Добавление (моя) Записка в Земгор о снабж[ении] воен[ных] госпиталей.
1) Русских раненых выпускают раздетыми из госпиталей № 6 (Крутицкие казармы) и № 10 (Яузский бульвар, Серебрениковский переулок). При этом в № 6 вещи прислать можно только на имя старшей сестры и неофициально, а в № 10 на имя старшего врача д[окто]ра Фехнера.
2) Большой недостаток постельного и носильного белья (раненым совсем не дают казенного в госпитале № 15, кроме исключительно тяжелых случаев) в военных госпиталях № 19 (Бутырский) и № 15 (в Николаевских казармах). При этом в № 15 посылать прямо абсолютно невозможно, а передать можно только частным образом через сестру милосердия Елену Вас[ильевну] Чаянову, дочь В. Григорьева.
В № 19 (Бутырский) можно послать прямо на имя старшего врача Малютина.
3) Бригадный командир Суздальского полка генерал Голицынский прислал сюда своего казначея с письмом жене с просьбой раздобыть для солдат одежд – они босы и без теплого. Его полк шел в первой линии до Инстербурга, потом отступал, а теперь опять его двинули вперед. Солдаты мерзнут ужасно. Здесь обратились в Красный Крест – отказал; к Елизавете Федоровне – отказала. Не знают, куда обратиться. Казначей едет через неделю обратно и мог бы все забрать с собой.
Петербург26–28 февраля 1917 годаКарандашные заметки на листках блокнота С. П. Мельгунова
Приехали 25-го. Были в небольшом количестве носильщики. Ходили в поисках номера. Трамваи не шли. Извозчиков было мало, и они не хотели ехать по Невскому – опасно. Тем не менее, извозчика нашли. В «Сан-Ремо» нашли номер. Это было около двух часов. Из окон увидели большую процессию, человек 5000. Было пять-шесть крупных красных знамен. Я мог[115] прочитать лишь одну надпись: «революция» и «хлеба». Толпа шла к Знаменской площади. На площади, как потом рассказывали, произошло убийство пристава казаком при таких обстоятельствах. Казакам было приказано разгонять толпу. Они отказывались. Тогда обратились к конным[116] полицейским. Здесь вступились казаки, и один пикой в лоб убил пристава. Вообще повсюду[117] казаки держались хорошо – не стреляли. Стреляли тогда, когда выстрел из толпы. Говорили: «Если от вас провокаторский выстрел, выдайте нам – мы расправимся». Войска везде встречали криками «ура!» Можно сказать, что шла подготовка войск. Толпы не разгонялись, словно правительство выжидало. На Выборгской стороне убили помощника пристава. На Петербургской разгромили несколько пекарен. По дороге к Адмиралтейству встретили драгун. Затем в 5 час. около Казанского (собор) говорили речи, толпу разгоняли выстрелами. Были раненые и убитые. Так было повсюду в городе, но стреляли преимущественно холостыми зарядами. Никто не верил в очень крупные события, хотя забастовка разрасталась. Не было организации, все было не подготовлено, случайно, на почве хлебного кризиса.
26 февраляУтром на Невском попили кофе. Толпы на панели. Масса войск во дворах, с офицерами. Говорят, много переряженных в военные формы полицейских. На Невском отряд конных драгунов. К вечеру стрельба. Начало перехода войск. Телеграмма Родзянки, что опасность братоубийственной войны, да не падет вина на венценосца.[118] На Невском, по-видимому, сильное столкновение. Ночью на Невский не пустили, освещал рефлектор, пришлось ехать через Литейный. Встречали большие патрули войск и костров.
27 февраляУтром на Невском приблизительно такая же картина. Шли пешком на Петербургскую сторону – ни одного извозчика. Только ломовики с публикой. На мостах не пропускали и требовали паспорта. На Литейном в этот момент произошел разгром арсенала, убийство начальника, а равно и начальников двух артиллерийских заводов. Бой на Выборгской стороне. Перед Государственной Думой. Вторая телеграмма Родзянки – династия в опасности.[119] Временный комитет (Госдумы) и Совет рабочих и солдатских депутатов (по одному на 1000 рабочих и по одному от каждой роты). Положение становится грозным. Телефон работает безостановочно. К вечеру в части прекращается. С 11 час. известия о полном восстании, о присоединении все новых и новых частей войск: о сражении между старыми и молодыми солдатами, о разгроме тюрем, освобождении арестантов, освобождении заарестованных военных частей, не захотевших стрелять. Их освобождение, обезоружение офицеров, убийство некоторых командиров и т. д. Ночью канонада – далее пушки[120] не пошли, т. к. кругом шла стрельба – кое-где раздавались взрывы криков «ура».
Днем – до Невы, встречали солдат, сказавших, что восстал гвардейский экипаж, что полиция на Невском стреляет из пулеметов с крыш домов.
28 февраляВ 9 час. утра к Каррику, где мы ночевали, вбегает взволнованный Зайцев, сообщающий, что идет братание войск с народом, от умилительной, идиллической картины публика плачет. Сейчас присоединился к восставшим на Васильевском острове Финляндский полк, который долго отбивался. Все офицеры положили оружие, кроме одного капитана. Полковник и батальонный убиты.
Вышли на улицу. Толпа солдат, которые салютуют выстрелами. Едут автомобили, наполненные вооруженными солдатами и рабочими с красными флагами, которые встречаются криками «ура». Дальше число автомобилей увеличивается – десятками снуют[121] легковые, грузовые, бронированные. Объединяют круг по Невскому в стороны.[122]
На льду солдаты,[123] которые опровергают слухи, что идет какое-то пьянство.[124]
У Исакия стрельба – берут «Асторию», которая отстреливается. «Ура!» – взяли. У Адмиралтейства любопытная картина; три моряка ведут трех офицеров без оружия, один, очевидно, раненый. Подводят их к Адмиралтейству к встретившемуся своему полковнику, куда бы их поместить. Полковник: «Не знаю, у нас много места, спроси тех, кто теперь завладел». Солдат: «Да я хочу все устроить по лучшему,[125] чтобы их благородиям было бы получше». Полковник отказывается пойти[126] указывать помещение для заключенных. Офицеры, полковник и восставшие матросы отправляются в Адмиралтейство. Пошли по Невскому до Знаменской. По Садовой выезжает автомобиль, объявляющий, что за ним идут с музыкой вновь присоединившиеся три полка. Дикий энтузиазм.[127] Затем встречаем с музыкой хорошо выстроенную юнкерскую школу. Перед Аничковым дворцом только один дворник. Какой-то интеллигентный рабочий держит речь толпе: «Нам не нужен Николай Романов и великие князья. Когда устроим свою власть, тогда придем сюда – пусть тогда выходят великие князья». Масса вооружена берданками, саблями, но не в большом количестве. Иногда с чердаков раздаются выстрелы, сейчас же начинается расстрел и обыск. Тут легко могут быть недоразумения, начинают палить во все стороны, а в публике начинается паника. Но раненых я видел[128] только двух, видел[129] убитых двух лошадей. На улицах показались невооруженные офицеры, даже генерал. На автомобилях вместе с рабочими и военными изредка офицер.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});