Вчера Каледина боялись тронуть – сегодня он уже арестован.[147] Вчера в н[ародно]-с[оциалистической] партии интересное общее собрание. Чембулов, проведший все это время в Петербурге, рассказывал свои впечатления. Говорит, что когда от Совета рабочих и солдатских депутатов Керенскому было заявлено, что они против Директории, он, хлопая себя линейкой по колену, возбужденно заявил: «Господа, это пытка!» – и ушел. Наша партия высказалась против Директории, а он охотно слушает советы – он сам отказался от этой мысли. Серопелко говорил о сообщении Григория Трубецкого, приехавшего из Ставки в Земский союз. По их версии, Керенский, опасаясь восстания большевиков, послал к Корнилову с предложением на выбор: чтобы он или (…),[148] или вступил бы в Директорию. И якобы Корнилов с согласием на последнее, отправил к Керенскому Львова; на Керенского же, якобы, напал транс «как на Московском совещании», он забыл о своем предложении и арестовал Львова. Но с этим вразрез идет и то, что Керенский переговаривал долго с Корниловым и то, что Корнилов в своих воззваниях уверяет, что Временное правительство сносится с германским штабом. Версия сшита белыми нитками и, может быть, имеет своим основанием то, что Керенский советовался с Корниловым, как защитить Петербург, в случае восстания большевиков.
Кадеты не без греха в этом деле, поэтому они и ставят условием своего участия в министерстве неуглубленные искания корней заговора (см. РВ 31/VIII).[149]
Стааль обратился к собранию с предложением вынести резолюцию о полной мере наказания по суду Корнилову. Оказывается (слышал С.), Керенский еще вчера предлагал Корнилову сдаться и обещал выпустить за границу.
Хочу для памяти записать цены теперь, на четвертый год войны сравнительно с ее началом: в 1914 г. полуботинки – 12 р., в 1915 г. – 19 р., в 1916 г. высокие башмаки – 27 р., в 1917 г. открытые простые туфли – 60 р. И так все. Извозчик с вокзала до нас – 10–12 р. (а весной б[ыло] – 6 р.). Рубль падает головокружительно. Картошка 8 р. мера, а в прошлом году мешок, и т. д. Молоко – 60 к. бут[ылка], и все, все. Многие уезжают из Москвы (Н. С. Денисова – в Омск, Мосолов – в Ярославскую губернию) из-за дороговизны. Почему ушел Савинков – это всех интересует: одни говорят, что, не уследив, в чем дело с Корниловым, т. к. чуть не накануне был в Ставке; другие – из-за обиды, что не дали совместить военного министра и генерал-губернаторство. Но мне почему-то кажется, что у него были связи с Корниловым. Я верно предсказала, вопреки мнению С. и других, что Корнилов был побежден. Я верю твердо в инстинкт народа, который все время ведет и выводит из критических положений. Говорят, неделю тому назад все Ходынские войска собирались идти громить Москву, их отговорили. Кадетка Залесская и многие к. д. тоже за Корнилова.[150] Даже условием вступления в министерство поставили непривлечение к ответственности непрямых участников Корниловского заговора, т. е., очевидно, их?
Стааль считает, что если дело было замято, как того требует Родзянко и K°, то всякий солдат будет вправе делать все, что угодно. Приняли резолюцию: 1) Требовать предания виновников суду; 2) Поддерживать коалиционное министерство; 3) Против репрессий и отмены конституционных гарантий (за которые высказался Филатов, ныне исполняющий обязанности комиссара Москвы).
Очень хорошо, что собрали заседание, это объединило и дало возможность многим высказаться. Определенно прозвучало, что мы с Корниловым не пойдем, и что при встрече его с революционной демократией мы будем на стороне последней.
1 сентябряВчера вечером был С. П. Симсон с братом, судебным следователем Федором Павловичем, который теперь в Верховной следственной комиссии рассматривает дело Распутина.[151] Рассказывает он много интересного и ужасного.
Вырубова отсидела в тюрьме в Петропавловской крепости. Там ее били солдаты, хотели изнасиловать, так что она все ночи не спала. Хвостов, которого он там посетил, очень опустился, считает, что возврат старого невозможен, но что будет еще много крови; от него страшно несет чесноком, он объяснил, что кормят такой тухлятиной, что без чеснока не проглотишь. Вырубову кормили помоями. Ф. П. говорит, что страшно интересны записки Крыжановского, самого умного из бывших властителей.[152] Сухомлиновское дело, как всех других, оказалось пуфом, материалов особых нет.[153] Хвостов говорит, что когда идет по улице, то все говорят: «Вот буржуй настоящий» – он очень массивен. Дорогой из пленения его чуть не убили арестовавшие солдаты, и только офицеры спасли.
Керенский, по слухам, в неделю развелся с женой и женился на артистке Тиме (оказалось, вздор). Уже говорят об оргиях в Зимнем дворце. Симсон считает, что дело с Корниловым не так-то просто и что до расследования нельзя говорить о суде. Он думает, что Керенский сам сначала их вызывал. Смешной случай с Громогласовым – чемодан его с кислыми лепешками по ошибке схватили под видом чемодана Штюрмера и приобщили к вещественным доказательствам (оба чемодана стояли рядом на столе), удивляясь, что лепешки в нем свежие, хоть и пролежали три месяца. Хвостова хотели тоже выслать за границу, но Чрезвычайная Верховная следственная комиссия воспротивилась.
2 сентябряКоалиционное министерство, образовавшееся вчера, сегодня рухнуло из-за протестов Совета солдатских и рабочих депутатов против участия в нем кадетов, причастных якобы к Корниловскому заговору (должен был быть там Кишкин, оставался Карташев, звали еще Коновалова, но вступили Смирнов и Бурышкин).[154]
Теперь образовалась Директория из пяти человек – Керенский, Верховский, Вердеревский, Терещенко и Никитин.[155] Кускова прислала письмо, что Керенский ничего не может сделать. Очевидно, большевизм побеждает. Он поднялся после выступления Корнилова. В некоторых городах уже объявлены Советы верховным органом власти (Владимир), они же вынесли постановление об арестах (во Владимире 1500 мест приготовлено в тюрьмах для кадетов), закрыли газеты и т. д. В некоторых городах уже постановлено закрыть все буржуазные газеты. Начинается коммуна. У нас, в Москве, говорят, идут усиленные аресты, по постановлению не только «шестерки» (председатели различных демократических организаций и прокурор), а какие-то «пятерка», «девятка» и «тринадцать». Говорят, арестуют десятками. Симсон, Ф. П. говорил, что архив Охранки в ужасном виде – все тащат и уносят, и Щеголев первый.[156] С. уже подавал проект об объединении всех архивов под одним началом, но министрам некогда, они занимаются государственными делами, недаром Юренев сказал, что он не успел ничего сделать, все совещался в Зимнем дворце.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});