Читать интересную книгу Миллион для гения - Олег Ёлшин

– А если как следует отпиарить, попросят добавки, – согласилась Галя. Они немного помолчали.

– Леонидов, а зачем ты пишешь? – спросила она, – зачем ты делаешь это? Нашел время. Какого черта ты взялся за это? Как ты это делаешь?

– Как пишу? – задумался он. Раньше она никогда не спрашивала его об этом. – Хожу, топчу свою жизнь ногами, собираю мучения, муку. Потом добавляю каплю удовольствия и тогда пишу. Удовольствие – обязательное условие. Это как хороший соус. Без удовольствия не подхожу к столу. Но, главное – мука. Без нее никак. И чем хуже или тяжелее – тем интереснее. Такая вот сладостная мука – мазохизм.

Она посмотрела на него широко открытыми красивыми глазами и спросила:

– Тебе так плохо со мной?

– Нет, конечно же, нет. Но, часто чего-то не хватает. Появляется желание рассказать о чем-то, поделиться с кем-то еще.

Она еще хотела его о чем-то спросить, но промолчала – не решилась или не знала, о чем.

– Итак, коротышка прав! – Делаем обложки! – возвестила она.

– Ты с ума сошла! Мы напечатали тысячи книг, потратили кучу денег, а ты хочешь их выкинуть и напечатать другие – с новыми обложками?

– Ты тупица, Леонидов! Ты не делаешь выводов! И зачем я тебя с собой беру?

– Не понял?

– Не понял? Конечно, ты не понял! Писатель! Где уж тебе понять! Тебе что было сказано? Печатать обложки, а ты собираешься перепечатывать все книги. Снова не понял?

Он тупо на нее посмотрел:

– Ты собираешься напечатать только обложки? А что дальше?

– Дальше мы обернем ими твои книги! Как в школе ты обертывал учебники газеткой! Теперь понял?

Леонидов восхищенно на нее посмотрел: – Что бы он без нее делал?

– И все-таки ты не ответил, – снова ехидно посмотрела она на него, – что ты там говорил про мужской романчик? Или тебе, действительно, нужно его подарить, чтобы ты обратил на меня внимание? А может, меня тоже надо обернуть в фантик или приклеить что-нибудь? – смеялась она. – А без обложки мы уже никак?

– Ну, почему же, никак. Как! Еще как! – смеялся он.

– Как! – дразнила его она, – все вы одинаковые! Нет, чтобы взять в руки любимую книгу и читать запоем с удовольствием, листать страничку за страничкой, снова перечитывать. Обложка! Не пропускать ни строчки, ни буковки. Потом отложить ее ненадолго в сторону и снова читать. Писатель! Или ты только писать горазд? А читать?

– Страница за страницей? – поддался он на ее провокацию. Такую невинную провокацию.

– Пошел ВОН! – вдруг крикнула она Ангелу. – Иди к черту!

– Думай, кого посылаешь и к кому посылаешь! – возмутился тот.

– Извини, – согласилась она. – Иди-иди, найди нам художника! Нечего тут пялиться!

Тот виновато потупил ангельские глаза и мигом удалился, тяжело вздохнув. Тяжела ангельская ноша – видеть все и делать вид, что ничего не замечаешь.

Если читаешь книгу не наспех, как в метро или в автобусе, толкаясь о чужие спины и головы, а делаешь это с удовольствием: Сначала бережно прикасаешься, берешь ее в руки, ощущаешь запах. Потом, даже если уже читал её раньше, открываешь, словно впервые, и дальше, событие за событием, строка за строкой начинают уводить тебя в загадочные коридоры. В лабиринт, где нет острых углов, где масса тупиков и потаенных ходов, уголков, и ты теряешься и пропадаешь. И кажется, нечем дышать, боишься, что выхода не найдешь и нет его. А он все дальше и дальше ведет тебя за собой. Но, уже не боишься ничего, проходишь этими дорожками, скользя таинственными волшебными коридорами снова и снова, как в первый раз, и уже выбираться отсюда не желаешь, потому что мечтаешь заблудиться здесь навечно, навсегда… Потом снова идешь, и видится выход вдали. Он сверкает ярким пятном, он манит за собой! Голова идет кругом. Осталось лишь несколько шагов, страниц, строк, всего одно мгновение! Но, теперь хочется спрятаться, повернуть обратно, остаться здесь навсегда. А выход уже тащит тебя наружу, не дает обернуться, манит. И, наконец, вот она точка невозврата! Нет возврата туда, откуда только что вышел. Как бы тебе ни хотелось, ты прошел этот божественный путь целиком, прошел до конца. И теперь пулей, невероятным потоком тебя несет восвояси. Счастливого, просветленного и такого молодого. Это и был коридор твоей молодости, загадочный лабиринт, где все было, как в первый раз. И, так всегда.

