– Мне будет очень трудно их заметить. Я думаю, что они очень опытные. В прошлый раз я ничего не слышала, а у отца очень чуткий сон.
– Обещайте мне, что вы не наделаете глупостей, – сказал герцог. – Помните, что вы молоды, и вы живы. А то, что вы защищаете – мертво уже много веков.
Он сказал это не подумав, но увидев выражение лица Сариды, понял, что для нее статуи храма столь же живы, как она сама. Они были частью мистического мира, куда она уносилась в своих молитвах, и в сравнении с этим чувством тело, в котором обитала душа, в эти минуты для нее теряло значение. Внезапная мысль о том, что ее могут я обидеть, ранить или даже убить, привела его в ярость.
– Вы должны обещать мне поступать так как я прошу, – повторил он. – Не рискуйте понапрасну. Я уеду и больше не вернусь, если вы этого не пообещаете.
Она пристально посмотрела на него, затем сказала с легкой улыбкой:
– Мне кажется, мистер Бери, что вы меня шантажируете.
– Может быть и так, но делаю для вашего же блага, – ответил он. – Вы живете здесь не в тихой и безмятежной английской провинции, но в стран которая может быть очень опасной.
– Да, в стране, защищая которую, гибли сотни и тысячи яванцев, – тихо прошептала Сарида.
– Вы же не яванка.
– Я чувствую себя частью этого народа, который так много значит для моего отца.
– Тем не менее, – ответил герцог, – вы должны дать мне слово. Клянитесь всем, что для вас свято.
При этих словах он протянул руку, и почти против своей воли она вложила свою руку в его. Пальцы герцога сомкнулись на ее ладони, и он почувствовал, что она слегка дрожит, как будто ей страшно, и, как пойманная птица, хочет вырваться от него.
– Обещайте, – настаивал он.
Какое-то время она колебалась, но затем сказала:
– Обещаю… Но, пожалуйста, приезжайте, если я вас позову.
– Клянусь, что я это сделаю, – сказал герцог. Он посмотрел ей в глаза и понял, что по выражению его лица она хочет убедиться в его искренности.
Из дома вышел Хаджи и герцог выпустил руку Сариды.
Возвращаясь, герцог думал, что никогда в жизни у него не было такой необычной встречи и никогда в жизни он не видел такого прекрасного храма.
И никогда он не видел такой красивой девушки, как Сарида.
– Как это возможно, – спрашивал он себя, – что она живет здесь в полном одиночестве, с больным отцом?
Она выглядела совершенно счастливой. Ни одна другая женщина не могла бы выглядеть так, погрузившись в мистический мир, который он не мог полностью понять.
Он почувствовал, что ему будет трудно многое объяснить Джорджу Керзону, так все было странно и неожиданно.
Здравый смысл подсказал ему, что следовало бы сделать несколько снимков в деревне, через которую они проезжали.
Женщины стирали белье в полноводном ручье, дети играли под банановыми пальмами, и на одно из них пытались вскарабкаться два карапуза.
Герцога не удивило, когда он вернулся во дворец, что султан пожелал увидеть его и попросил захватить с собой фотоаппарат.
Герцог сфотографировал его сначала в одном из прекрасных открытых павильонов и потом в увеселительных садах.
После завтрака, за которым герцог попробовал всевозможные яванские блюда, совершенно новые для него, султан, говоря по-французски, чтобы никто кругом не понял, сказал своему гостю, что хочет пригласить его в плавательный бассейн.
Герцог ожидал увидеть что угодно, но только не такую величественную арку в высокой белой стене, ведущую к большому круглому бассейну с фонтаном в виде головы кобры. За ним находился еще один павильон, куда султан провел герцога, объяснив по дороге, что этот бассейн предназначен для его наложниц. Из второго павильона лестница вела в маленькую роскошно обставленную комнату, из окон которой был виден бассейн. Другие окна выходили еще на один маленький бассейн, который, как объяснил султан, принадлежал лично ему.
Комната, расположенная над центральным бассейном, была комнатой послеобеденного отдыха, откуда султан мог наблюдать, как в прозрачной воде под струями фонтана резвится его гарем.
– Никто не узнает, мой друг, что вы здесь находитесь, – сказал он герцогу. – Так что, вы можете делать ваши снимки через открытое окно, а я с нетерпением буду ожидать возможности их увидеть.
Султан улегся на кушетку, а герцог тем временем навел фотоаппарат на круглый бассейн.
Вспоминая об этом, он часто думал, что никогда раньше не поверил бы, что окажется в столь привилегированном положении.
Наложницы впархивали в воду обнаженными и были похожи на грациозных бабочек. В волосах у них были цветы и драгоценности, а яркие накидки, покрывающие их тела, они сбрасывали на парапет. Некоторые из них были очень молодыми, и все отличались такой красотой, которую, по мнению герцога, бессилен был воспроизвести фотоснимок.
Тихим голосом султан пояснял ему, откуда родом каждая из девушек. Там было несколько китаянок, две сиамки и изысканное создание, словно бы сошедшее с разрисованного веера – японка.
Остальные были яванками.
Герцог подумал, что ни один мужчина не смог бы смотреть на них, не испытывая непреодолимого желания обладать их прелестью.
Затем, когда он фотографировал их, одну за другой, он, странным образом, поймал себя на том, что думает про Сариду, вспоминает ее белую кожу и золотые волосы. Ее глаза были странного цвета, который нельзя было назвать синим, но скорее зеленым, словно горный поток, с золотыми искрами. И эти глаза преследовали его. Он был уверен, что ее тело столь же совершенных форм, как у греческой богини.
Герцог уличил себя в том, что хотел бы, чтобы султан никогда ее не увидел, иначе он не удержится от того, чтобы присоединить ее к своей коллекции.
Тогда он велел себе сосредоточиться на работе, которую выполнял. Но, как ни странно, теперь женщины уже не казались ему такими очаровательными, и его совершенно не трогала их обнаженность.
Глава 5
Когда герцог ушел, Сарида стала собирать по дому все фонари, которые позволили бы сфотографировать храм.
В комнате отца была масляная лампа, при свете которой он писал. Она решила, что ее можно взять в последний момент.
Была еще одна в гостиной и маленькие лампы в спальнях.
Она надеялась, что если их поставить внутри храма, то герцогу хватит света, чтобы сделать хорошие снимки бодхисаттв. Ее мучила мысль, что если бы он приехал пораньше, то можно было бы сфотографировать и Будду прежде, чем его украли.
С тех пор, как это произошло, она часто лежала без сна, стараясь понять, как могло случиться, что она не проснулась от шума колес повозки, проезжавшей к лесу мимо их дома. Более того, поскольку дорога была каменистой, она должна была бы услышать стук подков. В своих фантазиях она иногда думала, что Будда не украден человеческими руками, но вернулся в другой мир, где его возможно достичь только посредством молитв. Думая о том, что если воры вернутся, то они возьмут обоих бодхисаттв, она приходила в ужас. Может быть, они сумеют найти и в других помещениях сокровища, которые она еще не видела.