– Жертвовать сотнями тысяч соотечественников на чужих землях, чтобы дать достойный отпор германской наглости? – поднял брови Дашевский.
– А какие же тогда, по вашему мнению, причины нам воевать?
– Ну, одну из них уже упомянули – это наша зависимость от европейского устройства и соответствующих договоров…
– Павел Андреевич, – повернулся Новосад к Белинскому, – а как вы считаете?
Капитан задумчиво посмотрел на молодого товарища. Он старался избегать споров о войне. Его удручало отсутствие единомышленников.
Он свято верил в догмы о защите веры, царя и отечества, усвоенные им в кадетском корпусе и укрепившиеся за годы службы. Но что касается нынешней войны, то разумных причин для России воевать не находил. А для современной Европы решать споры путем взаимного истребления вообще считал безумием. Но с кем бы он ни делился своим мнением – встречал безумную воинственность, остервенелое германофобство и антисемитизм. Шовинистический чад с первых дней войны заполнил все кругом. Даже его близкие друзья и знакомые, которых он уважал за индивидуальные суждения, порой граничащие с опасными революционными крайностями, превратились в фанатичных патриотов.
– Нам, господа, следует меньше рассуждать, – неожиданно послышался голос Корецкого, который наконец закончил рапорт о злополучном автомобиле с дамой и собакой, – а больше уповать на правоту нашего исторического дела, а точнее, на безошибочный инстинкт масс и милость Божию.
– Ну конечно, – с иронией парировал Дашевский, – русский человек во всем видит Бога, без воли которого и волос не упадет с его головы.
– А как же иначе, Владимир Михайлович. – Корецкий встал и начал расхаживать по кабинету. – Такие великие события, как эта война, не могут обойтись без участия божественной силы и высшей справедливости.
– Я с вами согласен, уважаемый Борис Зенонович, лишь в том, что народная религиозная фантазия безгранична в объяснении великих событий.
– А что это за фолиант у вас? – спросил Корецкий, заметив толстую книгу на столе Дашевского.
– Специальный номер венского издания «Reise und Sport – галицийцы», стоимостью целых пять крон, который содержит обширную и весьма ценную для нас информацию о здешнем крае. Рекомендую полюбопытствовать.
Корецкий взял книгу и стал пролистывать ее.
– Вот такую же панораму города вместе с окрестностями, только в виде дубовой модели, мне на днях предложил один из моих агентов, – ткнул он пальцем во вкладку книги. – По его заверениям, модель стоила тридцать тысяч крон, а изготавливалась инженерами по заданию австрийского штаба целых два года. Этот прохвост за указание места ее хранения пожелал, чтобы я оставил шестьсот рублей в конверте при кассе кондитерской Зочека.
– И как вы думаете поступить? – спросил заинтригованный Новосад.
– Я думаю, мой агент и так подарит мне этот макет после того, как полицейский чиновник составил на него протокол по причине продажи папирос дороже цены на этикетке.
На лицах офицеров появились улыбки.
– Интересно, – продолжал листать книгу Корецкий, – во Львове, оказывается, имеется даже своя фабрика по шлифовке бриллиантов.
Слово «бриллианты» мгновенно привлекло внимание поручика Чухно, который занимался составлением финансового отчета отделения за минувший месяц. Список затрат на оперативные нужды заканчивался расходами на чай, сапоги, тридцать бутылок красного вина для нужд штаба, телефон для связи с городами Галиции, шины и покрышки для автомобиля.
Несколько мгновений он исподлобья смотрел на Белинского, прикидывая, стоит ли уделить внимание этой бриллиантовой фабрике. Однако решил не отвлекаться – было уже запланировано более живое дело: заявление владельца бакалейной лавки по Шоссейной в доме Гитштейна-Пинхуса некоего Шпака, который доносил, что в Тарнополе, в магазине «Народной торговли» по улице Третьего Мая, на складе спрятано большое количество полотна, белья, спиртного и других предметов, которые, по его словам, будут полезны русской армии. Владелец магазина еврей Эрлих якобы при вступлении русских войск в Тарнополь скрылся, а магазин закрыл с намерением в будущем передать весь товар австро-германцам.
Теперь Чухно предстояло убедить начальника отделения командировать его на место с проверкой. В подобных случаях тот обычно не возражал. Тем более что в итоге таких выездов Чухно обычно возвращался с ящиком конфискованного вина или какой-нибудь редкой по тем временам снедью.
