Читать интересную книгу Охота на Мясника - Алов Константин

— Что скажешь? — уныло спросил Шнопак.

— Хватит ныть, противный, — грубо оборвал его Марат. — Эта комиссия не первая и не последняя. И я не затем сюда забрался, чтобы поднимать ручки и раздвигать ножки при первом же шухере.

— Но что мы завтра скажем президенту? — недоумевал Шнопак. — К тому же этот новый премьер, рожа кегебешная, все время за мной следит. Я это чувствую.

— А ты не чувствуй, ты ощущай. Приятнее будет, — посоветовал Марат. — Во-первых я увижу президента раньше, чем ты и уж тем более раньше, чем премьер. И все ему объясню.

— Что ты объяснишь? — наседал Шнопак. — Рекламный проспект Юнитела ему покажешь? Будешь советовать президенту встретиться с Вагнером самому и за стаканом разобраться?

— Шнопак — дурак. Один-ноль в мою пользу, — Марат поднялся и добавил в стакан джина.

— Хватит трепаться! — обиделся Шнопак. — А как ты собираешься объяснить, что интересы и безопасность государства, все его, блин, секреты мы должны доверить заморской импортной фирме?

— Во-первых не импортной, а совместной. Почти государственной монополии! — поднял палец Марат. — А во-вторых все наши государственные секреты и так давно находятся в руках импортных фирм. Какая, по-твоему, видео и телефонная аппаратура стоит в Кремле? В Думе? В Белом доме? Может быть наша? Завода "Пролетарская связь"? Нет, противный мой друг! "Филипсы" стоят, да "сименсы". И все телевизионные и телефонные сети, соответственно, тоже их. Так чего нам бояться? Пусть эти комиссии ежика голой жопой пугают!

— Если ежик увидит твою жопу, он умрет от инфаркта, — сказал Шнопак и залпом выпил свой стакан.

* * *

На ночные улицы тихо опускался снег. Черное небо было сплошь усеяно мелькающими белыми точками. В открытый ветровичок резко задувал ветер со свежим снежным запахом. Уличные фонари, казалось, горели особенно ярко. Хотелось стихов.

"Ну кто бы мог подумать? — негодовал Крюков. — Зима, вроде, только началась и вдруг на тебе — снег. Как снег на голову".

В соответствии с национальной традицией Крюков оказался абсолютно не готов к приходу зимы. "Дворники" с рябухи у него недавно поперли, а резина на колесах была совершенно лысой — на такой удобнее выделывать финты и кульбиты типа полицейского разворота. Зато сейчас, по легкому слегка подтаявшему снеговому покрытию, его рябуха катилась как корова по льду. Но выбора не было, приходилось торопиться.

Крюков спешил не напрасно. Над засадой нависла серьезная опасность. Ему позвонил дежурный и сообщил, что начальник управления вместе со своим замом по оперработе отправились в ночной рейд по Москве дабы со всей строгостью проинспектировать группы, работающие в ночную смену, и, в первую очередь, их смелую засаду.

Недавно переведенный с целью "укрепления руководства" из ФСБ и назначенный начальником Управления Специальной Службы полковник Старшинов привел с собой и зама по оперработе — майора Майорова. Должности у обоих были перспективные, на служебный вырост в генералы. В оперработе же ни тот, ни другой не смыслили ни бельмеса, поэтому с рвением принялись внедрять во вверенный им коллектив тезис: "Нам умные не нужны, нужны дисциплинированные".

И новый шеф, и его заместитель имели нездоровую тягу ко всякого рода секретным проверкам и прочим детским приколам. Чуть ли не каждый день они то подсылали к очередному дежурному по управлению "проверяющего из главка" с заведомо фальшивыми документами, то подбрасывали постовым коробку с кирпичом и будильником. Оперативный состав был им правда, не по зубам, но начальники не отчаивались и усиленно работали и в этом направлении. В основном занимались "вынюхиванием" и поиском пустых бутылок в столах сыщиков.

Коллектив управления моментально сплотился в борьбе с новым руководством, которое с легкой руки Крюкова получило прозвище "двойка нападения". И сейчас дежуривший в управлении Петрович, лишенный Старшиновым премии и летнего отпуска за сон на посту (во время ночной проверки у него были красные глаза — значит спал), старательно обзванивал все группы, которые могли подвергнуться налету руководства и злорадно ухмылялся:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

"Мы еще поглядим — кто кого"!

