Читать интересную книгу Франклин Делано Рузвельт - Рой Дженкинс

Следующим появился Закон о регулировании сельского хозяйства [51], который вступимл в силу в середине мая, примерно в то же время, что и закон об учреждении первого крупного регионального проекта США, получившего название «Управление ресурсами бассейна Теннесси». Закон о регулировании сельского хозяйства был направлен на преодоление кризисной ситуации в сельскохозяйственной сфере, где избыток объема продукции на внутреннем рынке привел к существенному снижению цен, что было на руку промышленным потребителям и ставило фермеров в безвыходную ситуацию. Этот закон имел много схожих черт с бесславной Единой сельскохозяйственной политикой Европы четверть века спустя. Излишек сельскохозяйственной продукции удалось снизить путем выплат фермерам компенсаций за то, что последние сокращали поголовье скота и посевные площади под основные сельскохозяйственные культуры — пшеницу, хлопок и табак. Это решение было эффективным, но ошибочным, в том смысле, что многие американцы все еще жили впроголодь. Еще одним последствием принятого закона стало то, что федеральные деньги оказались в руках крупных и довольно богатых фермеров, у которых было больше возможностей «не выращивать свиней». При всем том, как и европейская Единая сельскохозяйственная политика, Закон о регулировании сельского хозяйства, в определенной степени, способствовал восстановлению равновесия в сфере сельского хозяйства и вывел из безысходной ситуации многие фермерские хозяйства.

Исходя из названия «Управление ресурсами бассейна Теннесси», [52] можно подумать, что речь идет о какой‑то локальной программе, но фактически это была масштабная программа регионального развития в одной из наибеднейших частей Соединенных Штатов. Река Теннесси несет свои воды через семь штатов: Вирджиния, Северная Каролина, Кентукки, Теннесси, Джорджия, Алабама и Миссисипи. Территория бассейна реки равна трети Великобритании. И это был один из наиболее отсталых аграрных районов США, население которого в своем большинстве жило в крайней нужде. Кроме всего прочего, районы характеризовались высокой частотностью наводнений, тут свирепствовала малярия и отсутствовала электроэнергия (только 3 % фермерских хозяйств обладали этим благом цивилизации). Эта территория была словно специально создана для того, чтобы Рузвельт мог проявить свои прогрессивные идеи. В отличие от одного небезызвестного британского политика, которого называли «социалистом в любом департаменте, кроме своего собственного», ФДР принимал наиболее радикальные решения в сферах, в которых разбирался наилучшим образом — коммунальное электроснабжение и экономика сельского хозяйства. Увертюра из угрожающе звучащей, но любопытной и ценимой современной оперы Электрификация Советского Союза, если аббревиатуру СССР (USSR) поменять на США (USA), больше подошла бы в качестве музыкальной предвыборной темы ФДР, чем неудачная мелодия «Тротуары Нью — Йорка» Эла Смита. Законопроект, разрешающий деятельность государственной корпорации «Управление ресурсами бассейна Теннесси», стал законом восемнадцатого мая 1933 года, и эта широкомасштабная программа, конечно, с учетом неизбежных кратковременных падений курса акций прожила, принимая все во внимание, долгую и успешную жизнь.

Рузвельта, на самом деле, обвинили в массированном продвижении региональной «национализации». Так, член Палаты представителей Джозеф Мартин от штата Массачусетс — который впоследствии прославится в качестве мишени для блестящей шутки президента — в речи «Мартин, Бартон и Фиш» [53], во время предвыборной кампании Рузвельта 1940 года, — полагал, что программа построена по коммунистическому образцу. Рузвельт отреагировал с характерным ему апломбом. «Я скажу им, что она (корпорация „Управление ресурсами бассейна Теннесси“) — ни рыба ни мясо, но как бы там ни было, она, несомненно, придется по вкусу народу из долины Теннеси». Деятельность корпорации «Управление ресурсами бассейна Теннесси» вызвала межпартийный энтузиазм у видных западных прогрессивистов [54], например сенатора — республиканца и одного из патриархов американского либерализма Джорджа У. Норриса из штата Небраска. Их инстинктивная изоляционистская позиция (которую Норрис в 1930–е не разделял) не представляла никаких проблем до конца 1930–х, и они решили примкнуть к Рузвельту и его политической силе, которые развивали бурную деятельность.

Успех политики Рузвельта подкреплялся популярной в обществе (но это не касалось Элеоноры Рузвельт) отменой «сухого закона» в отношении пива и вина [55]. Все это было частично замаскировано под меру, предпринятую с целью сбалансировать бюджет (хотя притворства в этом особого не было), поскольку правительство предусмотрительно оставило некоторые ограничения касательно вновь легализованных возлияний. Крепкие напитки были разрешены не сразу, однако стены цитадели были безвозвратно разрушены, и к концу июня ФДР, отдыхая на острове Кампобелло, получил строгий выговор от Элеоноры за то, что «смешал коктейль» для их младшего сына семнадцати лет. Сложно приготовить коктейль из пива и вина, и если бы президент действовал противозаконно, а также, по мнению его жены, безответственно, ее выговор был бы еще более уничтожающим. К счастью для Франклина, Кампобелло находится в Канаде.

