Читать интересную книгу Время Анаис - Жорж Сименон

Время от времени он что-то записывал, наклеивал этикетки на пробирки. Что именно он писал, понять было невозможно — какие-то бессмысленные буквы и цифры.

Альбера передали в руки надзирателя. Когда они шли по уже знакомому двору, светило солнце. Арестованный поднял голову и увидел голубой квадрат неба.

Бош обрадовался, что его поместили в ту же камеру, где он был накануне. Он понял, что в тюрьму его не повезут, поскольку пополудни он понадобится судебному следователю. Привыкая к новому положению, он уже не чувствовал себя новичком.

Встреча с профессором не волновала Альбера, ему казалось, что вел он себя как подобает.

Не успел Бош взяться за котелок, как дверь открылась, и надзиратель произнес:

— Ваш адвокат.

Вид у метра Уара был озабоченный. Он не протянул руку и не стал расспрашивать об утреннем осмотре.

— Твоя мать здесь, — сообщил он.

— Ее уже вызвали?

— Нет. Она приехала вчера вечером и успела везде побывать. В настоящую минуту сидит в коридоре возле кабинета судебного следователя. Он ее сейчас примет. Она сама на этом настояла. Не знаю, получит ли она разрешение на свидание сегодня. Думаю, вряд ли. Но, во всяком случае, Базен разрешит ей остаться у него в кабинете, когда мы к нему придем.

— Вы разговаривали с матерью?

— Да.

— Ну, и какое у нее настроение?

В ответ Уар лишь пожал плечами.

— А какое, по-твоему, у нее должно быть настроение?

7

Альбер узнал голос матери, доносившийся из-за двери. Адвокат постучал. Столкнувшись лицом к лицу с матерью, Бош растерялся, не зная, как себя вести. Она сидела у окна напротив судебного следователя. Видно, плакала: в руке скомканный платок. Она не встала, не протянула ему руку, а лишь посмотрела с каким-то испугом, да и то, как показалось Альберу, деланным, и он лишь улыбнулся, проронив:

— Прости, мама.

Сказал, как бы успокаивая мать. Выражение ее лица было почти такое же, как у трактирщика из Энграна. Бош скорее догадался, чем услышал лепет матери:

— Боже мой! Боже мой! Что я тебе сделала?

Оба понимали, что им нечего сказать друг другу, что встреча будет ненужной и мучительной. И Альбер досадовал, что произошла она именно в тот самый день, когда он почувствовал в себе потребность быть откровеннее.

— Вашей матушке очень хотелось повидать вас, — проговорил судебный следователь, — а заставлять ее ждать дня свидания я не мог.

Мадам Бош сокрушенно покачала головой, словно перед ней было чудовище, отпетый преступник.

— Как ты посмел? С твоим-то воспитанием, видя одни лишь положительные примеры…

— Не мучь себя, мама. Все гораздо проще, чем ты думаешь.

— Вы слышите, господин судебный следователь? Что я вам говорила? Он не отдает себе отчета в своих поступках. Уверяю вас, раньше он таким не был. Он был слаб и слишком добр, и с ним делали все, что хотели. Эта женщина довела его до такого плачевного состояния. Разве я не говорила тебе, Альбер, что она тебе не пара?

Ему представилось, что гнусная эта комедия разыгрывается специально для следователя, но ему стало жаль мать, и он начал ей подыгрывать.

— Да, мама.

— Сколько я слез выплакала, узнав, что ты намерен на ней жениться! Вспомни! Ты специально приехал. Худой, издерганный. И когда я тебе отказала в благословении, ты заявил, что скорее покончишь с собой, чем от нее откажешься.

— Это правда.

Альбер поскучнел. Посмотрел на часы, прикидывая, сколько продлится эта встреча. Он никогда не испытывал особенной привязанности к матери, но тут понял, до чего они далеки друг от друга. Неужели он испытывал бы те же чувства, если б перед ним был отец? Хотелось верить, что нет, что все было бы иначе, но в глубине души Альбер сомневался.

Признайся он в этом судебному следователю или адвокату, разве те не заявили бы в один голос, что он чудовище?

— Раз двадцать, господин следователь, я умоляла его вернуться домой. Ему предлагали прекрасную должность и в Монпелье, и в Ниме, потому что все любили и уважали его отца. С самого начала, с тех самых пор, как он начал писать письма с просьбами о деньгах, я поняла, что он катится по наклонной плоскости. И когда он, вопреки моей воле, женился на этой женщине — тайком, в мэрии, а не в церкви, — я ему сказала, что все это плохо кончится. Я тебя предупреждала, Альбер?

— Да, мама.

