Читать интересную книгу Неизвестные солдаты, кн.1, 2 - Владимир Успенский

– Ты спешишь?

– Не очень, – настороженно ответила она.

– Может, пройдемся еще?

– Лучше во дворе посидим.

Она открыла калитку, вошла первой. Во дворе темнота густая, непроглядная. Над головой шелестит листва.

– Сюда вот. – Девушка взяла его за руку, подвела к скамейке. – Садись.

Виктор не выпустил ее пальцы. Длинные и гибкие, они были грубоваты, шершавы, на них шелушилась кожа. Василиса затихла, сидела осторожно, бочком.

– Ты смелая, – сказал он. – Родители не заругают?

– Некому ругать. На пасеке тятя.

– А мама?

– Умерла.

– Вот что… Ты одна, значит?

– Два братика… Они маленькие. Молока налились и спят.

– Хозяйство на тебе? И не учишься?

– Когда же? – вздохнула девушка. – В техникум я хотела. Похвальная грамота у меня… Да разве отец управится? Ребята, корова, куры, двух поросят держим.

– Не отпускает он?

– Я и не просилась. Вот ужо подрастут малые… «И кофточка велика, и юбка. Мамино носит», – подумал он, грея между ладоней холодную руку Василисы.

Многое хотел бы Виктор доказать ей, первой девушке, которую он провожал ночью, с которой остался наедине. Так случилось не потому, что раньше никто не нравился ему. Были хорошие девушки в школе, в их классе. Но Виктор всегда чувствовал, что на нем лежит клеймо сына Врага народа, он не мог вести себя так же свободно и просто, как другие ребята, боялся нарваться на оскорбление, на неприятность. Какие родители позволят своей дочке дружить с запятнанным человекам, перед которым закрыты дороги в будущее?

Виктор держался замкнуто. Знал, что впереди у него трудная жизнь, в которую надо идти одному или с очень верным другом. И ему казалось теперь, что таким другом может быть только Василиса.

Сейчас Виктору хотелось сказать, что скоро уедут Игорь и Саша и не останется у него близких людей. Если она полюбит его, он будет верен ей всегда, всюду, сделает все, чтобы она была счастлива. И ему будет хорошо и легко, если эта маленькая шершавая рука всегда будет с ним.

Может, таких, идущих от сердца слов и ждала от него девушка, никогда не слышавшая признаний, не очерствевшая еще в обыденных тяготах и хлопотах. Запомнила бы она их на всю жизнь. И навсегда сохранила бы в памяти горячую волну радости, захлестнувшую ее оттого, что раскрылось перед ней близкое сердце.

Но Виктор не произнес этих слов. Боялся показаться сентиментальным, смешным…

– Ты в город приезжай, – предложил он. – В кино сходим.

– Нет, там нарядные все. Лучше ты сюда приходи.

– А отец? Игорь говорит – он сердитый.

– Совсем нет! Только нелюдимый стал, как мама померла.

– Ты на него непохожа.

– А я в маму – белая… Ты нам книжки приноси. Тяте про пчел, а мне – про научную фантастику. Как «Гиперболоид инженера Гарина».

– Все принесу. А ты завтра что будешь делать?

– Управлюсь по хозяйству – и на покос.

– Воскресенье ведь.

– Воскресенье зимой бывает… Только уж теперь не завтра, а сегодня, – тихо засмеялась она.

– А ведь верно, – спохватился Виктор. – Отдохнуть тебе надо. Ну, до свидания. Днем увидимся на покосе.

Отойдя довольно далеко от ее дома, он оглянулся. На темном фоне избы белела кофточка Василисы.

* * *

Антонина Николаевна Булгакова возвращалась из магазина, купила Игорю коричневый фибровый чемодан. Шла и раздумывала – не отправиться ли ей в Москву «месте с сыном. Страшно было отпускать Игоря в столицу одного. Мальчик никогда не бывал там. Неприспособленный он, постесняется лишний раз в деканат зайти. Последить бы за ним, чтобы готовился перед экзаменами, с преподавателями поговорить.

Прикидывала в уме сбережения: надо купить Игорю костюм, ботинки, дать на билет и с собой… Нет, на ее поездку денег не хватало. Да и что проку было прикидывать, когда с весны еще знала – денег в обрез. Даже шляпку новую не купила себе.

Раньше Антонина Николаевна следила за модой, одевалась со вкусом. А в последние годы прибавилось хлопот, подросли дети, больше думала о них, чем о себе. Или стареть стала – ведь сорок лет скоро.

С центральной, мощеной улицы она свернула в свой переулок, пустынный и тихий, заросший лопухами и одуванчиками.

– Антонина Николаевна, минуточку!

Обернулась. К ней быстро, чуть сутулясь, шла Наталья Алексеевна Дьяконская. Не виделись они давно, с последнего родительского собрания в школе. Антонине Николаевне бросилось в глаза, как постарела Дьяконская за это время. Красивое дорогое платье из бордового крепдешина сидело на ней мешковато. Когда-то, видимо, шилось оно на полную фигуру, а теперь морщилось на груди, свободно болталось в талии.