Обещания сбалансировать бюджет, данные в Питтсбурге в пылу избирательной кампании, коснулись некоторых сфер. Бюджет на оборону урезали с 752 миллионов долларов в год до 531 миллиона (последняя цифра вряд ли бы при сегодняшних ценах покрыла расходы на один бомбардировщик «Стелс»). Основная часть сокращений коснулась армии. Это спровоцировало генерала Макартура вступить лицом к лицу в несколько истеричную конфронтацию с Рузвельтом, что положило начало его противоборства с президентами — демократами и что, в конечном итоге, привело к его увольнению из армии президентом Трумэном восемнадцатью годами позднее. Зарплаты в федеральных органах власти, в общем и целом, также были урезаны, а несчастные просители премии, не продвинувшись ни на шаг в своих требованиях, обнаружили, что ветеранские пособия, которые, по общему признанию, были чем‑то сродни мошенничеству, были сокращены на 400 миллионов долларов. В то же время были взяты на себя новые финансовые обязательства по Гражданскому корпусу охраны окружающей среды, Закону о регулировании сельского хозяйства, Управлению ресурсами бассейна Теннесси и другим специальным программам. В том, что делалось, прослеживалась некая логика, сродни чему‑то схожему с нетвердым кейнсианством [56], что характерно для ранних действий администрации. Однако, пока Джон Мейнард Кейнс не опубликовал в начале 1936 года свою работу «Общая теория занятости, процента и денег», было бы ошибочным считать его формулу правительственных расходов выходом из кризисной ситуации как целиком понятное тогда учение в английском Кембриджском университете, не говоря уже о Вашингтоне на заре формирования экономической политики «нового курса». Кейнс встретился с Рузвельтом в Белом доме летом 1934 года, когда его идеи уже окончательно сформировались в теорию. Эту встречу можно назвать плодотворной, но многие переоценивали важность достигнутого с президентом согласия во время подобных встреч.

Невероятно краткое, противоречивое и, возможно, самое важное из первых постановлений по «новому курсу» увидело свет сто дней спустя. Законопроект об оздоровлении национальной промышленности [57] был представлен в Конгресс в середине мая 1933 года и вступил в законную силу 16 июня, пройдя через Сенат с минимальным перевесом голосов (46 к 39), что было непривычно для того периода. Зловещим предзнаменованием этого голосования стало то, что одиннадцать демократов не поддержали законопроект. Можно было бы сказать, что Закон об оздоровлении национальной промышленности (NIRA) был не только слишком кратким, но и представлял собой сборную солянку разнокалиберных политических решений. Нетерпеливые моложавые политики, опьяненные атмосферой нововластия в Вашингтоне, нашли возможность внедрить в содержание его положений лично взлелеянные, но мало идущие к делу проекты. В предложенной политике четко просматривались две основных линии. Первое, бизнесу разрешили развиваться в направлении корпоративности. Конкуренция могла бы стать прекрасным лозунгом в условиях процветания экономики, когда победителем становится тот, кто первым достигает вершины; она была менее привлекательна во время кризиса, когда тянула всех вниз к неприбыльному снижению цен в условиях сужающихся рынков. Раздел I в NIRA был чем‑то вроде хартии торговых ассоциаций. Это был уход от прогрессивной традиции, начатой Дядей Тедом, об искоренении трестов и враждебного отношения к картелям. В таком его виде Закон не нравился либералам, в частности судье Верховного Суда Луи Брандайсу, который был сторонником распределения, а не концентрации власти. Он также вызывал неодобрение некоторых сенаторов — прогрессивистов из западных штатов, которые частично стали причиной слабого большинства в Палате. Крен в сторону корпоративизма был отмечен изображением в виде «синего орла» для предпринимателей, которые желали сотрудничать с правительством с целью восстановления благосостояния экономики. Если они принимали кодекс, основанный на отказе от снижения цен, минимальной зарплате в 12 долларов за сорокачасовую неделю (не особенно щедро даже по стандартам 1933 года), им разрешалось использовать символ «птицы» как на самом продукте, так и на упаковке. Скептики назвали этот символ «синий хрыч», но большинство испуганных представителей деловых кругов приняли его. Автомобильная промышленность являлась довольно показательным тому примером. Chevrolet (которая стала основным подразделением корпорации General Motors) признала его, тогда как Генри Форд, который платил сотрудникам более высокие зарплаты, чем установленный государством минимум, упрямо отказался ему следовать.