теперь еще и Никола.
– И от Еля по-прежнему никаких новостей?
– Все по-старому. Будь у нас хоть этот проклятый центр связи – может, Петр мог бы что-то подсказать. А так… Мы всё еще на одном месте. И непонятно, сможем ли сдвинуться дальше когда-нибудь.
– Даже если нет, тут мы хотя бы живы.
– Это – та жизнь, которой ты хочешь нашим детям? – Вяз устал задаваться этим вопросом.
– А ты хотел бы им смерти?
Вяз вздохнул.
– Конечно же, нет. Просто – ну что это может быть?
Обычно у Льдинии не было ответа. Но сегодня она вдруг заговорила:
– Ты видел, что они сотворили со своим домом. А если об этом знают и на других планетах? И просто не хотят, чтобы и с их мирами сделали то же самое – отравили, разрушили до основания? Про иномирцев-то они и ведать не ведают. Вдруг думают, что это люди летят с Земли, и предпочитают держать их подальше от того, чем дорожат?
– Я и сам уже об этом размышлял. Но как тогда сообщить, что мы летим с миром?
Льдиния пожала плечами.
– Если Ель не знает, то я и подавно.
– Я поговорю с ним. Потом. Мы зависли уже много месяцев назад, подождет еще пару дней. Меня даже Игра не так страшит, как то, что случилось с Николой.
– А я бы вот боялась на твоем месте именно Игры. После того, что ты сделал.
Вяз зажмурился. После всего, что он сделал. Тот змей был предателем: открыл то самое Окно, отринул иномирские души – и выбрал человеческую. Изгой, беглец, глупейшее создание, погубившее себя само.
Но все еще змей, наследник Великого Змея.
Его сердце все еще билось.
Вяз просто не мог бросить его там. А теперь – о да, теперь Белое дерево цветет. И не Вязу, благодаря которому змей и очутился на Корабле, было этому удивляться.
Интермедия
…Первой – и единственной, как надеялись иномирцы, – остановкой должна была стать Онатара. Планета, по расчетам землян, из всех известных наиболее похожая на Землю и, скорее всего, незаселенная. Вода, воздух, стабильное светило над головой, твердая почва под ногами, отсутствие видимой опасности – Петр и Вяз верили, что иномирцам должно этого хватить, остальное у них имелось с собой. И время – самое главное, ценное, то, чего теперь было лишено человечество. Его у иномирцев с запасом. «Легкого пути» – так по-человечески просто сказал Петр в ночь перед Отлетом.
Он не стал спрашивать, как Лес покинет пределы Корабля, когда тот приземлится на Онатару. Знал: ответа все равно не будет.
Существовали сотни причин, почему что-то могло пойти не так: ошибки в расчетах, поломки, встреча с иными формами жизни. Но ни одной, чтобы оставаться на отравленной, умирающей Земле.
Иномирцы так и называли меж собой этот путь: на Онатару. У их надежды было имя. Существовали, конечно, запасные варианты, но о них и думать не хотелось. Путь на Онатару даже у их бесконечных жизней сворует слишком много лет, чтобы позволить себе помышлять еще об одном таком же.
– Там будет свет, милая, – рассказывала каждый вечер Льдиния Элоизе, расчесывая перед сном ее длинные густые волосы. Она пыталась объяснить дочери мечту о том, чего Элоиза не сумела бы и вообразить. – Настоящий свет, другой, не такой, как от этих ламп. У него будут теплые лучи… В ручьях будет журчать вода – ты не представляешь, как ласкает сердце этот звук! А еще там будет ветер. И он будет шелестеть листвой на деревьях – в сотни раз выше тех, что выращивает Кедр. Таких, как в нашем Лесу, только их там будет в тысячу раз больше! А в синем небе будут плыть облака… – Льдиния заговаривалась и не замечала, что перестает объяснять дочери незнакомые слова.
– Облака, – шептала маленькая Элоиза. Она видела их изображения на картинках в старых книгах. Белые, и розовые на закате, и черные – тогда, Элоиза это уже знала, с неба начинала капать вода. А еще похожие на тонкие прозрачные полосочки, и порой среди них парят эти невероятные создания – птицы.
В ее воображении все это казалось невыразимо прекрасным.
– Мы скоро там окажемся, мама? Я хочу поскорее!
Льдиния гладила ее по волосам и целовала в лоб.
– Все мы очень хотим, сердце мое.
Недооцененное искусство верно заданных вопросов
– Липа, наверное, в Куполе, – сказал Никола, вернувшись в коридор. Он огляделся и с неожиданным облегчением понял, что на этот раз его никто не поджидает.
– Или нет. Час уже поздний. Может, завтра попробуем ее разыскать? – вся решимость Лавра внезапно куда-то пропала.
Никола взглянул на наручные часы. И правда, прошло гораздо больше времени, чем он думал. Непростительно много.
– Ну да, не в комнату же к ней ломиться, – Никола и сам не понимал, чего больше в его словах – облегчения или же разочарования.
– Плохенький из тебя Ромео, что сказать. Пойдем, провожу тебя, пока еще чего-нибудь не случилось. Хватит на сегодня.
Никола вдруг почувствовал, что ужасно устал. Бессонная ночь, волнения и тревоги безумного дня и постоянный страх наконец сделали свое дело. Пока Никола был бесконечно занят и изнывал от опасений, он толком не замечал, как мало сил у него оставалось.
Они шагали молча, каждый погрузившись в себя. Никола думал о Липе, и размышления выходили невеселыми.
Как ни пытался, он не мог вспомнить их первую встречу: просто одновременно с его новой жизнью на Корабле появилась и красивая, покрытая синей чешуей бойкая иномирка, которой он жуть как не нравился. Никола был почти уверен, что не пробовал подружиться и даже старался держаться подальше. Точно знал, что до той самой драки Липа часто играла с Лавром и никогда – с Лючией. И что в какой-то момент насмешки стали такими злыми и жестокими, что пришлось вмешаться Вязу. А потом или его слова сработали, или они все повзрослели, а может, и то и другое сразу, – но все нападки свелись к язвительным замечаниям и колючим взглядам.
Но, похоже, только до вчерашнего дня.
Никола знал, что Липа потеряла мать и старших сестер в Большой Беде и, как и остальные иномирцы, справедливо винила в этом людей. Вот только сам Никола к этим отходам, «Спасителям» и Окну не имел никакого отношения. Но Липу это, кажется, мало беспокоило.
Никола, впрочем, в ответ научился не тревожиться от ее выпадов. И теперь с удивлением понял, как давно они в действительности перешли в разряд молчаливой вражды, а сама Липа чаще казалась печальной, чем озлобленной. Тем сложнее было поверить, что она имела какое-то отношение к произошедшему в библиотеке.
Нестерпимо захотелось остановить Лавра и признаться ему в том разговоре с Кориандром. Объяснить, в какой беде, возможно, Элоиза, попросить помощи, рассказать, что надо только суметь поменять карты, и