– Да! – торжествовала Дуня.
– Надо подождать, – развел руками Фока.
– Чего ждать-то, чего ждать-то? – нервничает Лобкова.
Букин достал пачку сигарет и молча направился в специально отведённое место. Но его вновь остановила жена.
– Значит, ты меня не любишь?
– Кто про это сказал?.. «Люблю, но тайно – твои покрывала черты», а о приобретении нарядов будем думать. Я лучше расскажу тебе, почему сцена не загорелась.
– Ну, слушаю.
– Там, возле солдата, костер был не настоящий.
– А какой?
– Понимаешь, Евдокия, электрики на сцене дровами замаскировали электромотор, подающий сильный поток воздуха, а внутри дров красные ленточки, там же яркая лампочка. Эти трепещущие ленточки создают эффект пламени огня.
– Постой, постой, а откуда дым взялся?
– Наверно солдат чай кипятил?
– Ладно, врать-то?
– Это просто, те же оформители сунули в котелок с водой электрический кипятильник, в итоге получается имитация дыма от костра… это искусство!
– Вот, ведь, как дурят людей, – буркнула Дуня.
В фойе у окна беседуют Ёлкин и Данило, по движениям рук можно догадаться, что рассуждают о музыкальных инструментах. Фока направился к ним, постоял, послушал, подумал.
Концерт продолжался. Снова звучали музыка и песни. Вновь появился конферансье, ему навстречу быстрым шагом подошёл Букин и тихим голосом обратился с вопросом. Выслушав зрителя, ведущий поднёс к губам микрофон и объявил:
– Уважаемые товарищи, к нам на концерт прибыли балалаечник Иван Ёлкин и гармонист Данило Моршавин. Они желают исполнить частушки, попросим их на сцену?
В зале послышались одобрительные возгласы и аплодисменты.
Ёлкин, оставив футляр инструмента рядом с Анной Васильевной, минуя ряды, поднялся на сцену, за ним, слегка горбясь, с гармонью в руках, последовал Данило.
Для них поставили стулья, зрители с интересом разглядывали местных «трубадуров».
Ёлкин, державший в руках балалайку, седой как лунь, в сером костюме с медалями, выражает симпатию – фронтовик. Данило, с гармошкой на коленях, тоже не молод: лицо зарастает седеющей бородой. Конферансье объявил:
– Уважаемые зрители, сейчас для вас сыграют и споют Иван Григорьевич Ёлкин, бывший работник лесного хозяйства и гармонист Данило из деревни Моршавино, он зодчий – кирпичных дел мастер. Встречайте!
Зал дружно поприветствовал «народных музыкантов» бурными хлопками.
– И так, исполняются частушки на мотив – «Ярославские ребята»!
Заиграли инструменты, сразу же приворожившие публику мастерской игрой, но вот послышались и слова, запевал один, затем подпевал второй:
Мы моршавински робята, —Первым делом известим.Мы, конечно не женаты,Ох, нам скучно холостым.
По залу прокатился гром смеха, смеялась даже Анна Васильевна, прижав ладошки к разрумянившимся щечкам, а Санька Наседкин, воодушевленный стопкой «пшеничной», гоготал громче всех.
Мы, как видите красавцы,И сердца у нас горят.Да к тому же моршавянцы, —Ой, выбирайте нарасхват.
Не ругай ты нас маманя,Что нам делать женихам.Нам не нравятся земные, —Ой, полетим к лунатикам.
Есть у нас один знакомый,Любознательный вполне.Он замучил астрономов,Ой, есть ли тещи на луне.
Новая волна смеха прокатилась по рядам, зрители посмотрели на Фоку.
Волгинские девчата,Ой, чего, чего, чего,Боевые, озорные,Ой, развитые до чего.
А московские девчата,Бегают туды – сюды,Уберите этих девок,Ой, как бы не было беды.
Частушки, страдания, припевки – своеобразный жанр русского народного творчества. Они насыщены броскостью образов, бывают и грустными, и искрометно веселыми. Частушки часто сочиняются исполнителями на гуляньях, на работе, в минуты отдыха. А бывает, что содержание известных куплетов перестраивают на свой уклад жизни. На селе много играющих и поющих «народных артистов», а сегодня на сцене солидного ДК выступают представители фольклора Иван Ёлкин и Данило Моршавин – простые, русские мужики. Они своим не стареющим задором радуют публику с эстрады, с которой часто выступают профессионалы и другие заезжие знаменитости.
Концерт продолжается, зрители кричат: «Бис, браво»! Исполнители хотели было покинуть пределы сцены, но их вернули. На прощание они пропели:
Мы бы пели вам охотноНе один – два вечера,Да беда у нас такая;Ой, петь нам больше нечего.
