– Граф Лейртер выглядел очень красиво, не правда ли?
– Более чем красиво, Мадам.
– Я не видела более красивого мужчину, а ты? Ах нет, Не поддакивай мне. Как добропорядочная жена, ты не должна даже сравнивать его со своим мужем, Уолтером Деверо.
Она так проницательно на меня смотрела, что я засомневалась, не выдала ли я своего интереса к Роберту.
– Они оба – великолепны, Ваше Величество. Она рассмеялась и больно ущипнула меня:
– Честно говоря, – сказала она, – при дворе нет мужчины, способного сравниться с графом Лейстером. Но ты считаешь, что Уолтер достоин такого сравнения, и это мне нравится. Я не люблю неверных жен.
Я почувствовала себя неловко: как она могла догадаться, что я чувствую к Роберту? Я старалась никогда не выдавать себя, да и он ни разу не взглянул в мою сторону. Вероятно, ей казалось, что все женщины должны желать Роберта.
Она продолжала:
– Я предложила его в мужья королеве Шотландии. Она решила, что Роберт недостоин ее. Она никогда его не видела, иначе изменила бы свое мнение. Я оказала ей величайшую честь, которую только в силах была оказать кому-либо. Я предложила ей графа Лейстера, а теперь я открою тебе секрет: если бы я не поклялась умереть девственницей, единственный человек, за которого я вышла бы замуж – это Роберт Дадли.
– Мне известно о привязанности Вашего Величества к нему, и его – к Вашему Величеству.
– Я сказала об этом шотландскому послу, и ты знаешь, что он мне ответил, Леттис?
Я с почтением ждала продолжения, и она продолжила.
– Он сказал: «Мадам, не трудитесь говорить мне это. Я знаю Вас: Вы думаете, что как только Вы выйдете замуж, Вы станете лишь королевой, а не правительницей Англии, но сейчас Вы – и королева, и король в одном лице… вы не потерпите, чтобы вами командовали».
– И Ваше Величество согласились с ним? Она легонько толкнула меня:
– Думаю, тебе известно.
– Мне известно, – отвечала я, – что я должна быть счастлива возможностью быть связанной с Вашим Величеством кровным родством и служить столь благородной леди.
Она кивнула:
– Есть обязанности, которые я должна исполнять. Но, когда я увидела его сегодня, стоящего передо мною, я была готова в своем сердце позабыть все свои решения.
Наши взгляды встретились. Ее огромные зрачки искали в моих глазах пути к моим мыслям и моему сердцу. Ее взгляд навел меня на мрачные предчувствия, как это часто случалось затем в будущем.
– Я всегда буду подчиняться моей судьбе, – продолжала она. – У нас есть долг, которому мы обязаны подчиниться… Роберт и я.
Я предчувствовала, что в ее словах сквозит скрытое предостережение мне, но не могла понять, в чем оно состоит. Несомненно, моя красота не поблекла после рождения детей, скорее всего, она расцвела еще более. Я по-прежнему ощущала, как взгляды мужчин следуют за мною, и нередко мне приходилось слышать, что я вызываю желания.
– Я покажу тебе кое-что, – проговорила королева и подошла к комоду. Она вынула из ящика нечто завернутое в бумагу, на которой было написано ее рукой: «Портрет Милорда».
Она развернула бумагу, и внутри оказался миниатюрный портрет: на меня глядело лицо Роберта.
– Сходство очень велико, – сказала она. – Тебе так не кажется?
– Каждый сказал бы, что это – никто иной, как милорд Лейстер.
– Я показывала его Мелвиллу, и он также полагает, что сходство поразительное. Он пожелал взять его с собой, чтобы показать своей повелительнице: он полагает, что как только она взглянет на портрет, она не сможет отказать ему. – Она застенчиво засмеялась. – Но я не отдала ему портрет. Я сказала Мелвиллу, что он единственный у меня, поэтому я не могу отдать его. Полагаю, он понял.
Она было дала мне его в руки и вдруг довольно резко выхватила. Затем осторожно опять завернула портрет и перевязала лентой. Это было символично: она никогда не отдаст Его.
Без сомнения, Роберт поверил тому, что после оказания почестей следующим шагом королевы будет замужество. Я полагала, что и действительно она намерена была выйти за него замуж, несмотря на ее заверения, что она желает остаться девственницей.
Он теперь был очень богат – он стал одним из богатейших людей в Англии, и немедленно приступил к реконструкции замка Кенилворт. Как и следовало ожидать, он гордился своим богатством и, конечно, был очень близок к королеве. Ее спальня стала, в некотором смысле, государственным кабинетом, и, по традиции веков, она принимала в ней министров. Однако один Роберт мог входить к ней в спальню без доклада – ему все позволялось. Однажды он выхватил ночную сорочку у леди, обязанность которой была подавать сорочку королеве, и подал ее сам. Не раз его видели целующим королеву на ночь.
Я вспомнила при этом, какие слухи распространялись о прошлом Елизаветы – о ее шашнях с Томасом Сеймуром, который свободно бывал у нее в спальне, но теперь я все более и более укреплялась в убеждении, что между ними не было физической любви. Елизавете нравилось разжигать чувство – свои собственные и своих поклонников – и именно на этом уровне, очевидно, она предпочитала оставлять отношения.
О ней всегда было много слухов, и, конечно, они были далеки от истины, но ее выходки стали предметом изумления всего мира. Не было королевы, за которой тянулась такая череда поклонников и ухажеров, и не было королевы, которую было бы так же трудно завоевать, как ее. Очевидно, для нее это было наивысшим и изысканным развлечением, в то время как для ее поклонников это стало весьма щекотливым и досадным моментом.
Роберта же, как первого из череды соискателей ее руки, существовавшее положение все более и более раздражало. Они оба были уже не в самом молодом возрасте, и, если королева надеялась принести Англии здорового наследника престола, самое время было выйти замуж. Как королеве, ей подобало знать об этом, но она все оттягивала.
Когда она отвергала заморских соискателей своей руки, все полагали, что она делает это оттого, что желает одного Роберта Дадли, но теперь время шло, а оно не выказывала желания выйти замуж. Все, кроме разве что заклятых врагов Роберта, желали их брака, тем более, что она ясно показывала свою любовь к нему.
Однако со временем люди начали предполагать, что существует какая-либо иная причина, по которой она отказывается от замужества. Шептались, что в ней есть нечто, отличающее ее от прочих женщин. Говорили между собой, что она бесплодна, а следовательно, нет смысла выходить замуж только для того, чтобы делить с кем-то власть. Ее прачки, якобы, разболтали о том, что у королевы редко бывают месячные, а это ясно указывало на то, что вряд ли она способна к деторождению. Я, однако, полагала, что едва ли какая-либо из королевских прачек осмелится болтать об этом. Все это было очень загадочно, тем более для женщины, которая была бы настолько влюблена, как была влюблена в Роберта Дадли Елизавета, и тем более было странно, что она даже не пыталась скрыть своих чувств к нему.