Рабочий день подходил к концу, и офицеры уже собирались переместиться в соседнее здание, где в американском кафе Вассермана отметить именины государя.
Корецкий уже обговорил меню с хозяином заведения, который обещал, что на столе будет копченый сиг, язык и гусиная печенка. С собой офицеры намеревались взять несколько бутылок водки и хереса.
Белинский пожелал товарищам весело провести вечер, сам же он собирался засесть за чтением обнаруженных в библиотеке Матаховской произведений модных авторов Анри Дювернуа и Джона Голсуорси.
Глава 18
Вызов Мезенцева к Новогребельскому
Начальник жандармского управления полковник Мезенцев был срочно вызван в штаб генерал-губернатора.
Дорога до Губернаторских Валов обычно занимала не более пяти минут, но при выезде с Коперника на Кароля Людвига полковнику пришлось задержаться и вместе с огромной толпой львовян с изумлением наблюдать, как по центральному проспекту гарцевали полки Кавказской туземной дивизии.
Воины ехали в черных бурках, черкесках и алых башлыках. Под ними были необычно косматые низкорослые лошади. Пронзительно звучала зурна. На солнце блестело золото и серебро оружия. Впереди на белом коне с винтовкой за плечами ехал мулла.
Своими впечатлениями о дикой красоте кавказцев полковник по прибытии на место поделился с генералом Новогребельским, который как раз обсуждал с помощниками переброску Дикой дивизии в район Самбора.
Все сходились во мнении, что в условиях Карпат лучших разведчиков, чем горцы с их выносливыми и неприхотливыми к корму лошадьми, не сыскать.
Кто-то заметил, что в одном из полков этой дивизии служит второй сын Льва Толстого Михаил.
– Мне однажды привелось быть свидетелем их атаки на неприятеля, – вспомнил генерал, – страшное зрелище: бешеный галоп, сатанинский оскал, глаза горят, кошмарный вой: ы-ы-ы… Беспощадный ураган, сметающий все живое на своем пути. Скачут они не тесной колонной, а редкой цепью – попасть в них трудно, и после их атаки живых среди неприятеля нет, ведь они никого не берут в плен.
– Я слышал, немцы их тоже не берут в плен, – заметил адъютант, – а жестоко пытают, перед тем как убить.
– Да они и не сдаются, – убежденно ответил генерал.
– Тем не менее австрийцы начали сбрасывать с аэропланов воззвания к мусульманам, – заметил кто-то из помощников.
– Неудивительно, – парировал генерал, – ведь их союзница Турция объявила священную войну.
В конце концов перешли к делу.
– Получена телеграмма командующего Осадной армии генерала Поливанова. – Новогребельский обвел присутствующих строгим взглядом. – Он сообщает, что австрийцы взорвали наши подкопы под основной редут крепости и тем самым сорвали готовящийся штурм Перемышльской крепости. Все работы велись в строжайшей тайне, и Поливанов не исключает, что сведения о подкопе поступили в крепость из Львова по подземному кабелю.
«Опять этот чертов кабель! – подумал Мезенцев. – Он все-таки будет стоить мне карьеры».
Сведения о телеграфном кабеле, якобы проложенном австрийцами из Львова в Перемышльскую крепость и дальше – в Краков и Вену, являлись болезненной темой для губернаторского штаба. И хотя подобная возможность передачи шпионских сведений за сотни километров вызывала крайнее сомнение даже у губернатора, вопрос стоял на контроле Киева и требовал самого тщательного расследования.
В кабинет вошел денщик с небольшим самоваром и стал разливать чай.
– Петр Васильевич, у вас же богатейший опыт политического сыска, – генерал откинулся в кресле и перешел на назидательный тон, – вам удавалось раскручивать куда более замысловатые дела. Почему вы не можете себя здесь показать? Потом, что у вас, наконец, с этим Резидентом? С ним-то сколько можно возиться?
– Ваше высокоблагородие, – собрался к непростому разговору Мезенцев, – разработка Резидента ведется с соблюдением особых мер, чтобы не дать ему обнаружить за собой даже малейших признаков наблюдения. Естественно, это весьма осложнило и затянуло работу. Арест его считаю преждевременным, ведь ничего существенного пока не добыто: ни связей, ни реальных улик шпионажа. Возможности ускорить разработку появились только сейчас, когда нам удалось подставить объекту нашего агента Солиста.
– А вы уверены в нем? – скептически заметил генерал. – Ведь ему, скорее всего, придется иметь дело с профессиональным разведчиком.