Читать интересную книгу Где апельсины зреют - Николай Лейкин

— Садитесь, господа, садитесь… скомандовала Глафира Семеновна мужчинамъ.

Всѣ сѣли въ коляску и поѣхали. Ѣхать пришлось недолго, извощикъ сдѣлалъ два-три поворота, выѣхалъ на Place du Jardin Publique и остановился передъ извѣстнымъ рестораномъ London-House.

XVI

Ресторанъ London-House былъ самый лучшій и самый дорогой въ Ниццѣ. Приноровленный исключительно къ иностранцамъ, онъ щеголялъ, кромѣ французской кухни, русскими и англійскими блюдами. Русскимъ здѣсь подавали семгу, балыкъ, свѣжую икру, щи, борщъ, кашу, пироги, дѣлали даже ботвинью, хотя кислыя щи, которыми ее разбавляли, походили скорѣй на лимонадъ, чѣмъ на кислыя щи; англичанамъ предлагался кровавый ростбифъ и всевозможныхъ сортовъ пудинги.

Когда супруги Ивановы и Конуринъ усѣлись за столикъ и привычная прислуга услыхала ихъ русскій говоръ, съ нимъ сейчасъ-же подошелъ распорядитель ресторана съ карандашемъ, записной книжкой и во фракѣ, и прямо предложилъ на обѣдъ "tchi, kacha, koulibiaka et ikra russe". Глафира Семеновна не сразу поняла рѣчь француза и недоумѣвающе посмотрѣла на него, такъ что ему пришлось повторить предложеніе.

— Господа, онъ самъ предлагаетъ намъ щи, кашу и кулебяку… Здѣсь русскія блюда есть, обратилась она къ мужу и Конурину.

— Да неужели?! воскликнулъ Конуринъ. — Во французскомъ-то ресторанѣ?

— Во-первыхъ это не французскій, а англійскій ресторанъ. Вонъ на карточкѣ написано "Лондонъ-Гусъ", а Лондонъ городъ англійскій. Предлагаетъ… Говоритъ, что и икра есть на закуску… Хотите?

— Да конечно-же! откликнулся Николай Ивановичъ… Англійскій ресторанъ… Молодцы англичане! Никогда я ихъ не любилъ, а теперь уважаю.

— Щей, каши и кулебяки можешь подать, мусью? радостно обратился къ распорядителю Конуринъ и, получивъ отъ него утвердительный отвѣтъ, похлопалъ его по плечу и протянулъ руку, сказавъ:- Мерси, мусью. Тащи, тащи скорѣй все, что у тебя есть по русской части! Водка рюссъ тоже есть?

— Mais oui, monsieur.

— Ловко! Еще разъ руку!

Распорядитель сдѣлалъ знакъ гарсону и тотъ засуетился, уставляя столъ приборами.

Была подана бутылка водки въ холодильникѣ со льдомъ, свѣжая икра также во льду, семга; затѣмъ слѣдовали кислыя щи, правда, приправленныя уксусомъ, но все-таки щи, каша и добрый кусокъ разогрѣтой кулебяки, смахивающей, впрочемъ, на паштетъ. Ивановъ и Конуринъ жадно набросились на ѣду.

— Вотъ ужъ не ждали и не гадали, а на русскія блюда попали! говорилъ Конуринъ. — Молодецъ извощикъ, что въ такое мѣсто привезъ! И вѣдь странное дѣло: заходили въ русскій ресторанъ и ничего русскаго не нашли, а тутъ попали въ англійскій — и чего хочешь, того просишь.

— Смотрите, даже черный хлѣбъ подали, указывала Глафира Семеновна.

Николай Ивановичъ попробовалъ хлѣбъ и сказалъ:

— Ну, какой это черный! На пряникъ смахиваетъ.

— Однако, нигдѣ заграницей мы и такого не видали.

