раз. Нет смысла оставлять хоть один камень не перевернутым, верно?
Если он спросит, понравилось ли мне пихать член в задницу, я готов нарушить свое правило «не лгать друзьям», только на этот раз. Или, по крайней мере, слегка подправить его. Но Дэш об этом не спрашивает. Он кивает, уголки рта опускаются в удивлении, когда он удобнее устраивается на диванных подушках.
— Я мог бы попробовать, — говорит он. — Это может оживить остаток года. У моей матери, вероятно, случился бы сердечный приступ, если бы я привез домой своего бойфренда. — Он смеется безумным смехом, его адамово яблоко подпрыгивает вверх и вниз в горле, когда он закрывает глаза и прикрывает лицо рукой. — Не принимай это близко к сердцу, но думаю, что трахать тебя будет не так уж весело, Джейкоби. Ты слишком угрюм. Выглядишь так, словно готов укусить.
Я издаю резкий лающий смешок.
— Держу пари на свою гребаную задницу, что я так и сделаю, придурок.
Дэш поднимает руку и приоткрывает один глаз, чтобы посмотреть на меня через щель.
— Ты чертовски зол, да? Должно быть, ужасно видеть, как ты нависаешь над человеком, весь в огне, сере и смерти, зная, что тебя вот-вот уничтожат изнутри.
— Да будет тебе известно, что я очень нежный любовник.
Дэш чуть не задыхается от язвительного приступа смеха.
— Бред. Ты бы не узнал нежность, даже если бы она вскочила и выбила тебе передние гребаные зубы.
— Именно о такой нежности я и говорю.
Он улыбается, сверкнув двумя рядами очень белых, очень ровных зубов. Если бы лорд Ловетт старший и леди Ловетт хоть немного заботились о своем сыне, они избавили бы его от мучений с брекетами, когда он был ребенком, и оставили бы его зубы немного кривыми. Теперь, с набором безупречных жемчужно-белых пятен, он совершенно безупречен. Это делает его профиль классически красивым, но также лишает его лицо чего-либо действительно интересного для взгляда.
— Как скажешь, Темный Лорд. Значит, также будет и с твоей маленькой француженкой? Ласки до синяков и ссадит? Поцелуи до крови?
Поцелуи до крови?
Я чуть не роняю трубку, которой собирался воспользоваться, но успеваю обхватить ее рукой как раз перед тем, как она упадет на стеклянный кофейный столик. Образ, который эта фраза только что вызвала в моей голове, заставляет меня практически задыхаться, мои губы горят, нёбо чертовски покалывает. Я не наслаждаюсь вкусом крови, но мысль о том, чтобы укусить Элоди достаточно сильно, чтобы прорвать кожу…
Бл*дь.
— Нет. Мне это с ней неинтересно, — говорю это так, как будто это правда. Я звучу чертовски убедительно. Так почему же тогда мне кажется, что я только что сбросил кучу первоклассного экстази в свое горло, и предвкушение растет внутри меня, ожидая начала кайфа? В этом нет никакого гребаного смысла.
Как всегда Дэш хмыкает, давая понять, что знает меня лучше и не верит мне ни на одну чертову секунду.
— Её отец большая шишка. На твоем месте я был бы осторожен, — предупреждает он. — Ты же знаешь, что случится, если твой отец узнает, что ты испачкал одну из драгоценных дочерей его коллеги. Будет адская расплата, а потом еще немного.
Поскольку я так тщательно продумываю все свои действия, я, очевидно, уже думал об этом. Я узнал много информации о полковнике Джейсоне Эндрю Стиллуотере и получил вполне приличное представление о нем. К счастью для меня, отец Элоди не пользуется особой любовью. Мой собственный отец, когда я вкратце упомянул полковника Стиллуотера во время телефонного разговора на прошлой неделе, назвал его самодовольным, властным мудаком. А мой отец любит всех. Кроме меня, конечно.
— Не забивай свою хорошенькую головку, Ловетт. Все под контролем. Я знаю, когда нужно отступить. Слегка развлекусь, и покончу с этим. К тому же, колледж маячит на горизонте. Нам всем лучше поберечь силы для того, чтобы в следующем году начать настоящие приключения.
— Рэн, будь реалистом, — упрекает Дэш. — Ты уже по уши увяз с этой девчонкой. То, как ты зациклился на ней — это классический материал для одержимости Джейкоби. И она не открыла стол, что, я знаю, просто сводит тебя с ума.
Мне бы хотелось, чтобы он не был прав насчет этого. Я не должен был так беситься из-за того, что Элоди не обнаружила искромсанные лягушачьи лапки, которые я подложил ей в стол. Это ребячество, знаю, но я только взглянул на нее вчера вечером и понял, что она брезглива. Если бы Элоди не догадалась об этом заранее и просто подняла крышку стола, то сошла бы с ума. Она отняла у меня этот опыт, и да, я чертовски раздражен этим.
— Не волнуйся. У меня есть план, — говорю я.
— Черт возьми! Звучит зловеще, — стонет Дэш. Его акцент всегда делает ругань гораздо более забавной. — Ты ведь не собираешься вломиться к ней в комнату? Потому что в прошлый раз, когда ты это сделал…
Я закуриваю травку в трубке, втягивая густой, сладкий дым в рот, затем дую на Дэша, который садится, насторожившись. Он протягивает руку, жестикулируя, чтобы получить свою затяжку. Этот парень не знает смущения. Если бы знал, то сделал бы что-нибудь, чтобы прикрыть палатку, которую его эрегированный член натянул спереди его штанов. И я не говорю о двухместной палатке. Я говорю о роскошной палатке на восемь человек с отдельной чертовой гостиной. Его член, должно быть, чертовски убивает его.
— Ты не можешь сменить тему разговора с Мары Джейн, — предупреждает он, делая глубокий, тяжелый вдох из трубки. — Моя кратковременная память непробиваема. Я помню, в какое дерьмо ты вляпался в прошлый раз, когда вломился в комнату девушки. Та же самая комната? Боже, ты, должно быть, совсем спятил. Если ты хочешь трахнуть маленькую француженку, то сделай это и выкинь все из головы, поторопись. Все остальное, ну... — его глаза закатываются назад, веки трепещут и закрываются. — Все остальное было бы для тебя плохой новостью, мой друг. Ты же знаешь, что это правда.