— Вашего же изнасилования.
— Зачем?
— Ей нужны доказательства, что ваш муж убил этих троих из-за слепой ненависти. И она добьется своего, заставив вас воспроизвести сцену изнасилования.
— Она вправе так поступить?
— Конечно. Чтобы выявить мотив преступления. Более того, она сделает упор на том, что приговор суда был справедливым. Она докажет, что эти трое невинных юношей никак не могли вас изнасиловать в указанное время.
— Но ведь так оно и было!
— Она будет стоять на своем, что вы видели их в восемь часов, когда ставили свою машину около ресторана…
— В это время там никого не было…
— …и что вы поздоровались с ними…
— Нет, нет, нет…
— …и потом по ошибке признали в них тех, кто вас действительно изнасиловал. Поверьте, она выжмет из этого дела все, что ей необходимо. Если она доказательно убедит суд в невиновности этих троих и правильности вынесенного приговора, ей без труда удастся доказать, что преступление, совершенное вашим мужем, вдвойне чудовищно. Мало было ему совершить зверское кровавое злодеяние, так он еще покусился на жизнь безгрешных людей. Вы понимаете, о чем идет речь?
— Да.
— Я прошу вас рассказать все по порядку.
— В стенограмме все отражено…
— Расскажите мне еще раз.
— Мне нечего добавить к сказанному.
— Прошу вас, пожалуйста.
Она отрицательно покачала головой.
— Я вас очень прошу.
Она колебалась.
— Вам придется выступить в суде, миссис Лидз. Она не уступит. Я хочу быть готовым к этому.
Джессика вздохнула.
Он ждал.
Она отвернулась, чтобы не встречаться с ним глазами.
— Я вышла из галереи в десять часов, — начала она, — и пошла к ресторану. Он еще работал в это время. Было около десяти, когда я подошла к машине.
…Она припарковала ее за рестораном, который очень походил на пагоду, он так и назывался — «Пагода». До Рождества осталось всего четыре дня. Около галереи выстроился ряд машин, но ее машина — особая, с решеткой на бампере. Она выбирает для стоянки эту пустую площадку за «Пагодой», около низкого заборчика, за которым начинается пустырь. Она идет к ресторану, стоянка почти пустая, там остаются лишь машины возле здания Театрального комплекса. Было минут десять одиннадцатого, так ей показалось, когда она принялась укладывать в багажник только что купленные рождественские подарки.
Площадка за китайским рестораном освещена. Не то чтобы очень ярко, но и не настолько темно, чтобы бояться. И потом, ярко светит круглый диск луны, которая только что начала убывать. К тому же и время было не совсем позднее, всего лишь начало одиннадцатого. И места здесь не такие дикие, чтобы женщине страшиться сесть в машину, стоящую на прилично освещенной стоянке, вечером во вторник, за четыре дня до Рождества. К тому же у переднего входа курят трое мужчин. Они в рубашках с короткими рукавами и в длинных белых фартуках. Видимо, рабочие кухни. Она последовательно проделывает все привычные действия: открывает машину и садится, захлопывает дверцу, включает фары, поворачивает ключ зажигания и подает немного назад, к низкому заборчику, и в последний момент понимает, что спущена шина.
— Тут начинается кошмар, — с трудом подбирая слова, продолжает Джессика. — Я вышла из машины. На мне была… впрочем, в стенограмме все отражено, защитники расспрашивали подробно, во что я была одета.
В: Верно ли, что в тот вечер на вас были черные трусы-бикини?
О: Да.
В: Отделанные кружевом?
О: Да.
В: И пояс для чулок?
О: Да.
В: Пояс был черный?
О: Ваша честь, протестую!
Скай Баннистер, не сдержавшись, вскочил со своего места.
О: К чему это вы клоните, господин Сильберклейт?
В: Я скоро поясню, ваша честь.
О: Да, уж будьте добры. Свидетель может отвечать на вопрос, повторите его, пожалуйста.
В: Пояс был черный?
О: Да, черный.
В: На вас были нейлоновые чулки со швом?
О: Да.
В: И тоже черные, не так ли?
О: Да.
В: И короткая черная юбка?
О: Да.
