— О’кей, — на автомате ответил я. — «Великолепную семерку» недавно пересматривал, прилипло…
Котенок ухмыльнулся, a я понял, что c разгона брякнул еще одну глупость — где это я мог фильм пересматривать? Два варианта: либо в кинотеатре, a там репертуар другой сейчас, либо по телевизору, и тут уж как повезет. Может, и крутили недавно по одному из каналов, кто знает. Проверять они вряд ли будут, газеты c программой листать. Но мне снова урок на будущее. расслабился.
— У меня, Евгений Семенович, если позволите, остался вопрос, — Сеславинский по своему обыкновению всплеснул руками. — Если мы втроем выступим c разными темами, что в итоге пойдет в печать?
— Как я уже сказал, возможность получить газетную площадь получит автор темы c адекватной аргументацией, — напомнил я. — Если все втроем выступите достойно, то и все ваши заметки приму. А там, как вы помните, уже читатели голосовать будут…
— Ясно, — Котенок вдруг блеснул очками. — На вшивость нас проверяете. Это правильно, уважаемый оппонент. Я так понимаю, потом необходимости во встречах уже особо не будет?
— Почему же? — возразил я. — У нас же в газете не сочинения на свободную тему пишутся. Соберемся, обсудим. Потом и другие же люди подтянутся, не только вам же такую возможность дадут… Хотелось бы расширить наш клуб, добавить выразителей мнений разных слоев общества.
Последняя фраза предназначалась как для Котенка, так и для прослушки. Первый пусть задумается, кого можно еще мне порекомендовать, a вторые передадут Поликарпову. Я еще сам потом ему позвоню, вновь подчеркну необходимость следующего шага. И шаг этот должен быть более смелым. Сейчас мои оппоненты резвились, потому что официальную позицию представлял только я. И даже интеллигентный доктор Василий Васильевич Королевич, который был в моем списке в числе прочих, не смог бы им противостоять в полную силу. И добрейший Пашка Садыков — его бы они тоже задавили. А вот если добавить в этот расслабленный оппозиционный аквариум щуку… В виде фанатичного председателя райкома ВЛКСМ Жеребкина. Чувствую, в этом случае дело может дойти до битья морд.
В идеале, конечно, задуманный мной клуб должен вырасти во что-то более серьезное — чтобы люди сами тянулись, не боялись высказываться. А власть предержащие чтобы могли достойно ответить, не закручивая по привычке гайки. Вот только для начала мне нужно доказать эффективность самой идеи. Вот я и столкну лбами не только рассудительных людей, но и фанатиков c обеих сторон. Впрочем, эти все-таки больше для накала страстей нужны. А для последовательного отстаивания официальной позиции потребуются люди посерьезнее. И вот тут мне надо хорошенько подумать, кого я смогу бросить на амбразуру. В идеале — каждому спикеру свои оппоненты. Старушке Кандибобер — физики или те же ликвидаторы. Священнику — все же кто-то из райкома, спор-то больше идейный. А вот c Константином Филипповичем подискутировать может Сашка Леутин как представитель новой культуры. И еще, пожалуй, Василий Котиков, комсомольский поэт.
И это самое главное… То, o чем я пока не озвучил вслух моим первым ласточкам. Если предстоящее собрание пройдет как задумано, не превратившись в балаган, я опубликую на каждую тему по две противоположные точки зрения. А читатели будут голосовать, чтобы в следующих номерах все могли отследить, чья точка зрения популярнее. Даже не так — скорее кто свой взгляд, пусть даже радикальный, отстаивает лучше своего оппонента.
Даже дух захватывает, как представлю все эти жаркие баталии!
— Мне понравилось, — когда священник c бабушкой-экоактивисткой ушли, Котенок решил подвести итог. — Но вы правы, маловат масштаб. Нужны еще люди. Как c моей стороны, так и c вашей.
— Рад, что на уровне конструктива мы c вами мыслим одинаково, — кивнул я. — Кого можете порекомендовать?
— Я подумаю, — сказал Котенок и, глядя мне прямо в глаза, похлопал указательным пальцем себе по уху. — И над правилами, и над кандидатурами. До послезавтра, Евгений Семенович.
Он вышел, a я остановился в растерянности. Интересно, он знал, что идет прослушка, или догадался? В любом случае дело обещает быть интересным!
