в предчувствии того, что ты увидишь утром.
Она переписывала эти заметки раз десять, не меньше, прежде чем набралась смелости показать свой труд Качу, но при этом уверенности все равно не чувствовала. Кач читал быстрее, чем кто-либо из ее знакомых, но оторвался от печатных страничек не скоро.
– Мне нравится. Правда, но…
– Но что-то в тексте не так, да? Я знала. Чего-то в нем не хватает, но я не могу…
– В нем не хватает вас, – сказал он. – В нем не хватает вашего видения. Перепишите это от первого лица. Расскажите читателям, кто вы и как вы сюда попали.
– Но не мое дело читать проповеди, – возразила она, – я должна стоять в стороне, чтобы читатель…
– Вы этому научились у Майка Митчелла? Насколько мне известно, Майку никогда не приходилось сидеть под бомбежками… какой сегодня день?
– Понедельник, тридцатое.
– Двадцать три ночи подряд, и не знать, сколько их еще впереди. В ваш первый день здесь вы сказали мне, что вы – человек со стороны. Сказали, что хотите стоять в сторонке и наблюдать.
– Да, но…
– И что? Теперь вы в гуще событий. Блиц в самом разгаре как для вас, так и для нас. И вы вполне можете честно писать о происходящем.
Письма из Лондона
от мисс Руби Саттон
30 сентября 1940 года
…Не думаю, что смогла бы описать это, не испытав происходящего на собственной шкуре. Просто как дважды два. Страх перед бомбами – вещь вполне реальная, и если в Лондоне есть мужчина или женщина, которые не боятся налетов, то я хотела бы позаимствовать немного их мужества. Меня удивляет их добрый юмор. Удивляет, как жители этого города могут улыбаться и продолжать более или менее вовремя приходить на работу, делать то, что требуется делать, и, хотя время от времени с ними и случаются минуты слабости, находить поводы для шуток, петь и смеяться – этого я пока не смогла понять…
– 7 –
Октябрь 1940
Они уже сворачивали свою летучку, завершающую неделю, когда Кач, не обращаясь ни к кому конкретно, сообщил, что сегодня идет на концерт в Национальную галерею.
– Кто-нибудь хочет со мной? Мэри?
– Иду.
– Найджел? Нелл? Питер? Руби? Ну же. Немного культуры вас не убьет.
Другие пробормотали отговорки, но Руби была заинтригована приглашением.
– А что это за концерт?
– Классической музыки.
– Я…
– Только не говорите мне, что вы из тех людей, кого интересует только современная музыка. Танцевальные оркестры со своими барабанами, саксофонами и скрежещущими кларнетами. Все составляющие ночного кошмара, – проворчал он.
– Вы бы так не говорили, если бы сходили на концерт Бенни Гудмана.
Нелл в другом конце комнаты радостно взвизгнула:
– Ты слышала, как он играет?
– Только раз, примерно год назад. Это было чудесно.
Билет на концерт был таким дорогим – она чуть в обморок не упала: больше двух долларов, но как только мистер Гудман вышел со своим кларнетом, она оказалась на небесах.
– Я настаиваю на том, чтобы вы пошли на концерт, – сказал Кач, обрывая ее воспоминания. – Я уверен, вам он понравится гораздо больше, чем сногсшибательное синкопирование мистера Гудмана.
– Хорошо, – согласилась Руби. – Если настаиваете.
Наверняка она услышит что-то новое, а это не может быть плохо.
– Ну, скажем, без четверти двенадцать. На тот случай, если там будет очередь. Мы можем поесть что-нибудь в кафе галереи.
Они все вернулись к своим столам, своим конкретным занятиям, которые вытеснили из их голов другие заботы, а Руби задумалась над тем, как лучше подать ту историю, над которой она работала: один день сотрудницы Женской волонтерской службы. Найджел предложил ей позвонить «кое-кому» в эту службу и попросить, чтобы связали с подходящим человеком, готовым дать интервью, но Руби соглашалась прибегнуть к этому варианту только в крайнем случае. Прямое обращение в ЖВС будет напрасной тратой времени, поскольку там неизбежно начнутся сомнения официальных лиц – кого выбрать на эту роль. И высока была вероятность, что ей устроят интервью с личностью, в которой столько же жизни, сколько в промокшем картоне.
– Готова?
Она подняла голову и увидела возле своего стола Мэри и Кача.
– Прошу прощения – потеряла счет времени. – Она сунула блокнот в сумочку, сняла с вешалки шляпку и плащ. – Куда, вы говорите, мы направляемся?
– На Трафальгарскую площадь, – ответил Кач. – Концерты проводятся в подвале Национальной галереи.
Они повернули на юг, прошли к Темзе и, как ей показалось, в направлении станции метро «Блэкфрайерс».
– А зачем вообще эти концерты? Я думала, люди слишком заняты для таких вещей.
– За что мы сражаемся, если не за красоту искусства? – пролаял Кач и, словно услышав грубость своего голоса, сконфуженно улыбнулся Руби. – Извините, для меня это как красная тряпка – я имею в виду, слова о том, что мы все, если хотим добиться поражения Гитлера, должны уткнуться носами в главное и не обращать внимания ни на что другое. Я не согласен, поэтому-то я и иду на концерт – чтобы насладиться прекрасной музыкой. Что он может сделать, чтобы остановить меня?
– Он может разбомбить галерею, – заметила Руби.
– Он ее уже бомбил. Им на прошлой неделе пришлось эвакуировать зрителей – кажется, зажигательная бомба свалилась с неба в соседнее помещение. Но шоу не было остановлено. Они просто спустились по лестнице. Победу одержала прекрасная музыка.
– Давайте лучше поговорим о музыке, – сказала Мэри. – Тот последний концерт, на который мы ходили, – это был ужас какой-то.
– Стравинский? Мне понравилось.
– Это не мое, – не соглашалась Мэри. – А вот Баха и Бетховена хоть каждый день могу слушать.
– А люди не жалуются? – спросила Руби. – Они же оба – немецкие композиторы.
– Да, и я наверняка и определенно знаю, что ни один из них не был членом Нацистской партии, – пробормотал Кач, – так что, я думаю, мы можем слушать их музыку с чистой совестью.
– Я не это имела в виду…
– Я знаю, Руби. Я просто сражаюсь с ветряными мельницами. Ну вот – пришли. Метро.
Не успели они спуститься на платформу, как подошел поезд. Хотя в вагонах было полно народа, Кач настоял, чтобы и они втиснулись внутрь. Ничуть не комфортнее, чем в нью-йоркском метро в час пик, подумала Руби, слава богу, что им ехать всего ничего.
– А какая музыка в сегодняшней программе? – спросила она, когда поезд тронулся.
– Понятия не имею, – сказал Кач. – Скорее всего, что-то традиционное. Время от времени они экспериментируют с современной музыкой – например, исполняют Стравинского, на которого жаловалась Мэри, – но современная музыка не очень популярна. Большинству людей подавай что-нибудь проверенное временем.
– Я никогда прежде не слышала настоящего оркестра, – призналась Руби. – Только оркестр мистера Гудмана в тот единственный раз. –