Шилему, у которой возможно, и вправду, было не всё в порядке с мозгами.
– У меня как раз здесь всё в порядке. Вот потому-то я и посмотрю за тобой. Ты сбежишь, а мне потом придётся искать тебя по всему полю ходьбы.
– Ну, ты и…
У Ивана от бешенства перехватило горло. Он сжал кулаки, чтобы не сорваться. Мгновением позже он исчез.
Шилема дёрнулась было за ним на дорогу времени, но Иван использовал все свои способности, чтобы оставить между собой и временницей такой промежуток времени, где нагнать его у обычного ходока не было никакой возможности.
Он вламывался в прошлое и ругался самыми непотребными словами, когда-либо слышанными в жизни. Благо, никто их не слышал, кроме его самого.
Шилема же опять выскочила в реальный мир, расстроенная потерей Ивана в поле ходьбы и с возгласами удивления. Ей всегда казалось, что никто не может так быстро становиться и уходить на дорогу времени, как это делала она. По крайней мере, так было до сего момента.
– Что, с КЕРГИШИТОМ решила посоревноваться? – с нескрываемой насмешкой приветствовал её появление Сарый. – Ты, женщина, забыла, с кем имеешь дело. Он – КЕРГИШЕТ! Запомни это теперь навсегда! А ты… – он сделал пренебрежительный жест рукой. – И ты ему помешала сделать то, что ему надо было сделать. Да ещё пустила в ход свой ядовитый язычок. Я тебя предупреждал, что так оно и будет! Ваня, человек хороший, пока его не доведут такие, как ты. А ты… А! Что с тобой говорить?
– Отстань! – вяло отбилась Шилема. – Лучше скажи, где он может сейчас быть?
– Кто знает. У него в прошлом нет никого и ничего.
– Он что, здесь и живёт? – обвела она взглядом узкий коридорчик, ведущий в крохотную кухню.
– Здесь и живёт, – подтверди Сарый, и с чувством добавил: – А ты – решила его взять нахрапом. Вот и получила!
Иван остановился и повернул назад.
Чего это он так переживает? Ей хочется с ним пойти, он брать её не собирается, вот она и ведёт себя так развязно. То-то Сарый давился от смеха, мол, как она меня обзывала, а я мямлил что-то ей в ответ и злился…
Он проявился в своей комнате и слышал последние слова Сарыя, сказанные Шилеме. Молча предстал перед Шилемой, глаза у которой округлились, словно она увидела перед собой призрак. Так же молча подмигнул ей и вошёл в ванную. Закрыл за собой дверь на щеколду. И чтобы отогнать мрачные мысли и развеяться после разговора с Шилемой и бегства от неё, показав всем свою независимость и непринуждённость, он во весь голос запел:
– Мы шли под грохот барабанов, мы смерти смотрели в лицо…
Чисто выбритый, мытый и умиротворённый, он деловито поинтересовался о еде. За окном было темно, так что Сарый стал выставлять на стол немудрёный не то поздний ужин, не то ранний завтрак.
Шилема стояла тут же на кухне, притиснутая к мойке, с прижатыми к груди руками. Она с удивлением наблюдала за поведением мужчин, для которых эта маленькая кухонька была домом, где они жили и принимали пищу. Это так не вязалось со знакомыми ей ходоками, да и с ней самой. Ей был непонятен этот аскетизм, эта скромная, вернее, нищенская обстановка в жилище, да и само жалкое жилище, эта непритязательная еда.
Её удивлял и одновременно покорял КЕРГИШЕТ. Но она всеми силами пыталась избавиться от такого наваждения…
– Садись, Шилема, поедим, – пригласил Иван временницу.
Сарый сразу же начал бурчать, что-де, набегут всякие, всё съедят, а ему потом, несчастному, опять бегать по магазинам или тащить что-нибудь из прошлого. А ему это надо?
– Учитель, ты не мычи, а больше на стол мечи, – скаламбурил Иван и неожиданно для себя почувствовал лёгкость во всём: мыслях, движениях.
Шилема осторожно присела на уголок табуретки.
– Ешь, Шилема и рассказывай, – хлебосольно поведя рукой, сказал Иван. – Кто ты и что ты? Что умеешь? Чем занимаешься?
Временница приняла протянутый ей бутерброд. Сделала небольшой надкус, долго прожёвывала, проглотила.
– Меня зовут Шилемой. Шилемой Армакан… Я временница. Моей Учительницей была Манелла.
– Ага!.. Ты – перль?
Шилема вздрогнула, с опаской посмотрела прямо в глаза Ивану.
– Н-нет… Да, я перль в этом мире.
– Ага!.. Я так почему-то и думал. Твой кимер?
– Семь тысяч лет с небольшим, лет на двести, – гордо вздёрнула она свой увесистый подбородок.
Иван опять отметил для себя её некрасивость.
Её не красили ни улыбка, ни удивление, ни испуг, ни вдохновение. И даже эта гордость за свои способности ходить так глубоко в прошлое.
«Впрочем, с лица не воду пить», – напомнил себе Иван прекрасную поговорку, так подходящую именно к данному случаю.
– Неплохо, – сказал он, но так, чтобы у неё не возникло опять особого самомнения. Так говорят школьнику, хваля за успешно выученную таблицу умножения. – Сколько тебе лет?
Она опять хотела вскинуть голову, чтобы возмутиться бестактности мужчины, но ответила без эмоций:
– Наверное, лет пятьсот. Я предпочитаю года не считать.
Иван кивнул и машинально потёр пальцами щёку. Он никак не мог привыкнуть к таким возрастным цифрам ходоков.
На вид Шилеме было лет двадцать пять, ну, от силы – тридцать.
– Почему я тебя до сего дня не видел?
Вопрос КЕРГИШЕТА развеселил Сарыя.
– И хорошо, что не видел, – сказал он. – А то давно сбежал бы куда-нибудь подальше. Ей только палец протяни, без руки останешься…
– Ты бы, Задира, помолчал, когда мы серьёзно разговариваем, – строго оборвала его Шилема. Лицо её окаменело, она явно была раздражена репликой Сарыя. – Тебе здесь…
– Он мой Учитель, – поторопился напомнить Иван, чтобы пресечь назревающую пикировку.
Сарый с благодарностью склонил голову, глаза его смеялись.
– Так, где ты была, когда я встречался с другими? – напомнил Иван свой вопрос.
– Дома была. Кое-кому вправляла мозги, чтобы не считали себя выше того, кто они есть на самом деле.
– Вправила?
– Вправила! Лет десять будут помнить.
– Десять лет большой срок, – задумчиво сказал Иван. – За десять лет либо ишак сдохнет, либо правитель помрёт, – напомнил он реплику Ходжи Насреддина.
Шилема поняла её по-своему.
– Не знаю, как ишак, а правитель не помрёт. Ещё молод. И будет помнить, что есть кто-то, знающий все его дела и помыслы. Он придёт и, если дела и помыслы были неправедными, покарает!
Иван повёл осуждающе головой от её такого заявления. Высказано оно было с верой в свою непререкаемую правоту кого-то за что-то карать и миловать.
– Во-от оно что. Бога, значит, из себя представляешь. Так-так… Знаешь, как мне на вас, изображающих из себя всесильных и всевидящих богов, стало в последнее время везти. Что ни век, что ни ходок, то ни много, ни мало, – а Бог! Надоедать стало. Запомни, Шилема. Я ни в каких богов не верую, а воплощающихся в них – презираю!
Иван высказался и надолго замолчал, занятый едой. Шилема всё это время сидела палка-палкой, воткнутой в табуретку, – ровно и неподвижно.
– Ты меня