Распорядитель ресторана то и дѣло подходилъ къ нимъ и предлагалъ еще русскія блюда. Глафира Семеновна переводила.

— Онъ говоритъ, что здѣсь въ ресторанѣ даже блины съ икрой можно получить, но надо только заранѣе заказать, — сказала она.

— Блины съ икрой? Ловко! Зайдемъ, зайдемъ… Непремѣнно зайдемъ въ слѣдующій разъ, отвѣчали мужчины.

— Et botvigne russe, monsieur…

— Ботвинья? Завтра-же будемъ на этомъ мѣстѣ ботвинью хлебать. Ахъ, англичане, англичане. Распотѣшили купцовъ! Ловко распотѣшили, лягушка ихъ забодай! — бормоталъ Конуринъ. — Не зналъ я, что англичане такое сословіе. И вино красное какое здѣсь хорошее, съ духами…

— А это ужъ здѣсь въ ресторанѣ сами по своему выбору поставили. Я сказала только бонъ вэнъ, чтобъ было хорошее вино, — отвѣчала Глафира Семеновна.

— Шато-Марго. Ну, что-жъ, я думаю, что мы не зашатаемся и не заморгаемъ, ежели еще третью бутылочку спросимъ, — сказалъ Николай Ивановичъ. — Надо Лондонъ-Гусъ поддержать.

— Вали! Я радъ, что до русской-то ѣды дорвался, — откликнулся Конуринъ. — Правда, она все-таки на французскій манеръ, но и за это спасибо.

Николай Ивановичъ и Конуринъ, попивая красное вино, буквально ликовали; но при разсчетѣ вдругъ наступило разочарованіе. Когда Глафира Семеновна спросила счетъ, то онъ оказался самымъ аптекарскимъ счетомъ по своимъ страшнымъ цѣнамъ. Счетъ составлялъ восемьдесятъ слишкомъ франковъ. Даже за черный хлѣбъ было поставлено пять франковъ.

— Фю, фю, фю! просвисталъ Конуринъ. — Вѣдь это, стало-быть, тридцать пять рублей на наши деньги съ насъ. За три русскія блюда съ икоркой на закуску тридцать пять рублей! Дорогонько, однако, русское-то здѣсь цѣнятъ! Да вѣдь это дороже даже нашего петербургскаго Кюбы, а тотъ ужъ на что шкуродеръ. Ловко, господа англичане! А я еще англійское сословіе хвалилъ, хотѣлъ ему "вивъ англичанъ" крикнуть. По двѣнадцати рублей на носъ прообѣдали, ни жаркого, ни сладкаго не ѣвши.

— Я апельсинъ и порцію мороженнаго съѣла, отвѣчала Глафира Семеновна.

— Да что апельсинъ! Здѣсь, вѣдь, апельсины-то дешевле пареной рѣпы. Нѣтъ, сюда ужъ меня развѣ только собаками затравятъ, такъ я забѣгу, нужды нѣтъ, что тутъ блины и ботвинью предлагаютъ. За блины, да за ботвинью они, пожалуй, столько слупятъ, что послѣ этого домой-то въ славный городъ Петербургъ пѣшкомъ придется идти.

— За вино по двѣнадцати франковъ за бутылку взяли, говорилъ Николай Ивановичъ, просматривая счетъ.

— Да неужели? Ахъ, муха ихъ забодай! Положимъ, вино отмѣнное, одно слово — шаль, но цѣна-то разбойничья. Въ Парижѣ мы по два франка за бутылку пили — и въ лучшемъ видѣ…

— Ну, а здѣсь я заказала самаго лучшаго и сказала, чтобъ онъ этотъ самый человѣкъ ужъ на свою совѣсть подалъ, — отвѣчала Глафира Семеновна.

— А онъ ужъ и обрадовался? Короткая-же у него совѣсть, тараканъ ему во щи.

