Я говорила о себе. Из нас четверых у меня самый большой земной жизненный опыт.
Детство. И возникло телеизображение. Беленькая хатка-мазанка на пригорке. Подсолнухи вдоль огорода. Мой старший брат Колька гонит утят. Мама стоит в дверях, спрятав руки под передвик. Кусты полыни у дороги. Девочка с длинными косами бегает там. А понимают ли они, эти существа, что это я?
Саша рядом со мной. Его горячая рука легла на мою руку, крепко сжала. Он тоже вспомнил свое детство, свои подсолнухи.
А Павел, наверно, только и думает: как все происходит? Как это образы моего прошлого мгновенно превращаются в изображение?
Но нет! Он взволнован... Земля ведь тоже его!
Первое недоумение у тех бесстрастных существ, что заполнили равнину, вызвало появление моего сына.
А на экране все было точно так, как навсегда врезалось в памяти. Акушерка в низко надвинутой на лоб шапочке протягивает голенького младенца... И вот его уже увеличенное изображение: сморщенный, беспомощный и одна щека полнее другой...
Потом Ангола... Я говорила очень громко, пытаясь задушить их молчаливый, колышущийся протест. Говорила не о себе, а о тех, кто когда-то работал рядом со мной. О самопожертвовании. О высшей человечности... А они только качали своими огоньками!
Сначала я подумала, что они не понимают... Но экран точно отображал мои мысли. Я замолчала.... Понимали, но... не принимали... Не принимали этой отдачи себя во имя других, не знали, что в этом может быть радость. И мне стыдно стало за свою горячность. А ведь я хотела говорить о сыне!.. О том, как он в двадцать лет пошел па верную гибель, чтобы спасти других... Я не стала об этом рассказывать.
Земля звала... Далекая, неуловимая пылинка в просторах бесконечности, - она тянула к себе.
И особенно эта тоска по Родине усилилась, когда для нас стала реальной возможность возвращения.
А Павел торопился наладить связь. Только бы передать людям уже известное, сказать: мы не погибли! Мы еще есть!
И как знать! Может быть, люди сегодняшней земли владеют пространством и временем настолько, что без особых затруднений могут посетить Джолию. Не для нас... Если мы останемся здесь, нас тогда уже не будет. За время их пути к Джолии пройдут сотни наших лет...
Время выигрывает только тот, кто мчится почти со скоростью света... А для того, кто остается на планетах, оно такое же, как и на Земле. Но отрадной стала сама мысль: после нас человек все-таки ступит на эту каменистую землю.
Наши "хозяева" дали понять, что за пределами системы Анлореса связь с Землей можно будет установить. Началась перестройка нашего космоплана.
На корабле были умные приспособления для этого - наша "малая автоматика". И опять мы с благодарностью вспомнили людей, которые снаряжали нас в путь.
Павел, Сурен и Саша сняли обшивку, разобрали реактор, двигатель. Пока готовили корабль к возвращению, я пыталась в какой-то мере исследовать Джолию.
Помню. Гигантский купол Анлореса встает из-за степи. В это время он настолько густо окрашен, что кажется: кровавый туман заполнил все вокруг. Неясно вырисовывается тонкая сигара космоплана, рядом - котел реактора, черный, громоздкий.
Саша всегда просыпался раньше всех и провожал меня.
Помню его в этом красном сумраке. Он высоко поднял руку над головой, приветствуя меня...
Однажды днем резкие сигналы тревоги забарабанили в моем приемнике.
- Немедленно возвращайтесь!
- Немедленно возвращайтесь!
Тяжело бежать под палящим солнцем. И путь мне казался бесконечным. Но особенно страшно стало, когда я издали увидела черные, развороченные обломки того, что было когда-то реактором, сердцем нашего корабля.
Меня никто не встречал. Поднялась по сходням... Дверь в салон распахнута. Сурен и Павел согнулись. над диваном... Увидев меня, расступились. Саша лежал неподвижно. Провела рукой по его лбу... Холодный пот...
- Очень сильное облучение, - шепнул Павел.
Саша дышал еле-еле... Чуть-чуть хватал воздух посиневшим ртом. Анализ крови показал неизбежность...
Это было страшно: с ясным сознанием умирал человек, всего несколько часов тому назад полный сил и энергии.
Он разговаривал... улыбался, пытался даже шутить... Но все знали: он обречен. И это знал он сам.
Павел не отходил от друга. А Саша все время шептал:
- Не надо... Не подходи... Не подходи ко мне близко... Может быть, это вредно...
После полуночи позвал нас всех.
- Помогите мне выйти из этой кабины...
- Тебе нельзя так много двигаться.
- Мне теперь уже все можно...
Саша говорил очень тихо и очень спокойно, повернув ко мне бледное, худое лицо.
- Я не хочу, чтобы это наступило здесь, в тесной комнате.
Мы вынесли его в темную ночь Джолии.
Сквозь сплошные тучи не просвечивает ни единая искорка. Только над самым нашим жилищем нависло облако-корабль наших хозяев. Тускло светятся красные точки. Но сегодня они не спускаются, как будто тоже насторожены и тоже ждут чего-то.
Саша тяжело дыплит. Я вижу бледные очертания его остренького поднятого подбородка. Он все время смотрит на меня. Глубокий не то тягостный, не то облегчающий вздох вырывается из его груди.
- Я верю! Вы увидите Землю! - Его помутневший взгляд впился в мое лицо. - У вас глаза Лены, в них вся боль и вся радость Земли...
Больше он не сказал ни слова...
Милый, родной Саша! В тебе было столько жизней и энергии! Я всегда ждала от тебя чего-то неожиданного и сверхбольшого. А оказывается, сама твоя жизнь подвиг...
Мы похоронили его по земному обычаю в твердый, каменистый грунт Джолии...
День стоял яркий, багрово-солнечный. И на легком ветру чуть-чуть шевелились его волосы...
"Мудрые теии" пришли через два дня. Они в какой-то мере сочувствовали нам, но больше, кажется, беспокоились...
Они пытались объяснить нашу ошибку, которая привела к взрыву. Но, убедившись, что Павел ничего не понимает, взялись за работу сами.
И тогда мы увидели, что такое "камни". Повинуясь приказу "мудрых теней", три "камня" преобразились и внешне и, видимо, внутренне: исчезло губительное излучение, восемь щупалец, как у спрута, вытянулись из яйцеобразного тела. Они всасывались этими щупальцами в обшивку космоплана и оставались недвижимыми весь день. С заходом солнца - отпадали и лежали рядом, такие же, какими мы их увидели впервые, гладкие и тяжелые. А утром оживали, щупальца опять тянулись к космоплану. Корпус постепенно заволакивался чем-то облакообразным, как корабль "мудрых теней", эта оболочка пульсировала, иногда вспыхивая редкими искрами.
Мне хочется тронуть ее рукой. Каким будет это прикосновение: скользкий холод, обжигающий удар тока или что-то мерзкое, затягивающее в себя. Это очень страшно - коснуться неведомого.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});