Сегодня ты еще не обязана быть сильной, а те, кто этого ожидает, пусть поцелуют нас в задницу.
– Я бы не отказалась от чая и пары тостов или овсянки. – Понятия не имею, получится ли впихнуть в себя хоть немного еды. – Дай мне еще час, а потом я приду.
– Хоть все время в мире.
Кузина выпрямляется и разглаживает свое черное платье.
– Спасибо, – говорю я. – За все.
– Поблагодаришь еще, после того как я обмажу этого ангела смолой и выщипаю ему все перья. – У нее такое кровожадное выражение лица, что мне становится страшно.
На то, чтобы прийти в себя, уходит два часа. Мысль о том, что нужно встречаться с другими людьми и слушать их соболезнования, ужасает. Я нечасто бывала на похоронах, но отлично помню церемонию в память о родителях. Меня поразило, как быстро гости перешли к насущным темам и заговорили о собственных делах. Для них жизнь продолжалась, в то время как моя рухнула. Впрочем, это все равно лучше, чем лежать в постели и думать. Ведь так мои мысли возвращаются к Азраэлю и нашей вчерашней встрече. Он все еще любит Нейт и хочет обратно к ней. Для достижения этой цели он использует любые средства, не обращая внимания ни на что. Включая меня.
Я принимаю душ, сушу волосы и надеваю черное платье. Видимо, его когда-то купил Гарольд. Все эти действия совершаю на автомате. Скоро я встану перед гробом своего любимого старшего брата. Смотрюсь в зеркало в ванной. Почему у меня такая судьба? Чем я ее заслужила? Глаза покраснели и опухли, щеки запали, но это по-прежнему я. Хочется мне или нет, придется спуститься вниз и окунуться в эту жизнь.
Гроб Малакая стоит на столе в гостиной. В комнате расставлены вазы с цветами, которые принесли соседи, и от густого запаха я едва не прощаюсь с парой ложек каши, которые чуть раньше с трудом запихнула в себя.
Возле меня появляется Гарольд и протягивает стакан воды. Я с благодарностью его принимаю. Взгляд падает на прислоненную к противоположной стене крышку гроба.
– Это ты устроил? – Приблизившись, я осторожно провожу кончиками пальцев по замысловатым рисункам и иероглифам, которые покрывают внутреннюю часть гроба.
– Сам Малакай, – тихо отвечает дворецкий. – Он догадывался, что ты не позволишь кремировать его тело, и хотел подготовиться к переходу.
– Это его Книга мертвых. – Я видела бесчисленное множество подобных предметов, но этот, безусловно, выполнен искуснее всех. – Как давно он ее заказал?
– Некоторое время назад, – неопределенно отзывается Гарольд. – У него имелись довольно конкретные идеи.
Несмотря на глубину печали, у меня вырывается смешок.
– Конечно, имелись.
Я еще раз обвожу контуры разноцветных иероглифов. Это заклинания, с помощью которых он перехитрил стоявших на пути демонов. Впрочем, за его душу я никогда не переживала. Мой брат в любом случае знал все заклинания наизусть и выдержал бы испытания. Но, вероятно, решил перестраховаться.
– Он добрался до полей, – негромко говорю Гарольду, когда он обнимает меня за плечи.
– Я никогда в этом не сомневался. – Он прочищает горло. – Гостей становится меньше. Открытки лежат в прихожей на комоде, если хочешь прочесть.
– Мне обязательно делать это сегодня?
– Нет, это может подождать. Тебе даже не нужно никого встречать. Граф и леди Фиона взяли это на себя.
– Тогда я пойду в кабинет. – Звучит как вопрос. – Оставлю дверь открытой, если кто-то захочет со мной поговорить.
Гарольд смотрит на узкое черное платье.
– Хотелось бы мне, чтобы ты надела его по другому поводу. Но ты выглядишь прекрасно, сильной и храброй. Малакай бы тобой гордился. – Он вытаскивает из кармана пиджака открытку размером не больше визитной карточки и вручает ее мне. – Один из гостей очень хочет пообщаться с тобой лично. Он на этом настаивает.
«Ведь никто же не знает ни того, что такое смерть, ни того, не есть ли она для человека величайшее из благ, а все боятся ее, как будто знают наверное, что она есть величайшее из зол».[4]
– Это цитата Платона, – изумленно произношу. Переворачиваю открытку из дорогой бумаги ручной работы… и на обороте действительно написано имя греческого философа. Это ему мы обязаны своими знаниями об Атлантиде. – Кто ее тебе дал?
– Я приведу к тебе этого человека, если у тебя хватит на это сил.
– Мы с ним знакомы? Чего он хочет?
Гарольд уже отвернулся и лишь пожимает плечами, что очень нехарактерно для него, потому что настоящий дворецкий никогда бы так не сделал. Вопреки небрежному жесту, он выглядит достаточно напряженным.
Не думаю, что у меня сейчас хватит нервов на интеллектуальную беседу. Несмотря на болезнь, Малакай поддерживал связь с учеными со всего мира. Возможно, один из них пожелал выразить мне соболезнования лично.
По пути меня останавливают несколько гостей. И всякий раз на помощь приходят тетя Фиона и дядя Джордж. Они буквально не выпускают меня из поля зрения, при этом ни словом не упрекнув за поездку в Лондон. К счастью, присутствующие явно не ожидают, что я стану вести долгие вежливые беседы. Невзирая на это, отделаться от всех мне удается только через двадцать минут.
Я ухожу в комнату, где в последний раз была с Азраэлем, и замираю перед письменным столом. Все лежит так, как я тогда оставила. Тут меня посетила идея о ковчеге Завета. Азраэль не открывал мне всей правды, пока я не раскопала ее самостоятельно. С самого начала он лгал и утаивал важнейшие детали, поэтому обстоятельство с Нейт не должно вызывать у меня такого удивления.
Услышав позади покашливание, я оборачиваюсь.
– Позвольте представить, – говорит Гарольд пришедшему с ним мужчине, – леди Нефертари де Вески.
– Рад наконец с вами познакомиться, – вежливо склоняет он голову.
Ни от Гарольда, ни от меня не укрывается, что мужчина не называет своего настоящего имени, и все же он кажется мне знакомым. На вид ему за семьдесят, однако кожа у незнакомца гладкая, и он совершенно не выглядит дряхлым. Волнистые, полностью седые волосы подстрижены старомодно, как и борода. Он с любопытством меня разглядывает.
– Вы были преподавателем моего брата? – вежливо уточняю я.
На нем не совсем соответствующие случаю светлые брюки, а на плечах светлая накидка, очень напоминающая тогу. Я правильно предположила, этот мужчина – ученый.
– О нет, я уже давно не преподаю. – Улыбаясь, он переступает порог кабинета и направляется ко мне. – Я написал ему незадолго до смерти, однако он так уже и не ответил, о чем я глубоко сожалею. Это был очень личный вопрос.
– Значит, вы что-то ищете?
Я едва не начинаю