— В Рерике такое творится! Про вече слышала?
— У нас дома что-то говорили, но я ничего не поняла.
— Тебе, наверно, и не стоит всего знать. Как отец, не полегчало?
— Нет, все так же.
Боярина Войцеха несколько месяцев назад разбил паралич, он передвигался только с костылем.
— Что мама?
— Переживает очень, не отходит от него. Лекарей, волхвов наприглашала, да только мало от них толку.
— Ничего, не сразу. Пройдет время, поправится.
— Мы тоже с мамой надеемся.
— Хотел к вам зайти, да не знаю, вовремя ли?
— Зачем зайти?
— Не догадываешься?
— Нет…
— Плутовка, по глазам вижу, что поняла. Ведь так?
— Ведь так, — передразнила она его. — А ты не ходи вокруг да около, а скажи прямо.
— Засватать тебя хочу. Пойдешь за меня замуж?
Она лукаво посмотрела на него, улыбнулась радостно, проговорила загадочно:
— Не знаю… Не думала… Может, пойду, а может, и откажусь.
— Вот какая у нас, мужчин, судьба неверная. Не знаешь, пойдет за тебя девушка или откажет?
— А ты попробуй, посватайся. Может, и повезет!
Однако события стали развиваться так стремительно, что было не до сватовства. На вече Изяслав вдруг заговорил о стародавних обычаях, которыми жили племена много веков и тысячелетий и которые стали забываться в последнее время. Он стал восхвалять прежние законы и порядки, когда не было ни воровства, ни мздоимства, ни разбоя; все это появилось с рождением государств и все больше и больше разъедает жизнь народа. Он стал призывать к тому, чтобы все серьезные вопросы решались внутри племен, независимо от воли и желания великого князя.
— Пусть Довбуш вершит общегосударственные дела, а племенные вопросы будем решать мы сами, бодричи!
Толпа, не рассуждая, охотно и дружно поддержала своего обожаемого князя, которого стала считать чуть ли не богом.
Словен стоял на площади, и сердце его одевалось холодком. Он понял, что Изяслав ведет племя бодричей к обособлению от власти великого князя, а стало быть, к выделению из Руссинии. Этого он еще не сказал, но невооруженным глазом виден был его замысел. Если ему удастся раскачать устои Руссинии, то из состава ее выйдут и другие племена, и страна рухнет.
Прямо с площади Словен отправился к Довбушу, слово в слово пересказал речь Изяслава на вече и сделал вывод: Изяслав может развалить Руссинию. Нужно его срочно арестовать и предать суду за государственные преступления!
— Эк ты куда хватил! — воскликнул Довбуш, недоверчиво поглядывая на него. — Я понимаю, что из-за девушки можно крупно поссориться, но чтобы возвести на честного человека такую небылицу!.. Просто Изяслав хочет поднять народовластие в племени бодричей на новый уровень, вот поэтому и заговорил о возвращении к старым обычаям. Я согласен с ним, что с их помощью можно искоренить разные пороки, в которых мы погрязли. Так что нечего становиться на его пути, мешать преобразованиям!
Словен понял, что с Довбушем бесполезно разговаривать дальше, он не понимает и не хочет понять происходящие грозные события. Поэтому он кивнул и молча удалился.
Сначала он решил, что оставит все как есть и не будет вмешиваться ни во что. В конце концов, он правитель племени, а не всей страны, и не его обязанность заботиться о ее будущем. Пусть такая задача лежит на великом князе, ему за все отвечать. А он, Словен, уедет в родные края и станет заниматься делами племени словен, которых во время его долгого отсутствия накопилось предостаточно. Кроме того, надо налаживать и свою личную жизнь.
Ему двадцать два, пора обзаводиться семьей, а лучше Бажены жены он не найдет. «Завтра же зашлю сватов, через пару недель сыграем свадьбу, а потом увезу на свою родину», — решил он.
Но Словен был от природы человеком деятельным, поэтому у него в голове, помимо его воли, уже зрела другая мысль. События в Рерике так или иначе отразятся на его племени, могут самым пагубным образом аукнуться, надо всеми возможными средствами остановить Изяслава, пока он не натворил много бед в стране. Как это можно сделать, минуя великого князя? Только обратившись к племенным вождям — Бранибору и Брячиславу. Но поддержат ли они его? Не отвергнут ли так же, как Довбуш?.. Он стал про себя рассуждать о каждом из них.
Бранибор, этот долговязый пятидесятилетний вождь племени гаволян, был человеком неторопливым, рассудительным, решения принимал не спеша, основательно, но уж потом не отступал и дело доводил до конца. Всегда стоял он за единство страны и резко выступал против племенного обособления. Но, может, это на людях, в присутствии великого князя, а в душе мечтал отделиться и стать самостоятельным правителем? Ведь кому не хочется править единолично, ни от кого не завися; такое желание и он, Словен, замечал за собой. Что было у него главнее: судьба родного племени или будущее Руссинии? Словен точно не знал.
Иным был Брячислав. Вождь племени лютых был человеком горячим, невоздержанным, с переменчивым настроением, которое зависело от сложившегося положения. Сегодня он мог отдать тебе все, готов пожертвовать жизнью ради тебя, а завтра обругать, нахамить, ударить и даже убить. Он мог ни с того ни с сего напасть на соседей, ввязаться в бой, до самозабвения рубиться в первых рядах, а потом вместе с бывшими врагами гулять и пировать, как будто ничего не бывало. На серьезные разговоры о судьбах племени и страны никогда не шел и никогда их не вел, так что предугадать, как он встретит сообщение из столицы, было невозможно. «И все же надо ехать и к тому и к другому, — вздохнув, неожиданно для себя решил Словен. — Нельзя пускать государственные дела на самотек. Когда есть возможность повлиять на их ход, надо попытаться это сделать».
Он отдал приказание начинать сборы в дорогу, а сам решил зайти к родителям Бажены. Наверняка она не утерпела и рассказала, что он собирается засылать сватов. А вместо этого на неопределенное время жених исчезает из столицы. Что могут подумать Бажена и ее родители о нем? Обманщик, вертопрах, пустой человек…
Приход Словена вызвал в тереме переполох. Забегали слуги, подгоняемые окриками и понуканиями, навстречу спешила хозяйка, боярыня Драгана, дебелая, круглолицая; по лестнице, едва переставляя ноги, спускался боярин Войцех.
— Милости просим, князь, милости просим, — распевно говорила боярыня, кланяясь Словену. — Чего же заранее не предупредил? Мы бы озаботились, приготовились как следует. А так не взыщи, все второпях, все наспех…
— Я ненадолго, боярыня. В далекий путь отправляюсь, поэтому решил заглянуть ненадолго.
Приковылял Войцех, протянул сухую руку: