одна заявит что-нибудь в таком вот роде. – Женщина подошла к нему. – И куда же ты хочешь отправиться, милый мой дракон Марвин?
Для сидевшего в отцовском кабинете мальчика ее вопрос прозвучал как обещание исполнить его желание. Он скользнул глазами по книгам, по старым обоям на стенах и остановился на фотографии матери. Если бы Марвин решил покинуть этот дом, взял бы с собой только ее портрет, но портрет висел слишком высоко, и снять его Марвин никак не сумел бы.
“Я хочу быть свободным”, – прорычал он.
– Что ж, мне эта мысль нравится, – ответила женщина.
Она зашла в витрину и вернулась оттуда с зарядным устройством. Потом положила его на пол, изобразив нечто похожее на реверанс, как будто речь шла о подношении королевской особе.
– С этого момента все здешнее царство принадлежит тебе, – объявила женщина. – Прощай витрина, прощай жизнь в неволе!
Она взяла кентуки и поставила его на пол у своих ног.
Но Марвин имел в виду совсем другое. Он понял это, как только взобрался на зарядку и оттуда огляделся по сторонам. Новое помещение уже не казалось ему ни таким просторным, ни таким неизведанным.
“Я хочу выйти отсюда”, – прорычал он.
Женщина записала точки и тире в свой блокнот и рассмеялась. Марвин, сидя в отцовском кабинете, нахмурился.
“Я вернусь”.
Женщина не сводила с него глаз. И уже не улыбалась. Она посмотрела в сторону витрины, потом – на дверь.
“Пожалуйста!” – прорычал Марвин.
Будто он ей вдруг как-то сразу наскучил, женщина положила блокнот на стол и снова взялась за метелку. Довольно долго она занималась своими делами. Но вскоре подошла, нагнулась к дракону и сказала:
– Ладно.
А то, что она сказала сразу же после этого, навело Марвина на мысль: возможно, и она тоже тайком подумывала об освобождении. Возможно, некоторые “хозяева” делают для своих кентуки то, что никак не могут сделать для самих себя.
– Я оставлю тебя за дверью магазина на твоей зарядке, под лестницей у галереи, – объяснила женщина. Потом подняла дракона и поставила рядом с кассовым аппаратом. – Но уходить ты можешь только ночью. И каждое утро должен быть здесь как штык, чтобы я отнесла тебя в витрину, прежде чем явится этот. Не дай бог он что-то прознает! Договорились?
Дракон издал три коротких рыка, потом сделал маленькую паузу и еще пару раз быстро рыкнул. Женщина открыла кассу и достала одну из подарочных наклеек, которые лежали вместе с деньгами, поднесла ее к камере, чтобы кентуки мог прочесть, что там написано, а потом приклеила ему на спину, кажется, прямо над задними колесиками. Там, под золотым логотипом, были указаны телефон и адрес магазина.
– Если что-нибудь случится, – пояснила женщина, снова опуская его на пол, – найди кого-нибудь, кто сможет доставить тебя сюда.
И прежде чем отнести под лестницу, она в последний раз поцеловала его в лоб.
* * *
Чэн Ши-сюй купил карточку и установил соединение за двадцать три минуты четырнадцать секунд. Его кентуки обитал в Лионе. С тех пор Чэн Ши-сюй проводил перед компьютером не меньше десяти часов в сутки. Остававшиеся на его счету деньги таяли день ото дня, друзья почти перестали звонить, а дрянная еда постепенно просверливала дырку у него в желудке.
– Ты что, решил уморить себя? – спросила по телефону мать, наверное потому, что сама она уж точно много лет как старалась приблизить собственную смерть, а сын всегда был слишком подавлен всякого рода невзгодами, чтобы заметить это. Ему было не до этого, вот уже больше месяца как он переживал зарождение великой любви, возможно даже, самой подлинной и необъяснимой любви в его жизни.
Сначала произошло то, что можно было счесть лишь предвестием грядущих событий, – он познакомился с “хозяйкой” своего кентуки. Ее звали Сесиль, и она получила прибор в подарок на день сорокалетия. Как только было установлено соединение K7833962, Сесиль подхватила кентуки на руки и понесла в ванную. Только там Чэн Ши-сюй увидел, что он был кентуки-пандой и все его тело покрывала шерстка из пурпурного с бирюзой плюша, а на брюшке был прикреплен серый пластиковый квадратик с надписью: Rappele-toi toujours. Emmanuel[2]. И дата – нынешний год. Сесиль была невероятно красива, как показалось Чэн Ши-сюю. Высокая и стройная, с почти рыжими волосами и веснушчатым лицом. Глядя в зеркало, она улыбнулась и сказала:
– Добро пожаловать, король мой.
Чэн Ши-сюй понимал французский без малейших затруднений, поэтому сразу вошел в конфигуратор модуля управления и отключил переводчик.
Вскоре он убедился, что остальная квартира была такой же большой и роскошной, как и ванная комната. В этом царстве Сесиль к тому же постаралась все устроить так, чтобы кентуки чувствовал полную независимость. Расставила зеркала у самого пола, велела вырезать легко открывающиеся проходы не только в дверях, но и в больших окнах с выходом на балкон – такие лазы обычно устанавливают для домашних животных. Кроме того, за креслом пряталось что-то вроде длинного пандуса, по которому можно было подняться на широкие кожаные подлокотники дивана. Чэн Ши-сюй научился пользоваться пандусом без проблем.
Сесиль с первого же дня установила свои правила и как нечто само собой разумеющееся перечислила их, загибая пальцы:
– Ты никогда не должен входить в мою комнату. Если я прихожу домой с мужчиной, ты не должен покидать своего зарядного устройства. Если я сплю или сижу за этим вот письменным столом, любые передвижения по дому запрещаются.
Он покорно принял все это к сведению.
Если не считать названных правил, Сесиль была внимательной и веселой. Иногда они выходили на балкон, она брала его на руки, чтобы дать полюбоваться на Лион, и показывала площадь, где был поднят первый в мире черный флаг, а также здание, в котором когда-то помещалась их семейная мануфактура по производству шелковых тканей, рассказывала истории про бомбардировки и революции, которые ей самой рассказывал дед на этом же балконе.
Сесиль и ее квартира являли собой безупречно устроенный мир, и тем не менее самое лучшее таилось в квартире напротив – в великом царстве брата Сесиль Жан-Клода. Иногда они вместе пили чай. Заваривала его Сесиль, а сидели они за чаем в гостиной Жан-Клода, который при этом играл на рояле.
Именно там Чэн Ши-сюй и увидел главную женщину своей жизни.
В первый раз прогуливаясь по гостиной Жан-Клода, он обратил внимание на то, что в огромных окнах, выходящих на балкон, имелись такие же дверцы-лазы, как и в квартире Сесиль. Кентуки-панда Жан-Клода неподвижно стояла в отдалении, у большого вазона с орхидеями. Удивительно, но на брюшке у панды была прикреплена точно такая же табличка с точно такой же надписью, как и у него самого: “Вспоминай всегда. Эмманюэль”. У панды было имя – Титина, по крайней мере так ее называл “хозяин”, –