изводе Повести. Послы начали увещевать русских:
«Се слышим оже идете противу нас, послушавшее Половец; а мы вашеи земли не заяхом, ни город ваших, ни сел ваших, ни на вас придохом, но придохом богом пущени на холопы и на конюхи свои на поганыя Половче; а вы възмите с нами мир; аже выбежат к вам, а бите их оттоле, а товары емлите к собе: занеже слышахом, яко и вам много зла створиша: того же деля и мы бием»[84].
Суть речи монгольских дипломатов та же, что при переговорах с половцами против алан. Примитивная военная хитрость. Однако исследователи нередко доверяют искренности таких предложений. Основной аргумент: монголы не были заинтересованы в войне с русскими. И сил не было, и лесные княжества вне зоны их интересов. Гадать тут сложно. Но важно отметить, что в традиции у монголов была практика направлять посольства накануне войны. С одной стороны, это позволяло произвести разведку. С другой стороны, это легитимизировало саму войну, в которой они превращались из инициаторов в жертв, пытавшихся всеми силами предотвратить кровопролитие.
Кроме того, зададимся вопросом: а из кого могло состоять такое посольство? Кто из монголов говорил по-русски? Или русские князья понимали монгольский? Вариант — половцы. Но это выглядит дико, когда половцы сами себя называют монгольскими конюхами и подговаривают напасть на своих собратьев. Аланы? Венецианцы? Думаю, что самый простой вариант: бродники. Они и русский знали, и половцев могли назвать «погаными» (язычниками, каковыми многие половцы давно не являлись), а монголов «богом пущенными» (если только это не риторическая фигура летописца). Но главное, мы получаем объяснение их убийства. Не было такой русской традиции убивать послов. Часто пишут, что для монголов это было тягчайшим преступлением и поводом для мести. Но и на Руси к послам относились с неизменным почтением. Вероятно, в данном случае их всерьез-то не восприняли, если перед князьями предстали бродники, то есть преступники, грабители с большой дороги, которые назвались послами неведомых бусурман.
Характерно, что после избиения первого посольства монголы прислали второе — случай исключительный. Второе посольство (вероятно, уже не из бродников) примерно повторило слова первого, но уже без антиполовецкой риторики:
«А есте послушали Половечь, а послы наша есте избили, а идете противу нас, то вы поидите; а мы вас не заяли, да всем бог»[85].
Это речь мусульманина. Особенно впечатляет оборот «всем Бог», который резанул некоторым переписчикам: какой единый Бог может быть у русских и монголов или поганых половцев? В некоторых списках Повести даже переиначено с прибавлением: «да всем есть бог и правда»[86]. Вряд ли это стилизация летописцев.
Второе посольство русские признали и отпустили. Оно прибыло, когда они уже двинулись в степь, прикрывая днепровские пороги и переправы: «и не дошедше Олешья, и сташа на Днепре»[87].
Далее в Новгородской первой сообщается, что сразу после расставания с монгольскими послами русский авангард во главе с Мстиславом Мстиславичем форсировал Днепр и атаковал «сторожи татарьскыя». У князя было 1000 «воев», и он быстро победил. Противник бежал столь ретиво, что вынужден был бросить своего «воеводу» «Гемябега», укрыв «в кургане половецком»: «погребоша воеводу своего Гемябега жива въ земли, хотяще животъ его ублюсти»[88]. Но дружинники Мстислава этого «воеводу» нашли и передали с разрешения князя половцам, которые немедленно того прибили. Очень странная история. И имя у Гемябека не монгольское, и не известны такие случаи, что монголы своих бросали. Надо полагать, что в этом случае русские встретили иноплеменный отряд.
Всех этих историй нет в «волынской версии» Повести. Там все вращается вокруг Даниила Романовича, который, скорее всего, был главным информатором. Отсюда и уважительное отношение к другим князьям, упоминаемым поименно; много подробностей хронологических и топографических. Указано, что от Киева князья «месяца апреля» пришли «к реке Днепру ко острову Варяжьскому», где был назначен сбор войск:
«…и приеха ту к нимъ вся земля Половецкая, и Черьниговцемь приехавшимъ, и Кияномъ, и Смолняномъ, инемь странамъ; всянамъ по суху же Днепръ перешедшимъ, яко же покрыти воде быти от множества людии; а Галичане и Волынци киждо со своими князьми, а Куряне и Трубчане и Путивльцы и киждо со своими князьми придоша коньми»[89].
Изложение исполнено личными впечатлениями и эмоциями. С другой стороны, это позиция «молодшего» князя, которого, вероятно, не допускали к переговорам с монгольскими послами — он мог о них не знать. Зато зафиксирован эпохальный момент встречи цивилизаций. Ведь русские никогда не видели монголов, знали о них только по рассказам половцев. И тут вдруг приходит весть, что прибыли охотники из Галича к острову Хортица на Днепре и заметили на другом берегу монгольский отряд. Молодой Даниил вскакивает на коня и гонит что есть мочи туда, чтоб посмотреть на диковинных запыленных всадников, явившихся из незнаемых областей: «и гна вседъ на конь видети невиданьноя рати». За Даниилом мчатся многие другие «коньници» и молодые княжичи. Но когда они прибывают к указанному месту, степняков и след простыл. Любопытствующие подробно расспрашивают очевидцев — галицких охотников. Летописец обозначает их статус — «выгонци Галичькыя»; и называет имена предводителей — Юрий Домамирич и Держикрай Володиславич. Речь о прежних жителях Галича, которых община изгнала в силу политических коллизий. Такие оседали обычно в нижнем течении Днестра, где основали несколько торговых поселений и управлялись, судя по всему, выборными представителями из числа опального галицкого боярства. К Хортице они прибыли «от моря» и ладей у них было чуть ли не тысяча. Большой отряд, очевидно, собирался примкнуть к отрядам галичан, то есть Мстислава Мстиславича. Для обитателей черноморского побережья будущей Новороссии спокойствие в степи было первостепенной заботой — для половцев они были почти союзниками. Однако для русских князей статус «выгонцев» вряд ли относился к «рукопожатным». Тем не менее в данном случае их не только отвели и представили старшим князьям, но впервые удостоили упоминания в летописи. Юрий Домамирич докладывал стратегическую информацию лично Мстиславу Романовичу Киевскому, с которым был и Мстислав Черниговский. Но прежде их засыпали вопросами Даниил сотоварищи. Впечатления очевидцев о монголах были неоднозначными: Юрий сказал «стрельцы», а иные утверждали «простые люди типа половцев», но Юрий отрезал «ратници суть и добрая вои».
После допроса Юрия Домамирича Мстислав Киевский и Мстислав Черниговский (Мстислав Мстиславич не указан) вышли к младшим князьям (так отмечено в Повести — явно личное воспоминание Даниила Романовича) и объявили о начале переправы через Днепр: «поидем противу им»! Цивилизационный контакт состоялся, противник идентифицирован.
Преодоление Днепра по «волынской» Повести произошло «во вторник», после чего отмечена встреча и разгром монгольского авангарда. По «киевской» Повести мы