Подобно молнии — не то, чтобы так быстро, но такими же зигзагами — Крюков достиг своего многоэтажного окопа и поднялся на лифте. Птенчик дремал напротив заветной двери, Грека — вероятно на своей бальзаковской подруге.

"А оргазм я им все-таки поломаю!" — с недостойной радостью отметил про себя Крюков, и возвестил:

— Аларм! Ахтунг! Увага!

И зазвонил во вдовью дверь.

Птенчик флегматично приподнял голову. Если бы не красная штанцмарка у него на лбу, которым он во сне опирался на стену, никто бы и не подумал, что он спал. Грека появился из соседней квартиры как ни в чем ни бывало, застегивая ширинку.

— Вот пописал, — не без смущения пояснил он товарищам. — А что случилось? Индейцы напали?… Иль гонец появился наконец?

— Сейчас дорифмуешься. Будет тебе гонец на твой конец, — пообещал Крюков. — И потный индеец под длинный язык. К нам едет ревизор. Начальство с проверкой.

— Кто именно едет? Абрамыч или кто-то из "двойки"?…

— Угадал, приятель. Флаг тебе в руки и мешок семечек от президента. Едут, причем оба сразу в одной упаковке. Один трахает, другой сушит, потом первый снова трахает. И так по кругу. Технология апробированная минздравом. Приказываю занять места согласно боевому расчету, — распорядился Крюков.

— Встретим салютом и парадом?

— Отставить, — Крюков нахмурился. — Есть мнение инстанции, что проверка будет негласной. Враг подкрадется незаметно, на задних лапках чуть дыша. Ну и получит отпор. По рогам и в упор.

— Не понял. Мы их что, бить, что ли, будем? — недоумевал Птенчик.

— Можешь расцеловать в ягодицы, если это тебе доставит удовольствие, — предложил Крюков. — А я врежу. Один раз, но сильно. Когда еще такой случай представится? Все, шагом марш по норам! Грека, ты скроешься у вдовы. Глупый Птенчик робко спрячет тело жирное за мусоропроводом.

Нападаем по моему сигналу — один зеленый свисток.

Грека кивнул и исчез за дверью. Где-то внизу дернулся и пошел наверх лифт. Крюков прислушался. Лифт остановился этажом ниже, потом пошел дальше наверх.

— Ты врубился? — спросил Крюков своего помощника. — Ух и умные у нас начальники. Прямо как Маркс и Энгельс. Или Каменев и Зиновьев.

Один ниже вышел, второй наверх поехал. В клещи берут. Птенчик, ты вешаешь хомут тому, кто пойдет сверху. Бей наповал, не мучай. Повторяю другого такого случая не представится.

— А если убью? Посадят ведь.

— Не бзди! Я скажу на суде, что он первым на тебя напал и ты защищался. Но зато в управлении о тебе сложат песни и былины, а ради этого стоит жить. Даже в тюрьме. Стоп, замри!

Снизу осторожно поднимался человек. Сверху также послышались осторожные шаги. В ночном подъезде трудно пройти незамеченным. Крюков и Птенчик укрылись в непроницаемой тени мусоропроводного стояка. Гости один сверху, другой снизу — сошлись на площадке перед квартирой и майор зашептал на весь подъезд:

— Я же говорил, товарищ полковник, что их здесь не будет! Никого!

Я бы этого Крюкова!…

Полковник раздраженно пробасил:

— Утром всех ко мне, майор. Всю команду на ковер!

— Ты берешь стихоплета! — Крюков хлопнул Птенчика по плечу.

Ревизоры за разговором не расслышали приближения опасности. Крюков подкрался к майору Майорову, нагнулся, дернул его за ноги и уложил носом в пол. Затем пропустил под свое правое колено согнутую правую ногу противника и заломил ее на болевой. Ловкость ног и никакого рукоприкладства.

Птенчик тем временем поступил еще проще. Он прихватил полковника Старшинова за большой палец руки и небрежным движением, как бы легонько встряхнув, завел его за спину к полковничьему же затылку. Полковник, хрюкнув, уткнулся носом в резиновый коврик рядом со своим замом.