Соседи зашептались. Мало кто поверил ослепленной горем Фире. Но та не сдавалась:
— Кто купил у внеземельного торговца непонятный кокон? У кого этот кокон потом пропал? И кто у нас занимается ведьмовством? И на кого показал господин Ставриди?
Подавленная мощью аргументов толпа зароптала. А Фира продолжила:
— А теперь посмотрите, кому напакостил вурдалак? Вот Иван, его куры три года назад поклевали у Марфы семена на клумбе! И где теперь те куры? А вот Зина, ее собака прошлым летом порвала марфиному сынку штаны! А Хаим… вы все помните, что мой Хаим сделал по весне Богданчику!
Ничего особенного Хаим Богдану не делал, да и сделать не мог: был сапожник худ и слабосилен против могучего соседа. Так, по пьяному делу плюнул в его сторону, за что был схвачен за шиворот и водворен на свое крыльцо.
Но сейчас, рядом с окровавленным телом Хаима, люди верили словам Фиры.
— И помните, с вами будет то же! — женщина ткнула худым пальцем в небо, словно призывая его в свидетели.
Марфу и ее семью на Большой Рыбацкой уважали и даже побаивались.
Только поэтому перепуганные, впечатленные словами Фиры соседи не разделались с гадалкой сразу же. Люди стояли перед ее крыльцом, насупленные, хмурые, злые. И молчали. Марфа молчала тоже.
— Я имею сказать, уважаемая Марфа, — заговорил наконец Степабоцман, известный своим красноречием, — что мы имеем прамблему. И эту прамблему надо решать. И хоть мы не в суде, дорогая Марфа, а я не прокурор, чтоб ему… здравствовать, но вам-таки придется оправдываться.
Ничего не ответив, гадалка обвела толпу тяжелым взглядом, развернулась и вошла в дом. В спину ударил чей-то злобный крик:
— А то можем и красного петуха подпустить, ведьма!
***
— Я верю тебе, жена, — поздним вечером, сидя за столом, говорил Богдан. — Но скажи мне: не могла ли ты и вправду купить кокон какого-нибудь чудища? Случайно?
— Это хранитель, — упрямо сказала Марфа.
Вдруг Никита прошептал:
— Слышите, там, на улице…
В ночной тишине явственно слышны были чьи-то вкрадчивые шаги. Ктото бродил вокруг дома, выискивая вход. Богдан на цыпочках подошел к стене, снял висевшее на ней ружье.
— Посвети! — бросил он сыну и распахнул дверь.
Никита взял со стола керосиновую лампу и вышел на крыльцо. За его спиной стояла Марфа, тревожно вглядываясь в темную ночь. Из мрака вдруг донесся чей-то злобный вой, а вслед за ним — полный ужаса человеческий крик и звук падения тела.
— Ну уж нет! — пробормотал Богдан и, подняв ружье, шагнул в темноту.
Вой повторился, зазвенел тоскливо на самой высокой ноте, и внезапно оборвался, перейдя в захлебывающийся стон. В домах зажигались окна, хлопали двери, вокруг раздавались шаги, звучали взволнованные голоса соседей.
Люди бежали на помощь.
Никита направился вслед за отцом, но не успел сделать и шага. Вышедшее к нему существо, казалось, было рождено самой ночью. Огромный, с годовалого теленка, пес, тело которого было будто соткано из теней, а глаза горели как красные звезды, широко оскалился, показывая сверкающие белоснежные клыки в палец длиной. Парень шагнул назад, но не успел спрятаться за спасительной дверью: зверь совершил длинный прыжок, сбил Никиту с ног… и, завиляв хвостом, принялся старательно облизывать его лицо.
— Великолепнейший экземпляр мобари! — сказал, выходя из темноты, господин Ставриди и потер ушибленный затылок. — Очень редкое животное!
Если бы не он, не говорил бы я сейчас с вами.
— Все же караулили вурдалака, Аполлон Дионисович? — улыбнулась гадалка. — Да прокараулили…
Господин Ставриди сконфуженно потер ушибленный затылок.
— А вот и вурдалак! — Богдан подтащил и бросил у ног мага тело уродливого существа, одновременно напоминавшего и летучую мышь, и волка. —
Друг его загрыз. Видно, и из дома ушел, потому что нежить почуял.
На Марфином крыльце, повизгивая от счастья, приветствовал хозяев демонический бойцовый пес из далекого мира Вирг — охотник на нежить.
— Я же говорила, у нас будет самый лучший хранитель дома! — торжествующе произнесла Марфа.
Александр Ромашихин
Ракушка
Егор Семенович Крылов, молодой человек двадцати пяти лет от роду, спустился по ступенькам банка, в котором служил, и полной грудью вдохнул прохладный вечерний воздух, напоенный ароматами весенних цветов и моря.
Солнце еще только клонилось к закату, идти домой не хотелось, и он решил прогуляться по набережной, чтобы сбросить накопившуюся за день усталость.
Фонтаны на бульваре громко журчали, выбрасывая вверх позолоченные солнцем струи, свежая, еще не успевшая запылиться листва едва слышно шелестела от прикосновений ласкового морского бриза, сильный аромат белой акции будил романтические воспоминания, и Егор Семенович, очарованный гармонией весны, улыбался, рассеянно глядя по сторонам и автоматически кивая встречным знакомым.
Народу на набережной было немного, и если смотреть только в синеву играющего солнечными бликами моря, можно было представить, что гуляешь в полном одиночестве. Сюда не доносился ни вечный шум портовой суматохи, ни глухой топот и шарканье центральных улиц города, только негромкий плеск волн не давал тишине улечься на теплые камни мостовой.
— Купите ракушку, — тонкий детский голос сломал хрупкую иллюзию уединения.
Егор повернул голову — рядом стоял белобрысый мальчишка лет десяти и двумя руками протягивал ему довольно большую причудливую раковину.
— Зачем она мне? — пожал плечами молодой человек.
— Море слушать, — объяснил мальчишка, и приложил раковину к уху.
— Так вот оно, море, его и так хорошо слышно, — усмехнулся Егор.
— Это здесь слышно, — не унимался мальчишка, — а дома? Вот загрустите, возьмете ракушку, а там море. Ну купите.
— И сколько ты за нее хочешь? — спросил потенциальный покупатель, вздохнув.
— Полтинник, — радостно сообщил мальчишка.
— Ого! — изумился банковский служащий. — Что-то дороговато.
— Так она же заморская, — обиженно объяснил мальчишка, — у нас таких не водится. Я у старого моряка ее выпросил.
— Ладно, давай твою ракушку, — Егору почему-то стало жалко пацана.
Отдав деньги, молодой человек положил раковину в портфель и хотел еще что-то сказать мальчику, но с удивлением обнаружил, что того уже и след простыл. Он постоял еще немного у парапета, наблюдая, как оранжевый шар солнца опускается на башни крепости, и не спеша, направился домой.
Егор как обычно поужинал в греческой «Таверне», и в приподнятом настроении поднялся в свою небольшую квартирку, которую снимал в доходном доме купца Пантелеева. Удобно устроившись в кресле, он просмотрел вечернюю газету и, не найдя ничего интересного, уже собрался лечь спать, когда вспомнил о своей необычной покупке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});