— Удивляюсь я на васъ, право, Иванъ Кондратьичъ, — сказала Глафира Семеновна. — Хотите, чтобъ заграницей ваши прихоти исполняли и не хотите за нихъ платить. Не требовали-бы русскихъ блюдъ.

— Какъ не хочу платить? Платить надо. Безъ этого нельзя. Не заплати-ка — въ участокъ стащутъ.

— Такъ зачѣмъ-же не поругаться за свои деньги? Если ты съ меня семь шкуръ дерешь, то дай мнѣ и надъ тобой потѣшиться и душу отвести.

— Не слѣдовало только вино-то вотъ на его выборъ предоставлять, — сказалъ Николай Ивановичъ. — Давеча за завтракомъ на сваяхъ мы въ лучшемъ видѣ вино за три франка пили.

— Ахъ, Боже мой! И вѣчно вы съ попреками! — воскликнула Глафира Семеновна. — Ну, хорошо, давеча я выиграла и вино на выигрышный счетъ принимаю.

— Поди ты… Ты прежде посчитай много-ли у тебя отъ выигрыша-то осталось. Выигрышные-то деньги ты всѣ въ магазинахъ за портмонэ да баулы оставила. Гарсонъ! Прене…

Николай Ивановичъ вынулъ кошелекъ и принялся отсчитывать золото за обѣдъ.

— Сколько человѣку-то на чай дать? отнесся онъ къ Конурину. — Хоть и нажгли намъ здѣсь бокъ, но нельзя-же свою русскую славу попортить и какой-нибудь французскій четвертакъ на чай дать. Знаютъ, что мы русскіе.

— Да дай два четвертака.

— Что ты, что ты! Я думаю, что и пять-то мало. Вѣдь лакей чуть не колесомъ вертѣлся, когда узналъ, что русскіе пришли. Вонъ онъ какъ глядитъ! Физіономія самая масляная. Одинъ капуль на лбу чего стоитъ! Тутъ счетъ восемьдесятъ три франка съ половиной… Дамъ я ему четыре золотыхъ большихъ и одинъ маленькій и пусть онъ беретъ себѣ шесть съ половиной франковъ на чай. Русскіе вѣдь мы… Неловко меньше. Русскіе заграницей на особомъ положеніи и ужъ славятся тѣмъ, что хорошо даютъ на чай. Ходитъ, Иванъ Кондратьичъ, что-ли?

— Вали! Гдѣ наше не пропадало! махнулъ рукой Конуринъ.

Николай Ивановичъ бросилъ гарсону на тарелку девяносто франковъ и сказалъ:.

— А сдачу прене пуръ буаръ.

XVII

Изъ ресторана супруги Ивановы и Конуринъ поѣхали домой, въ гостинницу, оставили тамъ свои покупки, сдѣланныя въ магазинахъ передъ обѣдомъ, снова вышли и отправились отыскивать концертный залъ Казино, на который имъ указывалъ утромъ Капитонъ Васильевичъ, какъ на мѣсто, гдѣ можно не скучно провести время. Конуринъ было отказывался идти съ Ивановыми въ Казино, говоря, что онъ лучше завалится спать, такъ какъ совсѣмъ почти не спалъ ночь, но Глафира Семеновна уговорила его идти.

— Помилуйте, кто-же это спитъ заграницей послѣ обѣда! Нужно идти и осматривать достопримѣчательности города, сказала она ему.

— Знаю я эти достопримѣчательности-то! Землякъ сказывалъ, что тамъ опять игра въ эти самыя дурацкія карусели. Неужто опять по утреннему карманъ на выгрузку предоставить?

— Странное дѣло… Можете и не играть.

— Не играть! Человѣкъ слабъ. Запрятать развѣ куда-нибудь подальше кошелекъ?

— Да давайте мнѣ вашъ кошелекъ, предложила Глафира Семеновна.

— И то возьмите, согласился Конуринъ и, передавъ свой кошелекъ, отправился вмѣстѣ съ Ивановыми.