Читать интересную книгу Ее звали О-Эн - Томиэ Охара

Вдобавок какая-то непреодолимая сила заставляла меня все упорнее избегать взгляда гостьи. Я не могла принудить себя прямо взглянуть на жену сэнсэя, как будто от нее исходило ослепляющее сияние. Впрочем, нет, мне мешало то, что происходило в моей собственной душе.

...Передо мной находился не он, которого я так жаждала видеть, а всего лишь его жена, и тем не менее я ощущала его присутствие так живо и безошибочно, как будто он сам сейчас сидел здесь. Вот она, удивительная, таинственная связь, существующая между супругами!.. Казалось бы, передо мной был не он, а совсем другой человек, но вместе с тем я воспринимала эту женщину как нечто абсолютно тождественное сэнсэю. Не общий ум, не одинаковая душа, а именно единая плоть, связанная общим биением жизни, роднила ее с сэнсэем.

Все это не имело никакого отношения ни к ее искренности, ни к мягкому нраву; что-то жестокое и отталкивающее чудилось мне в этой неразрывной связи ее с сэнсэем. Теперь я больше не удивлялась, что жена выполняет поручения мужа, что так заведено в мире. И еще я узнала - чтобы усвоить даже такую простую истину, мне, в моем положении, придется платить за это ценою душевных ран.

Свидание с сэнсэем состоялось, когда я совсем этого не ждала. В один прекрасный день он неожиданно навестил нас.

Да, совсем нежданно-негаданно... Все семейство Игути разошлось по делам, кормилица впервые за долгое время выбралась в гости к каким-то знакомым, дома оставались только я и престарелая матушка.

В полутемных сенях в дверном проеме я увидела силуэт человека, совсем черный в ослепительном свете полуденного зимнего солнца, бившего ему в спину. Ничего нельзя было разглядеть - ни лица посетителя, ни его фигуры.

Я опустилась на колени у порога, приветствуя гостя, как вдруг с уст этого неподвижно стоявшего человека сорвалось невнятное восклицание, и этот возглас мгновенно пронзил мне душу.

- О-о!.. Это вы, госпожа о-Эн?

Я обомлела.

Не знаю почему, но внутренне я была тогда совершенно не готова к посещению сэнсэя. Отчасти, может быть, потому, что все время уговаривала себя примириться с мыслью, что рассчитывать на его визит почти безнадежно.

Тихий голос, назвавший меня по имени, стрелой вонзился мне в душу, проник в самую глубину сердца. "О-о это вы, госпожа о-Эн..." Какой женщине не хочется, чтобы ее хоть раз в жизни назвали вот так, по имени? Какая женщина не мечтает, чтобы ее так окликнул заветный голос? Я убедилась в этом, услышав этот негромкий, но полный внутренней силы голос. Ноги у меня ослабли, я бессильно опустилась на пол, безмолвно уставившись на черную фигуру - лица я не могла разглядеть.

В одну секунду я поняла, что этот короткий миг стоит всех долгих двадцати лет, миновавших с тех пор, как я впервые узнала о существовании сэнсэя. Один миг встречи значил больше, чем все двадцать лет заточения, в течение которых я так непоколебимо верила, будто сэнсэй принадлежит мне одной. Я впервые постигла в эти минуты, что отношения между женщиной и мужчиной невозможны без общения, без встречи.

Непринужденным жестом отряхнув пыль с таби, сэнсэй поднялся в дом. Я провожала его в комнаты, остро ощущая, что рядом со мной идет мужчина. Задохнувшись от волнения, я некоторое время неподвижно стояла на месте.

Пока сэнсэй здоровался с матушкой, я рассматривала его, стоя сзади. Худощавый, небольшого роста, он выглядел почти пожилым. Мне вдруг вспомнился старший брат в последние годы жизни, и я растерялась.

В то же время я уловила в этом человеке самообладание и спокойную уверенность в себе, лишенные какой бы то ни было позы или рисовки. Вот почему, несмотря на малый рост и тщедушное телосложение, он не казался жалким или ничтожным. На бледном, худом лице выделялись густые брови, и мягкий взгляд чуть прищуренных глаз, затененных этими густыми бровями, ласково устремлялся на меня и на матушку.

Утомленная долгим путешествием, матушка в последнее время почти не вставала с постели, плохо ела и стала удивительно многословной, всем и каждому жалуясь на судьбу. Вот и сейчас она непрерывно изливала сэнсэю свое горе, рассказывая о гибели сыновей, а потом завела разговор о том, что не может вечно жить в чужом доме, причиняя беспокойство хозяевам, что ей хотелось бы иметь свой угол.

