чудо морское: губы, женские, надеюсь, вы понимаете, о каких губах идет речь, если нет, то спросите у Павла. Они, вдохновленные первородным багрянцем, вдохновенно ждали. Палочками подцепить их не выходило, я взял нож и вилку, начал пилить, не пилится. Прижав эти губы к своим, обслюнявив, сунул в голодные зубы и оторвал кусок. Вкус тоже мне не был понятен, что-то приятное, но жестковатое и агрессивное… будто я пытался распробовать женщину, находя в ней все больше необъяснимого. Официант мне показывал жестом, что надо приправить соусом. Я так и сделал, полил розовую плоть, мясо все мягче, губы податливо приоткрылись, будто им это нравилось. Я вспомнил первый свой поцелуй, – романтично отхлебнул из бокала Павел. – Потом второй, третий. Подошел официант, спросил, нравится ли мне «кунни линь гу»? Я улыбнулся тупо, как улыбаются иностранцы, и тут меня ошарашило: «куннилингус». Впервые я сделал его в ресторане Вьетнама.
– Очень аппетитно. Я бы тоже не отказалась, – рассмеялась я.
– Если ты про блюдо, то вряд ли здесь его подадут, – довольно улыбался Игорь.
– Я бы сказала – не всем, – улыбнулась ему в ответ Маргарита. – Мне повезло, я всегда была распущена, началось все пятом классе – я произвела переворот в школе и пришла в школу в мини и с распущенными волосами. На следующий день несколько девочек последовали примеру и явились в моем образе, после этого революция вошла в сознание. Дома новый день и новый бой. Мы ходили на разные митинги. Мама закрывала грудью двери, отец кричал, что если я сейчас уйду, то домой могу не возвращаться. Они боялись за меня, а я удирала через балкон, – запила Маргарита признание вином.
Однажды меня там подхватили сильные мужские руки. Казалось, нашла себе нормального мужика. Хотя, с другой стороны, что будет делать красивая баба с нормальным мужиком, красивой нужен ненормальный, чтобы то подбрасывал на небеса, то забывал поймать. Так оно и вышло. Я случайно узнала, что он женат. Роман, конечно, сразу скомкала. Встреча с женатыми никогда не входила в мои планы. Короче, спокойно пожелала всего наилучшего. Но не тут-то было. Через год примерно он опять появился, сожалея. Зачем? Чтобы дружить. Не надо со мною дружить, это не развивает меня как женщину.
– Все женщины периодически чувствуют себя обманутыми, неполноценными, нереализованными, – всплыла в моей памяти история из своего неизданного. – Я никогда бы не смогла открыть так широко душу, прямо нараспашку.
– Неужели, – посмотрел на меня Павел. Но почему?
– По-разному: у кого-то нет любимого дела, у кого-то мужа, у кого-то любимого мужа, у кого-то богатого, у кого-то нет банального оргазма и, как следствие, нет возможности ощутить, каково это – быть беременной, выносить ребенка и каково вскормить его грудью. Того же куннилингуса, многие даже понятия не имеют, что это такое, – посмотрела на меня Маргарита, удостоверившись, что я понятие имею.
– Правда, красивая история, сразу вспомнила свои поцелуи. Где были мои глаза, когда я за него замуж выходила? Закрыты. Все закрывают глаза, когда целуются. Я тоже закрыла. Его звали Давид. Где оно, это прекрасное молчание, когда только руки говорили, говорили, говорили. Руки Давида скользили под моим платьем, заставляя вздрагивать от удовольствия, мои руки обняли его торс, потом опустились, найдя что-то твердое. Его желание меня. Любопытно было ощущать, как оно росло и становилось железобетонным. Я расстегнула желанию штаны, чтобы дать ему воздуха. А губы тем временем целовались, языки обнимались, отбросив все слова. Глаза закрыли на мораль, на этику, даже на архитектуру. Мы миловались в потемках на Виа Джулия, самой красивой улочке Рима. Ну вы знаете. Там есть такие ниши в стенах домов. Давид прижал меня к железной решетке под одной из арок, где благодарный плющ скрыл наши тела. Я слышала как журчит фонтанчик, во дворе дома, влагой заполнялось мое лоно. Вдруг решетка за моей спиной открылась и мы провалились прямо во двор. Во дворе мягкий теплый газон под апельсиновыми деревьями. Грех было не согрешить в таком раю. Мы упали на траву, Давид поднял мою юбку, ноги мои сами собой забрались на его бедра. Обняла еще крепче, и вот мой Давид уже внутри меня. «О, боже!» Армия мощных поступательных движений сделали меня потной, сахарной, нежной. «Да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да, да», – все что могли говорить мои губы после жарких поцелуев.
Маргарита говорила с таким чувством, что в этот момент, кажется, все кафе захотело сесть за наш столик, чтобы испытать это самое чувство. Они забыли о своих тарелках, им было любопытно, им было не по себе.
– Да, да, да, да, да, да, да, да, – все мое женское начало уже висит где-то на волоске, над пропастью и наконец отрывается. Прорванная плотина неги, любви, сладости заполняет теплом тело. Я вскрытая, выпотрошенная, счастливая повисла на шее Давида. Еще какое-то время мы с ним одно целое. Потом откинулась на землю, сверху только облака. Дышим друг на друга удовлетворенной страстью. Фонтан во дворике, который на время замолк, зажурчал вновь, – охладила свои горячие слова глотком вина Маргарита.
– Дорогая, может, тебе уже хватит, – отставил бокал Игорь и виновато посмотрел на нас. Публика, напротив, с восхищением, она готова была аплодировать.
– Ты всегда все принимаешь слишком близко к сердцу, – улыбнулась она ему.
– А мне понравилось, такая страсть. Браво!
– Спасибо, Маргарита! Ты очень красивая. Игорь, твоя девочка уже готова. Я чувствую эту влагу.
Про влагу было очень точно. Марго даже пришлось взять в руки бокал, чтобы не выдать свое волнение.
– Пойдем уже, – поцеловал ее Игорь.
– А как же горячее? Ладно, как скажешь. Боишься, что я еще что-нибудь расскажу, и ты меня разлюбишь? Не бойся. Я этого пока никак не хочу. Я всегда была с тобой честна. У Маргариты было несколько любовников, – перевела она себя в 3-е лицо, будто хотела посмотреть на себя со стороны, и все они действительно ее любили.
В этом не было сомнения. Тонкая, высокая, стройная… Темные волосы на лбу подстрижены короткой челкой, смотрящие на нос с горбинкой, на затылке подхвачены высоким испанским гребнем. Суровые с чертовщинкой глаза и все тот же с характером нос, словно ломаная ее отношений. Она дышала таким же переломленным воздухом, поэтому чувствовала все острее. Такую нельзя было не любить. Мимо нее нельзя было пройти, не залюбовавшись. Мое сомнение залюбовалось, остановилось и скоро отстало. Никогда раньше не испытывала таких симпатий к другим женщинам. По одной простой