Потом отрываешься от своей возлюбленной книги и смотришь на нее. Наблюдаешь за тем, как нежный ветерок шелестит, переворачивая страницы. И если перечитываешь знакомую книгу, стоит делать это так, словно читаешь ее впервые. А еще лучше – читаешь в первый и в последний раз – как будто в любой момент она растворится у тебя на глазах и исчезнет навеки. Но, это уже нереальность, фантастика.

– Без обложки лучше? – спросила она, вытирая его мокрый лоб.

– И без того, что к ней приклеивается, тоже, – согласился он.

– Леонидов! Нам нужна обложка! Ты забыл? – вдруг громко сказала Галя. А она ничего не забыла, ее энергия фонтанировала, переливаясь через края.

– Я не умею писать обложки, – лениво ответил он, – только книги.

– Нам нужен художник! – настаивала она.

– Будем искать, – вяло ответил он, не соображая ничего, удивляясь ее способности переключаться. Что же – у каждого свой талант.

– «Будем искать»? Леонидов, и долго ты собираешься искать? Твой друг известный театральный художник – ты не хочешь к нему обратиться?

У него действительно был старый знакомый, можно сказать, друг, который учился на их курсе. Все они вместе учились – одна компания. «Люди, ближе которых по жизни никого и не осталось», – вспомнил он слова Петрова.

– Так, ты будешь ему звонить? – отвлекла она его от этих мыслей.

– Да! – произнес он.

Они встречались после окончания института несколько раз. Последний – два-три года назад. Тот действительно стал настоящим театральным художником – придумывал декорации к спектаклям, потом к театрализованным представлениям, потом просто к представлениям, шоу, концертам и так далее. Время шло, театр менялся, и творчество Художника менялось тоже. Чем он занимался сейчас? Наверное, тем же – писал, творил, декорировал. И, конечно, написать картинку для обложки книги ему ничего не стоило. «Стоило», – подумал он.

– Придется платить? Ну уж, нет, – неудобно даже предлагать – обидится, он и сам поступил бы так же. «Поможет, конечно, поможет». И он снял телефонную трубку. Потом положил ее на место, включив громкую связь. В последнее время по какой-то злой иронии с этим телефонным аппаратом постоянно происходили метаморфозы, и рисковать он не хотел – мало ли что!

– Леонидов! Ты, что ли? – послышался бодрый уверенный голос друга-сокурсника. Тот был очень рад, и никакие помехи не являлись из мира его собеседника. Напротив – тишина и творческий покой.

– Слава Богу, – подумал Леонидов, – этот никуда не торопится, не летит за детьми на кружки, значит, можно спокойно поговорить. И они говорили. Долго вспоминали учебу, их молодецкие вечеринки и спектакли, их юную творческую жизнь. Когда-то Леонидов ставил первый в жизни спектакль, а Художник придумывал к нему свои первые декорации – это была их дипломная работа. А потом премьера, показы, успех! Первый успех! Такое не забывается! Теперь они братья по крови – по первым шагам в искусстве. И пусть этот спектакль больше нигде не идет, он дал этим двоим пропуск в творческую жизнь, оставшись где-то на далекой-далекой планете навечно. Где каждый вечер снова и снова раздвигаются кулисы, актеры занимают мизансцены, зрители места, и начинается таинство. А эти двое – Леонидов и Художник – снова рядом, волнуются, как когда-то, словно в первый раз, пересматривают свое творение. И каждый раз, вспоминая об этом, становится хорошо и волнительно в душе, молодеешь на свои бессмысленные двадцать лет, а та весна снова по-прежнему рядом.

Они говорили уже целый час.

– Ты не забыл, как держать кисть в руке? – наконец, спросил Леонидов.

– Да, ну, скажешь тоже, сплюнь, – заворчал Художник, – работы хватает, работы навалом, так сказать, расту в своих глазах. А ты чем сейчас занимаешься? Все своим «бизьнесом»? – вспомнил он, коверкая это бессмысленное понятие.

– Скорее наоборот, – ответил Леонидов, – кстати, нужна твоя помощь.

– Да? А что такое, какой проект, какой заказ? – загорелись глаза друга-художника.

– Понимаешь, я написал несколько книг, готовлю их к печати, короче, нужно нарисовать обложки. Сможешь?

– Конечно! Какие могут быть вопросы, конечно, поможем, а как же! Поможем! Нарисуем! Натворим!

– Ну и ладно, ну и хорошо, я не сомневался в тебе, старик, – обрадовался Леонидов. – Естественно, денег не предлагаю, не рискую обидеть, – весело добавил он, а молчание уже зависло в кромешной творческой тишине. – Так, когда мы встретимся, поговорим? – спросил Леонидов.

Молчание висело, растворяясь в бесконечности, в далекой мастерской художника, в его творческой купели, где никто и ничто не могло помешать творить, рисовать шедевры, заниматься настоящим искусством.