Глава 10
Ужин у нас, как всегда, состоялся поздно — что я, что Аглая работали в стиле «до упора». И не потому, что нас заставляли или мы не справлялись, a по очень простой причине: оба любили то, чем занимались. Как в одной хорошей книжке, где понедельник начинался в субботу. Другой вопрос, что полноценную семью так не построишь, и придется нам c товарищем Ямпольской, как я порой в шутку называл свою девушку, эту проблему решать. Ведь когда дети видят родителей в основном перед сном, это не добавляет им счастья.
Увы, после распада Союза, когда большинству людей пришлось не жить, a выживать, это стало в порядке вещей. В среднестатистических семьях, не относящихся к новым буржуа, работали все взрослые, кто хоть как-то держался на ногах: не только мамы c папами, но и дедушки c бабушками — кто полы мыл, a кто школы по ночам стерег. В моей прошлой жизни, например, так и было. А еще нас кормил огород в черте города, который по поздней советской традиции назывался «фазендой». Это нерусское слово вошло в обиход в конце восемьдесят восьмого, когда на отечественном ТВ начали крутить первую в нашей современной культуре «мыльную оперу». Да-да, ту самую «Рабыню Изауру», которую смотрели и мы c Тайкой. Помню, я еще наивно считал, что «рабыня» — это национальность. Чернокожие борцы за свободу и равноправие меня бы не поняли…
Наша «фазенда» представляла собой стандартные шесть соток c простеньким домиком. Уже потом папа расширил территорию до десяти соток, выкупив соседний огород, a в девяностые занялся не только грядками, но и животноводством. Разводил кроликов. Эти милые ушастые зверьки давали нам не только ценный мех, из которого Тайке пошили шубу, но и по три-четыре килограмма диетического, легко усвояемого… Мне, правда, об этом не рассказывали, щадя мою детскую психику. У меня ведь жили двое ушастиков — Петька и Чуська. Разве мог я тогда допустить хоть мысль, что мы их едим? Только потом я узнал, что кролики нас буквально спасли в голодные годы. А когда их кто-то украл c дачи, папу чуть было не разбил инфаркт.
Вот поэтому мне кровь из носу нужно осуществить задуманное и создать свой холдинг. Если история продолжит свой неумолимый ход, несмотря на все мои попытки ee изменить, я хочу, чтобы мои дети видели хотя бы маму, пока папа работает. А может, мои идеи всколыхнут не только Андроповск-Любгород, но и страну… И все пойдет по-другому. Кто знает.
— Как прошла встреча? — спросила Аглая, имея в виду первое заседание моего пока что «потешного» дискуссионного клуба.
— Ты знаешь, я осознал всю глубину выражения «разделяй и властвуй», — ответил я, накручивая на вилку вермишель c благоухающей томатной пастой. — Никто никого слушать не хочет, спорят и огрызаются, a ты сидишь над ними всеми и…
— Властвуешь, — кивнула девушка.
— Именно, — подтвердил я. — Если, конечно, у тебя именно такая цель. А я, как ты знаешь, хочу запустить механизм здорового плюрализма. Стимулировать критическое мышление и провести, так сказать, вакцинацию от лжи и манипуляций. Поэтому я c ними и работаю. Поэтому жду результата, дав им задания к следующему собранию.
Мне очень нравилась моя аналогия c прививками, да и Аглая, как врач, сразу же ee оценила.
— Я помню, — кивнула она. — Чтобы люди не ошалели от гласности. Хороший ход — сделать так, чтобы люди научились не верить, a думать. Вот только задача поистине наполеоновская. Ты уверен, что сможешь привить критическое мышление сотням тысяч? Давай будем реалистами: человек в основе своей — животное стадное.
— Вот вечно вы, врачи, все испортите, — я покачал головой. — Не стадное, a общественное. Коллективное. Вот только в группе нужно совершать подвиги, a думать самостоятельно.
— Опасный ты человек, Кашеваров, — прищурилась Аглая. — Не думаешь, что если каждый будет настолько мысленно независим, то и коллективное сознание придет к краху? А это, как говорили совсем недавно, уже контрреволюция. Ходим строем, поем хором… А ты предлагаешь свободную прогулку c сольным исполнением.