И снова — уже в который раз — нешуточная тревога обуяла меня. Любой, кто знал когда-то Джека Гордона, взглянув на фото и пробежав взглядом заметку, сразу узнает меня.
Вечером следующего дня состоялся банкет. Это было тяжелое испытание для меня, но он закончился благополучно.
Мэттисон расточал нам с Джеффом комплименты. Муниципалитет верит в нас, он, Мэттисон, тем более, и уверен, что мы далеко пойдем, построим прекрасный мост, и все такое, и все такое.
Слушая, как заливается соловьем Мэттисон, я искоса глянул на Сару. Она сидела очень довольная с повлажневшими глазами. Перехватив мой взгляд, она улыбнулась. Это был счастливейший момент в моей жизни.
Выступление на телевидении предполагалось завтра. Сара в студию не поехала.
— Предпочитаю посмотреть твое выступление в домашней обстановке, — сказала она.
Наше интервью прошло выше всяких похвал. Предложение Криди о показе модели моста оказалось как нельзя более кстати. Мы просто и доходчиво объяснили телезрителям, как намерены строить мост и почему налогоплательщики могут быть уверены, что мы потратим их деньги на очень полезное дело.
— Не секрет, — вступил в разговор Криди, — что гонорар этих ребят составляет сто двадцать тысяч. Как вы намерены распорядиться такой кругленькой суммой, парни?
— Приобрету приличный автомобиль, после того как налоговые органы отберут у меня большую часть гонорара, — не без юмора ответил Джефф.
Криди перевел взгляд на меня.
— А вы, мистер Холлидей, насколько я слышал, решили обзавестись собственным домом?
— Возможно.
— Сами будете строить?
— Еще не решил.
— Ему хватит работы и с мостом, какое уж тут строительство дома, — пошутил Джефф.
Все рассмеялись, и на этом интервью закончилось.
Едва телеоператор выключил камеру, Криди открыл бутылку шампанского, и мы ее распили. Мне поскорее хотелось увидеть жену, ко так сразу уходить было неудобно.
— Ну что же, ребята, — провозгласил Криди. — По-моему, закладка моста состоялась. Осталось только построить его.
Мы пожали ему руку.
Ко мне подошел один из рабочих студии.
— Вам звонят, мистер Холлидей.
— Это супруга, готов поспорить, — сказал Джефф. — Желает как можно быстрее сказать ему, каким красавцем он выглядел на экране телевизора. Я подожду тебя внизу, Джек.
Криди и он вышли из студии.
Я заколебался, но, заметив, с каким недоумением смотрит на меня рабочий, подошел к телефону и снял трубку, уже инстинктивно чувствуя, кто звонит. Самые худшие мои подозрения оправдались.
— Хэлло! — Этот голос невозможно было спутать ни с каким другим. Рут! — Видела твое выступление. Поздравляю.
Мне показалось, что на меня обрушился потолок. Но вокруг находилось много людей, и следовало соблюдать максимальную осторожность. Я попытался взять себя в руки.
— Благодарю.
— Итак, ты разбогател.
— Я не могу разговаривать на подобные темы.
— Понимаю. Буду ждать тебя в десять вечера в холле отеля «Хэллуин». Если ты там не появишься, последствия не заставят себя ждать.
С этими словами Рут положила трубку. То же самое, словно во сне, сделал и я, затем дрожащей рукой вытащил носовой платок и вытер лоб. Выглядел я, наверное, как покойник, которому объявили о начале Страшного суда.
— Что-нибудь случилось, мистер Холлидей? — участливо спросил рабочий.
— Все в порядке, не волнуйтесь.
— Скорее всего, это от освещения. Эти юпитеры… На вас лица нет.
— На свежем воздухе все пройдет.
— Вас проводить?
— Благодарю. Не волнуйтесь, скоро все пройдет.
Я вышел из студии и спустился в холл, где меня ожидали Джефф и Криди.
Глава 2
Я едва отыскал отель «Хэллуин». Это оказалось одно из тех сомнительных заведений с почасовой сдачей номеров, что во множестве выстроились вдоль набережной в Ист-Сайде и раз за разом закрываются полицейскими, чтобы так же регулярно возникать вновь — с «новой администрацией».
После того как я отвез Криди в ресторан, где его с нетерпением ожидала жена, а Джеффа к нему на квартиру, было уже поздно ехать домой, чтобы затем снова пересекать почти весь город и в десять встретиться с Рут.
Я позвонил Саре и сказал, что нужно заехать в офис, так как Криди нужны цифровые выкладки для статьи, которую он сейчас пишет. При этом я добавил, что поужинаю с ним, так что неизвестно, когда попаду домой. Я чувствовал себя омерзительно, говоря эту ложь, но иного выхода не было, так как правду жене сказать я не мог.
