людей придет на наши похороны? Что это будут за люди?
Точных ответов на большинство этих вопросов мы никогда не получим. Мы сможем наверняка ответить только на один: кем мы будем в конце нашего пути?
Мы – это наши поступки. И они единственное, что точно останется после нас.
***
Учителя истории (почему-то) очень сильно не любили меня. Последняя моя учительница и вовсе считала меня за некое тупое и безобразное создание. Мои идеальные доклады – всегда на три, а доклады с небольшими ошибками – на два. Зато её любимый ученик (не буду называть имен) самый лучший на свете. Он не тупой и не наглый, а просто очень ленивый гений. Он несет бред видимо, потому что настолько хорошо знает материал, что ему позволительно издеваться над ним. Да-да. Жаль только я знаю, какая гнида на самом деле этот человек. Он не зайка, который вас любит с первого класса, он низкое, лживое существо, которое прямо перед вашим носом закидывает насвай себе под губу, говоря, что это жвачка. А за спиной говорит такие «лицеприятные» вещи про вас, которое я бы не стал говорить даже своему врагу. И да, если не учитывать факты, которые я описал, то он действительно очень хороший, талантливый мальчик со светлым будущем, а я… А я безнадежный дурак, за которого даже браться не стоит.
И знаете… Я бы не брал близко к сердцу такое отношение, если оно было бы единичным, но ведь нет! Шесть лет. Три школы. Все учителя, кроме двух, относились ко мне с пренебрежением. Только два учителя, поддерживали меня и учили. За что им спасибо.
Конец второй части
«Жили два кактуса», «Добряк», «Жалкий рыцарь», «Труд» – это самые любимые мои произведения. Они являются идеальным примером моего стиля. Всё, кто читал их, говорили: «А где рифма?». Я брал стихотворение в руки, читал его, и их вопросы почему-то отпадали.
Помню, когда я только пришел в «Азарт», какой-то знаковый филолог читал мои стихи для ознакомления. Она бубнила про себя: «Вот тут у нас парная рифма, а тут, почему-то перекрёстная. Тут вообще нет. Боже, где размер?». Я аккуратно дернул за плечо девушку, которая сидела рядом со мной, и спросил:
– О чём это она?
– Перечисляет виды рифм.
– У рифмы есть виды?!
На меня посмотрели, как на идиота. Человек, пишущий стихи, не знает, что такое рифма, размер, ритм. Меня пристыдили и сказали, что (оказывается!) этим вещам учат ещё в школе. Забавно. Ни в одной школе меня ничему подобному не учили. Мне давали стихи любого автора и говорили: «Читай». И я читал. Читал лучше всех! И я никогда не знал, почему я читаю именно так. Я просто чувствовал стихи. Понимал автора – понимал, что он хочет донести. И когда я начал писать свои первые произведения, они получались ужасными. Я помню, какими они были – по-настоящему без ритма и без рифмы. Но так как о таких терминах я не знал, я предположил, что всё дело в звучании.
Для меня стихи были набором ёмких слов, которые красиво звучат. И так как мои стихи звучали не очень, я подумал, что именно в этом и есть проблема. В звучании. Я подбирал разные слова, делал на них акценты и проверял, как они звучат в том контексте, в который я их поместил. И так до более-менее хорошего результата. Я перебирал слова так, словно искал идеальный звук чистого и пустого бокала. И знаете… Спустя много лет я понял, что у меня получилось.
Меня никто не учил. Я учился сам – на собственных ошибках. И этот уникальный путь позволил мне создать нечто новое, уникальное – то, чего ранее не создавали. Когда я искал вид своих стихов, я перерыл весь интернет, но не нашел ответа. Некоторые предполагали, что у меня белые стихи. Я посмотрел пример белых стихов – нет, совершенно не то. Может быть, я подражаю стилю Маяковского? Я изучил их. Совершенно иной тип (хотя в чём-то похожи).
В итоге, я пришел к выводу, что таких стихов, как у меня – нет. Вы можете называть меня самодовольной выскочкой, высокомерным мерзавцем, но я всё равно буду стоять на своём. То, что создал я, уникально. Мои стихи – это интонационные стихи. Увидеть рифму в них на письме практически невозможно, потому что она скачет – как будто бы прячется между строк. В моих стихах присутствует классическая рифма (чаще всего перекрестная), но она уходит на второй план! На первый план выходят интонации и ударения. Именно они и являются движимой силой моих произведений. Благодаря правильно расставленным интонациям (акцентам) и ударениям, выстраивается специфический ритм, который, в свою очередь, подчиняется движению истории.
Мою поэзию называли прозой в стихах и даже советовали переписать все мои произведения под прозу и, мол, получилась бы отличные зарифмованные истории. Спасибо, но нет. Я буду бороться за право призвания моих стихов именно, как поэтических произведений, потому что мои стихи – это стихи! Стихи. И ещё раз стихи.
ЧАСТЬ III
«Маленький взрыв в Большом космосе»
«Вьюга»
Я рабочий
Черных рук.
Я крестьянин –
Прост на дух.
***
Но даже я –
Безграмотный, да нищий
Не сдаюсь
Во вьюге холодов.
***
Я иду
По бело снегу
И плыву
По пустыне облаков.
***
А вокруг меня
Лишь трупы ледяные,
Вокруг меня…
Лишь останки слабаков.
***
Они мне молвят:
«Сдайся нищий…!
Ты там дальше…
Не пройдешь.
***
Мы разбиты,
Мы там пали.
Будь уверен,
Ты падешь!
***
Проще сдаться,
Проще встать,
Проще жизнь
Свою отдать».
***
Я согласен.
Проще сдаться…
Проще пасть
И не сражаться.
***
Я-то знаю
Чувство это,
Я падал много…
Не сосчитать.
***
Мои колени
Истекали кровью,
А руки…
Падали в грязь.
***
Но я здесь.
Я иду на тепло.
Я иду сквозь туманы,
Веря в одно:
***
«Я дойду.
И согреюсь там знатно».
Я не везуч,
Но не привык я сдаваться.
*История создания*
Вновь повторюсь. На жизненном пути мы будем не раз встречаться с трудностями. И мы не раз будем падать. Но уверяю вас. Когда вы упали, не стоит сдаваться. Падение – это обязательный этап перед победой. Селен не тот человек, что упал, а тот, что нашел силы подняться.
***
Когда я был маленьким, я дружил с мальчиком. Когда ему было одиноко, он приходил ко мне, и мы вместе играли. Когда