В: Это была узкая юбка, я прав?
О: Нет, не очень узкая.
В: Но ведь это не была юбка в складку?
О: Нет.
В: А тем более не юбка клеш?
О: Нет.
В: Это была скорее прямая юбка, вы согласны?
О: Пожалуй, да.
В: Во всяком случае, она была достаточно короткая и облегающая, чтобы подчеркнуть…
О: Я протестую!
О: Протест принят. Ближе к делу, господин Сильберклейт.
В: На вас были черные кожаные туфли на высоком каблуке?
О: Да.
В: Какого цвета была блузка?
О: Белая.
В: Без рукавов, не правда ли?
О: Да.
В: Шелковая?
О: Да.
В: Был ли надет на вас бюстгальтер под блузкой?
О: Я протестую, ваша честь!
О: Свидетель может отвечать.
В: Был ли на вас бюстгальтер, миссис Лидз?
О: Нет.
В: Скажите, миссис Лидз, вы всегда так одеваетесь, когда отправляетесь за…
О: Протестую!
В: …рождественскими покупками?
О: Ваша честь, я протестую!
О: Можете отвечать, миссис Лидз.
О: Да, именно так я была одета.
В: Благодарю вас, мы знаем, как вы были одеты. Я спрашиваю вас не об этом.
О: А о чем вы спрашивали?
В: Это ваша обычная манера одеваться, когда вы едете в город за рождественскими покупками?
О: Да, я всегда так одеваюсь.
В: Когда едете в галерею, я правильно вас понял?
О: Да.
В: Вы надеваете короткую, узкую черную юбку, черные чулки со швом, черные туфли на высоком каблуке. Кстати, какова высота каблука?
О: Не знаю.
В: Передо мною список одежды, которая была на вас в ту ночь. В описании указано, что высота каблуков семь сантиметров. Как вы считаете, это соответствует действительности?
О: Да.
В: Высота каблуков семь сантиметров?
О: Да.
В: Чтобы ходить по магазинам за покупками?
О: Я люблю обувь на высоких каблуках: мне в ней удобно.
В: Вероятно, не менее комфортно в бикини с кружевной отделкой, в черном поясе и черных чулках со швом?
О: Да, именно так.
В: И вы любите носить белые шелковые блузки без бюстгальтера?
О: Да!
В: Другими словами, вы предпочитаете одежду, которую можно найти на страницах «Пентхауза»?
О: Нет! На страницах «Вог»!
В: Спасибо, что поправили меня, миссис Лидз. Тем не менее эту одежду всякий мужчина волен считать соблазнительной и провоцирующей.
О: Протестую!
О: Протест принят.
В: Миссис Лидз, в тот вечер вы специально отправились в город в поисках…
О: Нет.
В: Позвольте мне закончить вопрос. Разве вы поехали не развлечься?
О: Нет!
В: Как еще можно назвать явное заигрывание с тремя молодыми людьми?
О: Протестую!
В: …а когда они отвергли ваши провокации…
О: Протестую!
В: …вы предъявили им обвинение в насилии!
О: Протестую! Протестую! Протестую!
…Она умеет справляться с мелкими поломками, а уж сколько приходилось менять спущенных шин — не счесть. Она не из тех беспомощных красоток, годных лишь на то, чтобы нежиться в шезлонгах за чтением романов. Она достала из багажника гаечный ключ, взяла запасную шину, положила ее на землю рядом с задним бампером, присела на корточки около правого крыла и принялась отвинчивать болты, которыми колесо крепится к подвеске. Она справилась с первым болтом, положила его в перевернутый колпак от колеса, когда…
С первых же мгновений она не сомневалась в их намерениях.
Чьи-то сильные руки рывком тянут ее на себя. Гаечный ключ падает на землю. Кто-то перехватывает ее шею рукой, она задыхается, крик застревает в горле. Руку резко заводят назад. Боль иглою пронзает мозг. Она знает, что сейчас произойдет. Тот, кто подошел, отступает в сторону, и она, оставшись без опоры, падает на землю, больно ударившись затылком об асфальт. Силой воли она удерживает сознание, не позволяя себе отключиться.
Их трое.
Это те, кто стоял около ресторана.