не поднимали эти цвѣты, ибо никто не покупалъ ихъ. Публика начала зѣвать и уходила. Окровавленный англичанинъ больше не показывался. Конуринъ, прикопившій съ пятокъ букетиковъ, чтобы швырнуть въ него на послѣдяхъ, долго ждалъ его и наконецъ тоже началъ зѣвать. Зѣвалъ и Николай Ивановичъ.

— Канитель. Чѣмъ зря здѣсь сидѣть, пойдемте-ка лучше въ буфетъ, — сказалъ онъ. — Пить что-то хочется. Глаша можетъ выпить лимонаду, а мы саданемъ бутылочку красненькаго ординерцу.

— Пріятныя рѣчи пріятно и слушать, откликнулся Конуринъ, вставая и отряхиваясь отъ цвѣточныхъ. лепестковъ, и спросилъ:- А гдѣ тутъ буфетъ?

— Какой буфетъ? Здѣсь нѣтъ буфета, — проговорила Глафира Семеновна.

— Ну, вотъ… Гулянье, эдакое представленіе, да чтобы буфета не было! Не можетъ этого быть. Навѣрное есть. Гдѣ-же публика горло-то промачиваетъ? Нельзя безъ промочки. Вѣдь у всѣхъ першитъ послѣ такого азарта.

— А вы забываете, что мы на улицѣ, а не въ театрѣ!

— Ничего не обозначаетъ. Обязаны и на улицѣ послѣ такого происшествія…

— Да вотъ сейчасъ спросимъ, сказалъ Николай Ивановичъ. — Мусье! Гдѣ здѣсь буфетъ пуръ буаръ? обратился онъ къ завѣдующему мѣстами старичку съ кокардой изъ цвѣтныхъ ленточекъ на груди пиджака.

— Тринкенъ… пояснилъ Конуринъ и хлопнулъ себя по галстуху.

Старичекъ съ кокардой улыбнулся и заговорилъ что-то по французски.

— Глаша! Что онъ говоритъ? спросилъ Николай Ивановичъ жену.

— Да говоритъ тоже, что и я говорила. Нѣтъ здѣсь буфета.

— Да ты можетъ быть врешь. Можетъ быть онъ что-нибудь другое говоритъ?

— Фу, какой недовѣрчивый! Тогда иди и ищи буфетъ.

— Однако, ужъ это совсѣмъ глупо, что гулянье устраиваютъ, а o буфетѣ не хотятъ позаботиться. Это ужъ даже и на заграницу не похоже.

— Да вотъ пойдемъ мимо дома на сваяхъ, такъ тамъ буфетъ есть, — сказала Глафира Семеновна.

— На сваи? воскликнулъ Конуринъ. — Нѣтъ-съ, слуга покорный! Это чтобы опять полтораста четвертаковъ въ лошадки просадить? — вяземскими пряниками меня туда не заманишь. И такъ ужъ я въ этихъ вертепахъ, почитай, бочку кенигскаго рафинаду проухалъ.

— То есть какъ это рафинаду?

— Да такъ. Акуратъ такую сумму оставилъ, что бочка сахару-рафинаду въ покупкѣ себѣ въ лавку стоитъ.

— Ахъ, вотъ что, проговорила Глафира Семеновна. — Ну, что-жъ изъ этого? Въ одинъ день проигрываешь, въ другой день выигрываешь. Вчера несчастье, а сегодня счастье. Этакъ ежели бастовать при первой неудачѣ, такъ всегда въ проигрышѣ будешь. Не знаю, какъ вы, а мнѣ такъ очень хочется попробовать отыграться.

— Глаша! Не смѣй! И думать не смѣй! закричалъ на нее Николай Ивановичъ.

— Пожалуйста, пожалуйста, не возвышай голосъ. Не испугаюсь! остановила его Глафира Семеловна.

— Да я не позволю тебѣ играть! Что это такое въ самомъ дѣлѣ! Вчера двѣсти франковъ проухала, сама говоришь, что здѣсь все основано на мошенничествѣ, и вдругъ опять играть.

— Вовсе даже и не двѣсти франковъ, а всего сто двадцать съ чѣмъ-то. Ты забываешь, что я утромъ на сваяхъ выиграла. За то теперь ужъ будемъ глядѣть въ оба. Я буду играть, а ты стой около меня и гляди.

— Да не желаю я совсѣмъ, чтобы ты играла! Провались они эти проигранные двѣсти франковъ!

— Какъ? Ты хочешь, чтобы я даже и въ Монте-Карло не попробовала своего счастія? Зачѣмъ-же тогда было ѣхать въ Ниццу! Ты слышалъ, что вчера Капитонъ Васильичъ сказалъ? Онъ сказалъ, что изъ-за Монте-Карло-то сюда въ Ниццу всѣ аристократы и ѣздятъ, потому тамъ въ рулетку, ежели только счастіе придетъ, въ полчаса можно даже и всю поѣздку свою окупить. Въ лошадки и поѣзда не выиграла, такъ можетъ быть въ рулетку выиграю. Нѣтъ, ужъ ты какъ хочешь, а я въ Монте-Карло хоть на золотой, да рискну.

— Ну, это мы еще посмотримъ!

— А мы поглядимъ. Не позволишь мнѣ испытать своего счастья въ рулетку, такъ послѣ этого нѣтъ тебѣ переводчицы! — погрозилась Глафира Семеновна. — Не стану я тебѣ ничего и переводить по-русски, что говорятъ французы, не стану говорить по французски. Понимай и говори самъ, какъ знаешь. Вотъ тебѣ за насиліе!