С тех пор как матушка заболела, она вела себя словно малый неразумный ребенок, изо дня в день повторяя одно и то же. Она упорно требовала, чтобы я пораскинула мозгами, как обзавестись собственным домом. Между тем я и сама неотступно думала о том же, вынужденная ухаживать за больной матушкой в чужом доме, где по утрам холод пробирал до костей и запах конского и коровьего навоза пропитывал все насквозь. Но я еще слишком плохо разбиралась в этом новом для меня мире и не умела толком сообразить, с чего начать, как подыскать хотя бы участок для будущего жилища.

Согласно кивая в ответ на жалобы матушки, сэнсэй уговаривал ее не тревожиться - дом наверняка скоро будет построен, не надо зря волноваться - и беспечно рассказывал о лишениях, выпавших на его долю в юные годы.

...Род Тани, где должность настоятеля храма переходила от отца к сыну, во времена князей Тёсокабэ был одним из самых знатных аристократических родов. Но с гибелью Тёсокабэ захирел и род Тани, детские годы сэнсэя прошли в горькой нужде, в доме подчас не было даже масла, чтобы заправить светильник, и нередко случались дни, когда нечего было есть. Слабый от рождения, сэнсэй из-за недоедания страдал тяжелой глазной болезнью. Зрение у него и поныне плохое, что причиняет ему немало неприятностей...

Да и потом, уже взрослым, он не мог похвалиться здоровьем. "Желудочные боли, кровохарканье, головокружение, когда темнеет в глазах..." - все так, как писал он в письмах, адресованных нам в темницу... Оказалось, что путешествие в Хата, когда по пути он вздумал навестить нас, было предпринято для того, чтобы продавать вразнос лекарства собственного изготовления. "Ныне, чтобы прокормить себя и семью, мне ничего другого не остается, как встать на путь преступления..." - писал он в ту пору кому-то из своих друзей в Киото. И все же, рассказывая о пережитом, он говорил весело, словно дело шло о совсем постороннем для него человеке, и речь его, полная добродушного юмора, в конце концов, развеселила матушку.

- Даже на похороны отца мне пришлось одолжить у приятеля кимоно и хаори... Богатство и бедность не вечны и приходят на смену друг другу, так что не стоит из-за этого убиваться...

Я смотрела на него и думала, что он преждевременно постарел, наверно, не только из-за болезней и выпавших на его долю лишений, но еще и потому, что мужественно сопротивлялся судьбе.

Вернулась кормилица, приготовила кое-какую закуску, к нам присоединились старый Игути с сыном, все расположились у очага, и в ход пошли чарки с сакэ.

Сэнсэй достал из складок одежды миниатюрную тушечницу и, покусывая кончик кисти, написал и протянул мне следующий шутливый экспромт:

ГОСПОЖЕ НОНАКА, ПО СЛУЧАЮ ВСТРЕЧИ

На Ваш облик смотрю

И в волнении слезы роняю,

Нет, не зря рождено

Дитя в благородной семье.

Красоту Ваших черт

Я Комати 1 самой уподоблю,

Вы в движеньях своих

Весеннему ветру сродни.

Солнце заключено

В очертаньях зеркального диска

Вас низвергла судьба

За железные двери тюрьмы2.

Но старались душой,

И усердью явилась награда,

Прах и тьму одолев,

Засияла свободно луна.

1 Комати - прославленная поэтесса древности, знаменитая еще и своей красотой.

2 В старину в Японии и в Китае зеркала изготовляли из полированной бронзы.

Это был парафраз стихов, присланных некогда мне в темницу, в ответ на китайские стихи, которые я сочинила и послала сэнсэю. Тогда он тоже ответил мне стихами:

ПОСВЯЩАЕТСЯ ГОСПОЖЕ НОНАКА

На Ваш почерк смотрю

И в волнении слезы роняю,

Нет, не зря рождено

Дитя в благородной семье.

Ваш изысканный стиль

Я Комати самой уподоблю,

Вы в познаньях своих

Мудрецам и ученым сродни.

Солнце заключено

В очертаньях зеркального диска,

Вас низвергла судьба

За железные двери тюрьмы.

Но старайтесь душой,

И усердию будет награда,

Прах и тьму одолев,

Ясным светом засветит луна.

Перевод В. Сановича.

Теперь, в шутливой импровизации, он отнес похвалы, обращенные когда-то к моим стихам, к моей внешности и манерам. Я приняла этот экспромт с улыбкой, но в душе почувствовала смятение.

Пусть это только узоры поэзии, всего лишь шутка, но за ней я ощутила пристальный взгляд мужчины. Вероятно, я показалась сэнсэю странной сорокалетняя женщина с несбритыми бровями, с зубами, не покрытыми чернью, в кимоно с длинными рукавами...

В довершение всего Тёдза, захмелев, вдруг принялся громко всхлипывать, повторяя:

- Сердце разрывается, когда я вижу госпожу о-Эн, подумать только, такая красавица, такая моложавая- и не замужем!.. Так жаль ее, так жаль, мочи нет!