Санька Наседкин, пробиваясь через шквал оваций, кричит:
– Не верю!.. Давай, жарь дальше!
Через щель в занавесе вышел ведущий концерта с микрофоном в руке.
– Уважаемые товарищи, сейчас для вас споет бывший воин-интернационалист, командир разведроты капитан Воробейчик.
Занавес раздвинулся, перед глазами зрителей открылась панорама афганских гор с хребтами и ущельями, с холодным завыванием пронизывающих ветров, где из косматых туч вырывается солнце, а вырвавшись, нещадно палит без того уже выжженную землю.
Анатолий в летней песочного цвета форме, в которой по заданию командиров лазил по острым камням, поглядывая, чтоб не оказаться соседом с притаившейся ядовитой змеёй. Тронув струны в минорном ладу, боец тихо, но проникновенно запел:
Часто снится мне дом родной,Лес о чем-то – своем мечтает.Серая кукушка за рекойСколько жить осталось мне, считает.
Я прижался ласково к цветку,Стебелек багульника примятый.И звучат ленивые ку-ку,Отмеряя жизни моей даты.
Снится мне опушка из цветов,В детских снах забытая опушка.Цифрами: 80, 90, 100,Что-то перещедрилась кукушка…
Я тоскую по родной стране,По ее рассветам и закатам.На афганской выжженной землеСпят тревожно русские солдаты.
Они тратят силы, не скупясь,Им привычны холод и усталость,Сил своих не оставляют про запас,Вы скажите, сколько им осталось.
Так, что ты – кукушка, не спешиМне дарить чужую долю чью-то,У солдата вечность впереди,Ты ее со старостью не путай.
Прозвучал последний аккорд души гитары, сердечной минорной болью затих в зале. Зал ранен, он молчит, только слезные всхлипы плачущих нарушают его тишину. Анатолий поклонился и молча покинул сцену. Публика, словно очнулась от гипноза, взорвалась благодарными, продолжительными аплодисментами. Бывший начштаба авиаполка Герасим Глушкин афганских гор не видел, не все были на той войне, но щемящий душу напев его тронул за живое. Вытерев слезы и, встретившись взглядами с Аркадием Ивановичем, промолвил: «Жалко ребят!»
На сцену вышла стройная женщина: все узнали заведующую аптекой Ласточкину Наталью Анатольевну. Она на фоне гор. Ветер колышет ее платье, оголяя красивые ноги, треплет волосы, а женщина, глядя на горы, обращается к любимому:
Ходит где-то по светуБлизкий мне человек.Пусть мою нежность он встретитИ в дождь, и в зной, и в снег.
Нежность тихой бывает,Хрупок нежности след.Закричишь – нежность растает,Как тает лунный свет.
Нежность – святое слово,Нежность – парус любви.Сквозь года – снова и сноваК другу, нежность, плыви.
Концерт, посвященный Дню Советской Армии, продолжался интересными представлениями. Мастер леса Михаил Привалов, известный исполнитель песен и игры на инструментах, лихо отплясывал «Яблочко». Участники танцевального коллектива «Белая береза», в старинных костюмах с кокошниками, порадовали и танцами, и песнями о любви и верности.
Были и другие, достойные праздника номера самодеятельности.
После праздничного концерта Наталья Анатольевна настояла на посещении ее дома, пригласив в гости, где состоялось знакомство двух матерей: Анны Васильевны с Софьей Михайловной. Их встреча была радостной, нескончаемой, но был уже поздний час, да и пассажиры из поселка Озёрное заждались в машине Журавлева. Воробейчики были вынуждены собираться домой.
Глава пятнадцатая
Велика русская земля, и весна, двигаясь по ней, в разных местах в один срок по-разному проявляется. Но на Волгу Апрель пришел на редкость теплым. Еще весеннее половодье не окончилось, а над реками засверкали белые вырезные крылья: чайки с зимовки вернулись. Всем хороши эти птицы, вот только голоса у них не под стать красоте и ловкости.
Хороша, радостна эта волна весеннего продвижения жизни. Её можно назвать музыкой. Звучит она в весеннем шуме леса, в веселом гомоне прилетающих на родину разномастных пернатых, без которых и лес не радует, и поле и речки не веселят. Когда настоящий перелет начинается, выходите тихой ночью на крыльцо, прислушайтесь. Кажется, сам воздух звенит и летит навстречу весне, навстречу просыпающейся жизни.
Вот забелели барашки на иве и надулись почки на осине, проснулись муравьи, солнышко их выманило из нижних этажей муравейника наверх. В лесу на прогретой земле зацвели лиловые колокольчики сон-травы.