вопрос.
– Да. Он говорил, что отбор на телевидении очень строгий. Но пусть даже она бы прошла собеседование… Быть публичным человеком невероятно тяжело. Журналисты непременно станут совать нос в твою личную жизнь, а окружающие – распускать про тебя сплетни.
Касё недоуменно посмотрел на женщину и разжал руки, которые до этого лежали на столе и были сцеплены в замок.
– Неужели его это действительно так беспокоило?
– Конечно, а что вас удивляет?
Касё продолжил задавать вопросы все таким же мягким голосом.
– Может, было что-то конкретное, что ваш супруг опасался услышать от окружающих?
– В общем-то нет. Просто, понимаете, мой муж довольно известный человек, профессиональный художник, конечно, ему не хотелось, чтобы его родная дочь снималась в развлекательных шоу и строила карьеру, опираясь только на свою внешность.
– А вашему мужу, получается, удавалось прокормить семью, только рисуя картины… Это впечатляет.
– Ну нет, одним рисованием семью не прокормишь. Он был штатным сотрудником в художественном колледже, а еще проводил групповые занятия с ребятами, которые хотели учиться именно у него.
– Кстати, я слышал, что Канна участвовала в этих занятиях в качестве модели.
Мать Канны ответила, откинув назад свои длинные волосы.
– Да, в детстве. Было сложно найти ребенка, который смог бы позировать для картин. Канна сама сначала радовалась, говорила: «Здорово, у меня будут красивые портреты!» Но потом она стала капризничать, требовала, чтобы отец ей платил, пропускала занятия, чтобы погулять с друзьями. В итоге, насколько я знаю, Наото велел ей больше вообще не появляться на его уроках.
Что-то здесь не сходилось. Мать Канны описывала ситуацию совсем не так, как Кёко, будто рассказывала про совершенно другой случай.
– Из ваших слов у меня сложилось впечатление, что и с мужем, и с Канной у вас были в целом хорошие отношения. Вы уже потеряли супруга, а теперь, если ничего не предпринять, ваша дочь тоже лишится всякой надежды на будущее. Но ей еще можно помочь. Конечно, я прекрасно понимаю, что сейчас именно вам, ее матери, тяжелее всего, но, может, вы все-таки выступите в суде свидетелем со стороны защиты? Тогда у Канны появится шанс, искупив свою вину, начать новую жизнь.
На лице матери Канны не дрогнул ни один мускул.
– Все сложится, как должно. Я не могу ничего изменить. Мне остается только надеяться, что она сможет все преодолеть и начнет жизнь с чистого листа.
На первый взгляд могло показаться, что женщина говорит разумные вещи, но при этом меня не покидало ощущение, что она просто не хотела ни во что ввязываться. Похоже, жить вместе с Канной после того, как ту освободят, мать не собиралась.
– Вот как? – Касё какое-то время озадаченно молчал, а потом, пытаясь настоять на своем, продолжил: – Вы не думали о том, что с вашей стороны было бы правильнее помочь дочери?
Мать Канны взглянула на него.
– Посудите сами. Вы бросаете на произвол судьбы свою единственную дочь и встаете на сторону погибшего супруга. Конечно, у вас есть на это свои причины, но люди о них вряд ли узнают. В прессе ведь не рассказывают всех подробностей судебного процесса. Про вас сообщали только то, что вы будете выступать со стороны обвинения. Извините, это прозвучит грубо, но, скорее всего, многие истолкуют ваше решение как попытку избежать родительской ответственности. И это можно понять, не каждый родитель готов защищать ребенка, который совершил убийство. В том числе не каждая мать. Но наш мир полон предрассудков. Вы ведь уже начали чувствовать на себе косые взгляды? Подумайте, после суда на вас наверняка обрушится целая лавина общественного осуждения. Может, все-таки стоит вспомнить о семейных узах, которые связывают вас и Канну, и попробовать помочь ей? Это пойдет на пользу и вам самой.
Женщина громко прокашлялась. На ее лице, красивом, но до этого момента непроницаемом, впервые проступили эмоции. Она замерла, обдумывая слова Касё, а спустя минуту дала свой окончательный ответ:
– Нет, все-таки ничего не выйдет. Что я скажу в суде? Мне ведь не от чего ее защищать.
Дождавшись, когда в разговоре возникнет пауза, я обратилась к матери Канны:
– У меня тоже есть к вам несколько вопросов, если вы не возражаете.
Она холодно ответила:
– Вы ведь клинический психолог, я правильно услышала? Не психиатр?
Я сделала вид, что не заметила, насколько едким тоном она это произнесла.
– Да, я закончила бакалавриат и магистратуру по специальности «Клиническая психология». Кроме того, я прошла обучение новым методам оказания психологической помощи у главврача клиники, в которой сейчас работаю. Мой стаж – более восьми лет.
– А я слышала, что для работы клиническим психологом никакое образование не требуется. Что вы вообще можете знать? Психиатры получают нормальное медицинское образование, а чему и где учились вы?
– Действительно, некомпетентные специалисты – это большая проблема в нашей сфере. Но у главы нашей клиники также есть большой опыт работы психиатром. Можете не сомневаться в моей компетентности.
– Хорошо, допустим, глава вашей клиники – действительно выдающийся врач. Но вы сами еще так молоды. Неужели вы и правда думаете, что способны помочь моей дочери? Мы хорошо ее воспитали, а она взяла и убила собственного отца из-за ссоры о работе. И вы считаете, что можете вылечить ее?! Тогда вы ничего не понимаете ни в воспитании детей, ни в людях вообще.
– У меня нет задачи вылечить Канну. Я хочу разобраться в ее прошлом. Кстати, у меня есть к вам вопрос. Вы когда-нибудь замечали, что у Канны на руках есть шрамы?
– Да, и?
К моему удивлению, даже теперь мать Канны сохраняла полную невозмутимость.
– Вы когда-нибудь спрашивали дочь о том, как они появились?
– Спрашивала. Оказалось, это была курица.
На мгновение я потеряла дар речи.
– По дороге в школу на нее напала курица, отсюда и шрамы. А что?
– Канна сама так сказала? Когда примерно это произошло?
– Когда я была на Гавайях. Канна тогда училась в последнем классе начальной школы. С ней в детстве часто что-то такое случалось, она постоянно ходила с царапинами и синяками. Вечно витала в облаках.
– Вы ездили на Гавайи? А Канна осталась на это время дома, вместе с отцом?
– Моя подруга детства решила провести свадьбу там и пригласила меня. Я никак не могла решить, брать ли мне с собой дочь, ей ведь надо было готовиться к вступительным в среднюю школу. В итоге муж настоял на том, чтобы я не тратила лишних денег на билет Канны и летела одна.
– И когда вы вернулись с Гавайев, Канна сказала, что на нее напала курица?
Даже повторять эту фразу казалось нелепым, но мать Канны совершенно серьезно ответила:
– Да, все верно.
– А потом шрамов стало больше?
– Не знаю, я же их не считала. Какое это имеет значение?
– Я просто хотела уточнить, вы же, как мать, наверняка обращали внимание, что ваша дочь выглядит подавленной?
Я была