Наталья Алексеевна неуверенно протянула руку.

– Простите, что задержала, ведь я к вам шла.

«Наверное, об Ольге», – насторожилась Антонина Николаевна, уловившая заискивающие нотки в голосе Дьяконской. Вслух сказала:

– Пойдемте, пожалуйста.

– Лучше здесь, если можно. – Пальцы Натальи Алексеевны щелкали замочком сумки. – Конечно, мне очень неудобно обращаться к вам. Особенно после того, что случилось. Но ведь я мать…

«Об Ольге», – решила Булгакова, готовая оберегать Игоря. В какую еще историю хотят втянуть ее мальчика?

– Я мать, поймите меня, – торопливо продолжала Наталья Алексеевна. – У меня душа изболела. Ведь сейчас решается судьба…

– Вы о чем, простите?

– Понимаете, мечта Вити – стать военным… «Ах, Виктор!» – Антонина Николаевна почувствовала облегчение.

– Он думает только об этом, сидит над военными книгами. А мри нашем положении в училище его не возьмут. Он молчит, но я вижу, какая у него травма.

– Но чем же я могу помочь? В школе мы дали ему хорошую характеристику.

– Игорек в Москву едет. Может быть, вы напишите несколько слов полковнику Ермакову. Ведь Степан Степанович ваш родственник…

– Очень и очень дальний. Скорее, просто знакомый.

– Все равно. Ведь он служил с моим мужем, у него вес в наркомате, ему стоит только слово сказать… Я написала ему, а ответа нет. Может быть, не получил… А если вы пошлете с Игорем несколько строк, это совсем другое дело.

Дьяконская достала из сумки скомканный платок, вздрагивающей рукой вытерла лоб.

– Антонина Николаевна, голубушка, сделайте это. Мне нечем отблагодарить вас, но такую услугу я не забуду до гроба. – В глазах ее появились слезы.

– Что вы, милая, что вы! – Булгаковой жаль было эту седую женщину. Еще недавно жена комдива, всеми уважаемая, красивая. Легко ли ей теперь на этой пыльной улочке унижаться, просить…

– Я обязательно напишу. Степан Степанович прекрасной души человек. Я уверена – он сделает все, что сможет.

Дьяконская схватила ее руку, приподняла. Антонине Николаевне показалось – хочет поцеловать. Быстро отступила, загородилась чемоданом.

– Голубушка, как же мне отблагодарить вас?

– Ну, какие глупости, какие глупости. – Булгакова смотрела по сторонам, не видят ли их. Но улица была пуста, только на дальнем конце играли в лапту ребята. – Благодарить меня не за что. Написать – это не трудно.

– О, это тоже много! И я очень попрошу вас, не говорите Игорю. Мальчики дружат, Витя может узнать.

– Да, да! Я ничего не скажу…

С тяжелым чувством вернулась Антонина Николаевна домой. Рассеянно погладила белую курчавую головку Людмилки, отроившей из щепок дом для куклы.

– Папа где?

– В амбаре. Пойдем туда.

– Нет. Ты поиграй.

Каждое лето Григорий Дмитриевич переселялся из дома в амбар. Просторный, с двумя окнами, с дощатым полом, он вполне подходил для жилья. Пазы в стенах были забиты мхом. Булгаков часто ночевал здесь до самых морозов.

Этот амбар называли шутя «филиалом райсовета Осоавиахима». На стенах висели плакаты, призывающие молодежь метко стрелять, идти в аэроклубы. Возле топчана – небольшая пирамида. В ней малокалиберная винтовка ТОЗ и винтовка учебная, разрезная. Охотничье ружье Григорий Дмитриевич держал дома. В ящике – листки мишеней с зеленым фашистом в кругу.

Несколько лет бессменно нес Булгаков общественную нагрузку – работал заместителем председателя районного совета Осоавиахима. На гимнастерке носил значок ворошиловского стрелка. По вечерам проводил занятия в кружке, обучал молодежь обращению с винтовкой и противогазом. Любил Григорий Дмитриевич вспомнить былые дни, как били Деникина, наступали на Крым. Ребята-осоавиахимовцы слушали его, раскрыв рты, с уважением смотрели на обрубки пальцев на левой руке Булгакова.

– Ну, купила? – встретил жену Григорий Дмитриевич.

Он сидел на топчане в майке, в синих галифе, шевелил пальцами босых ног. Хромовые сапоги с поднятыми ушками стояли у пирамиды. Согнув крепкую шею, Булгаков рассматривал пробитую пулями мишень.

– Оставь, поговорить надо, – сердито сказала Антонина Николаевна

– Случилось что-нибудь? – Он подвинулся на топчане. – Ты взволнована.

Антонина Николаевна рассказала о встрече с Дьяконской.