— Твой бедный дедушка и твоя бедная бабушка, которые за всю свою жизнь и мухи не обидели, даже заболели. Из Гро-дю-Руа я уехала, словно воровка, не смея взглянуть людям в глаза. Маленькая Франсуаза, наша соседка, которая всегда тебя любила и потому даже замуж не вышла, пришла утешить меня, когда услышала по радио, что произошло. Она просила меня передать, что молится за тебя, Альбер.

— Спасибо.

— Вот видите, каков он, господин судебный следователь! Как холодно разговаривает, будто я ему чужая. Я вас уверяю: после того как он познакомился с этой женщиной, он стал совсем другим.

— Не будьте слишком суровы к сыну, мадам Бош, — прервал ее метр Уар. — Подумайте, в каком он очутился положении.

Судебному следователю, казалось, было не по себе.

— А в каком мы положении, господин Уар? Вы знали моего мужа. Бывали у нас. Знаете, как мы живем. Неужели вы думаете, после всего этого мы посмеем нос из дому высунуть? Я и без того больная. Не успела от операции оправиться, а тут этот удар. Чувствую, он меня доконает. И раз вы собираетесь его защищать, обещайте говорить правду. Альбер был хорошим мальчиком, пока жил с нами, но стоило ему попасть в руки этой интриганки, этой помешанной, как он и сам стал помешанным. Вы посмотрите на него. Он меня даже не слушает. Ждет не дождется, когда уберусь отсюда. Я уверена, доктора установят, что он умалишенный, и его станут лечить.

Встретив взгляд арестованного, судебный следователь почувствовал жалость.

— Прошу прощения, мадам, что вынужден прервать свидание, — произнес он, вставая. — Мне самому нужно задать вашему сыну ряд вопросов, а время уже позднее. Я записал адрес вашей гостиницы и вызову вас в самое ближайшее время. Я вам передал разрешение на свидание?

Мадам Бош удостоверилась, что пропуск у нее в сумочке, и тоже поднялась.

— Вы мне обещаете, господин Уар?

— Обещаю сделать все, что в моих силах, мадам. В свою очередь я хотел бы вас попросить, если господин судебный следователь не возражает, не отвечать на вопросы журналистов, которые вам, несомненно, начнут досаждать.

— Утром они уже приставали ко мне.

— Как можно реже выходите из своего номера. Скажитесь больной.

Мадам Бош повернулась к следователю, который, судя по его виду, одобрял советы адвоката. Она не знала, как ей уйти. Она не могла миновать сына, стоявшего с опущенной головой. Пошмыгав носом, словно собираясь расплакаться, нерешительно помялась, потом положила голову сыну на плечо, но не обняла его.

— Мне хорошо известно, что ты не виноват. Разве не так? — сказала она сквозь слезы.

— Прости, мама, — твердил Альбер.

И все же ему захотелось прижать мать к груди, потому что было жаль и ее, и в особенности себя, оттого, что ей никогда не понять случившегося. Но Альбер сдержался и, услышав, как закрылась дверь, почувствовал облегчение.

Судебный следователь понял, что арестованному нужна передышка, и сделал вид, что занят чтением отпечатанных на пишущей машинке листков, лежащих у него на столе. Тут же на углу стола лежали свежие номера газет. Альбер увидел свое имя, и ему захотелось узнать, что же о нем пишут.

— Попросите войти господина Жермена.

Жермен, судебный исполнитель, находился в соседней комнате. Когда он вошел, следователь обратился к адвокату:

— Если не возражаете, метр, я задам вашему подзащитному несколько вопросов.

Следователь был явно заинтригован спокойствием Боша, отсутствием всякой нервозности, естественностью поведения.

— Прежде всего, господин Бош, я должен вас спросить, каким образом вы намерены рассчитаться с долгами? Я установил, что, хотя получаемое вами жалованье было весьма значительно, жили вы не по средствам. Едва познакомясь с Сержем Николя, вы оставили свое жилище на улице Бержер и заняли квартиру на набережной Отей, которую обставили в кредит, воспользовавшись услугами дорогостоящего декоратора. Спустя два года вы не оплатили и половины расходов по договорам, подписанным вами, которые неизменно опротестовываются… Теперь о приемах, что вы устраивали по крайней мере раз в месяц, стоимость которых составляла бюджет средней семьи. Вы, несомненно, станете утверждать, что это было необходимо для пользы дела? Вы приобрели автомобиль, стоимость которого также не выплачена полностью. Вот уже несколько месяцев вас разыскивает финансовый инспектор. Вы задолжали портному, мяснику, виноторговцу и даже служанке, которая не получила, в общей сложности, жалованье за год. Вы отделывались тем, что изредка выплачивали, в виде аванса, мизерные суммы. Вы согласны с моими замечаниями?