В вестибюль гостиницы я вошел в самом начале одиннадцатого. За конторкой дежурного администратора сидел старик негр. Сбоку от дверей в деревянной кадке стояла пропыленная пальма, дальше в ряд тянулись пять бамбуковых стульев — судя по их виду, в них никто никогда не садился. Все дышало убожеством и нищетой.
Сделав пару шагов, я остановился и огляделся.
В углу, в единственном кожаном кресле сидела неряшливо одетая женщина. Она не сводила с меня взгляда, из уголка кричаще накрашенного рта свисала сигарета.
Это была Рут, но я не сразу узнал ее. Коротко подстриженные волосы уже не серебристого, а кирпично-красного оттенка. На ней были поношенные черные брюки и застиранная, давно потерявшая первоначальный цвет блузка.
Чувствуя на себе пристальный взгляд старика негра, я пересек холл и подошел к Рут. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Ее отекшее лицо покрывала нездоровая бледность, и она выглядела намного старше своих тридцати лет. Пятна дешевых румян если и могли кого-то обмануть, так это только хозяйку. Выражение глаз — равнодушных, много повидавших глаз уличной женщины — было мрачным, они напоминали камешки, окрашенные в черно-синих чернилах. С невольной дрожью я отметил, насколько сильно она изменилась. Разговаривая по телефону, я мысленно представлял ее такой, какой видел в последний раз.
Я отметил, как ее взгляд быстро скользнул по моему костюму.
— Хэлло, Джек! Давненько не виделись.
— Не проще ли пойти куда-нибудь в более удобное место, где можно без помех поговорить, — сказал я внезапно охрипшим голосом.
— Надо же! — Губы Рут искривила глумливая улыбка. — Не хочу ставить такого большого человека в неудобное положение. Если твои знакомые увидят тебя в моем обществе, они черт знает что могут подумать.
— Но здесь невозможно разговаривать. Может быть, лучше посидим в машине?
Рут отрицательно покачала головой.
— Нет. Будем разговаривать здесь. И можешь не обращать внимания на Джо. Он глухой от рождения. И вот еще что. Закажи виски.
— Это ты можешь заказать и сама. Счет я оплачу.
Она поднялась и подошла к конторке администратора (негр, откинувшись на спинку кресла, с брезгливой гримасой глянул не нее).
Ни слова не говоря, Рут нажала кнопку звонка.
Открылась боковая дверь, и на пороге появился широкоплечий итальянец с немытыми черными волосами и густой щетиной на подбородке. На нем была помятая куртка и грязные джинсы.
— Тони, бутылку виски, два бокала и содовой, — распорядилась Рут. — И быстрее.
Итальянец мрачно посмотрел на Рут.
— Кто будет платить?
Рут пальцем указала на меня.
— Он… Поторапливайся.
Взгляд черных глаз итальянца на миг задержался на мне, он кивнул и скрылся в глубине холла.
Я пододвинул к креслу Рут бамбуковый стул и сел так, чтобы видеть вход в вестибюль.
Рут вернулась на свое место. Пока она шла, я успел заметить и ее порванные чулки, и донельзя изношенные, чудом держащиеся на ногах туфли.
Почти как в старые добрые времена, не так ли? — заметила она, садясь. Только ты теперь женатый и уважаемый человек. Она вытащила пачку сигарет, закурила и выпустила дым через нос. — Да, ты не терял времени даром, особенно если учесть, что все эти годы должен был париться за тюремной решеткой, а то и гнить в земле где-нибудь в уголке тюремного двора.
Итальянец принес виски, я заплатил, и он, бросив на меня изучающий взгляд, снова скрылся за дверью.
Рут трясущейся рукой налила полный бокал виски и пододвинула бутылку ко мне. Я не притронулся к ней. Рут жадно проглотила половину и лишь после этого добавила в бокал содовую.
— Что молчишь? — спросила она, не сводя с меня немигающего взгляда. — Сказать нечего? Расскажи, как жил все эти годы. Вспоминал хотя бы иногда обо мне.
— Вспоминал.
— Задумывался, как я живу, что делаю?
Я промолчал.
— У тебя сохранилась пленка с записью моего голоса?
От пленки я избавился еще в Лос-Анджелесе, желая уничтожить все, что могло напомнить мне о Рут.
— Нет, она где-то затерялась, — безучастно сказал я.
— Жаль. Хорошая была запись. Ей цены нет. А я надеялась, что она у тебя и я смогу ее продать.