вот я, когда остаюсь ночью одна, запираю дверь в спальне на засов. Мало ли – вдруг кто-нибудь из слуг возьмет на кухне нож и перережет всех нас во сне.
Мать Франческо охнула и схватилась за сердце. Беллина со стуком поставила на стол кувшин с вином и пошла на кухню за десертом, пока молодые посудомойки собирали грязную посуду, суетясь вокруг господ, как пчелы вокруг цветов.
– Матушка, не волнуйтесь, – произнес Франческо, облизывая жир с пальцев, – малышку Пьеру скоро можно будет отнять от груди, и мы отошлем кормилиц обратно в деревню. Наймем проверенных служанок, чтобы занимались другими делами по хозяйству.
Якопа похлопала Лизу по руке с благостной улыбкой.
– Какой ты добрый, Франческо! – польстила она деверю, пока Беллина расставляла тарелки с десертом. – Вот видишь, – шепнула Якопа Лизе так, чтобы все за столом услышали, – у тебя чудесный муж. Мы его непременно заставим заказать твой портрет. А вы слышали, – обратилась она ко всем за столом, – про этих противных мальчишек, которые служат на побегушках у… как их там?
– Фратески, – подсказал Джулиано, ее муж, между двумя глотками вина.
– Да-да, верно. Говорят, они теперь ходят по приличным домам и требуют дань – картины, драгоценности, наряды, серебро. Забирают все ценное!
– Никакая это не дань, – возразил Джулиано, наставительно вскинув палец, и Беллина подумала, что это для него привычный жест. – Тот монах, или священник, или кто он там…
– Джироламо Савонарола, – подсказал Франческо.
– Да, Савонарола. Он намерен устроить зрелище для черни – сжечь предметы роскоши в день карнавала. Вроде как хочет нас запугать, но на самом деле ему это нужно исключительно для самоутверждения.
– Однако он, судя по всему, снискал доверие тех, кто чувствует себя обездоленными, – подала голос Лиза.
Якопа возмущенно нахмурилась:
– Так или иначе, от меня они не дождутся ничего – ни единого платья, ни одного колечка не отдам никому. А сюда они уже приходили? – Она перегнулась через мужа, чтобы задать вопрос Лизе.
Та покачала головой:
– Пока еще нет.
Беллина откашлялась.
– Синьор Франческо… – Она поклонилась, чувствуя, как пылают щеки. Ей надлежало быть невидимкой, но теперь все взгляды были обращены на нее. – Дело в том, что дверь открываю обычно я, когда кто-то стучится… Поэтому… если придут юнцы от фратески, что прикажете мне делать?
Франческо положил себе на тарелку несколько ложек рикотты с корицей и повернулся к Беллине с таким видом, будто успел забыть о ее присутствии.
– Ну, дай им парочку… – он помахал рукой в воздухе, – дешевых безделушек и отправь восвояси.
– Слушаюсь, синьор. – Беллина уставилась в пол и, пятясь, отступила от стола, снова растворившись в тени.
* * *
– Беллина… – тихо начала Лиза, когда они оказались вдвоем за закрытой дверью хозяйской спальни.
– Что, polpetta? – отозвалась Беллина, расплетая длинную, толстую косу своей госпожи. Она уже позаботилась о том, чтобы положить грелки в постель Франческо и Лизы.
– Ходят слухи о мятеже, и я ужасно беспокоюсь из-за этих мальчишек, помощников фратески, которые разгуливают по городу. Вдруг и к нам заявятся? Как ты думаешь, они нам ничего дурного не сделают? А что, если они сговорятся с нашей прислугой? Я не хочу потерять чудесные подарки, которые получила в этом доме. Не хочу расстаться с ними только потому, что какой-нибудь противный мальчишка постучится к нам в дверь.
В широко раскрытых глазах Лизы читалась растерянность, и на мгновение Беллина увидела в ней пятилетнюю девочку, чьи страхи она когда-то прогоняла колыбельными, укладывая свою подопечную в кроватку.
На столике рядом с зеркалом Беллина разложила щипчики для бровей, поставила пиалку с любимым средством Лизы для ухода за кожей – мазью из улиточной слизи и ослиного молока, несколько дней выдержанной на солнце, чудодейственное снадобье для увлажнения и снятия воспалений.
– Не волнуйся, cara[25], – сказала она, но голос ее дрогнул.
– Я кое-что придумала, – не обратила внимания Лиза. – Ты должна мне помочь! Давай соберем все вещи, которые мне дарили со дня свадьбы. Неси их сюда. У меня на примете есть тайник, о котором никто больше не знает.
– Тайник?! – воскликнула Беллина, и ей вдруг стало тяжело дышать. Она с трудом сдержала порыв слезно признаться во всем, а украденные кружевные манжеты, тонкие, как паутинка, и маленькие жемчужные сережки вдруг начали оттягивать карман, словно неподъемная ноша.
– Да! Мне бы, конечно, не хотелось держать что-либо в секрете от мужа, но… Я знаю, что тебе можно доверять. Принеси мне те блюда и позолоченные шкатулки из гостиной.
Беллина бросилась выполнять поручение своей госпожи, обрадовавшись возможности сбежать из спальни и хоть как-то загладить вину, терзавшую ее душу.
Вернувшись с двумя хрупкими, тончайшей работы, керамическими блюдами, на которых были изображены в профиль мужчина и женщина, она застала Лизу в шкафу – та влезла туда до пояса. Беллине содержимое этого большого шкафа-кладовки было хорошо знакомо – она заглядывала на полки множество раз, доставая постельное белье, гребни, разнообразные притирания, мази, бальзамы для тела и для волос в стеклянных, глиняных и металлических сосудах. Лиза тем временем расчистила заднюю стенку шкафа, которая оказалась потайной дверцей – за ней обнаружилась глубокая ниша. Беллина ахнула.
Лиза выпрямилась, потирая поясницу:
– Вот здесь можно что-нибудь спрятать.
* * *
На Пьяцца-делла-Синьория разгорался огромный костер.
Беллина поскользнулась на мостовой – следы карнавального шествия были повсюду, горожане себя ни в чем не стесняли. Она поплотнее закутала худые плечи в старенький плащ, прихватив его рукой у шеи, словно защищаясь. Вокруг извивались в плясках тела юношей и девушек, оглушительно дудели деревянные рожки2, девицы легкого поведения свешивались с балконов, зазывая проходивших внизу мужчин. Все толкались, она чувствовала касания чужих плеч и рук – в обычный день подобное распутство недопустимо, думала Беллина, но у карнавала свои правила. Вернее, нет никаких правил.
Наверное, лучше все-таки вернуться домой, решила она наконец, отрезать пришитый к нижней юбке кармашек и достать из него маленькие сокровища. Можно даже спрятать их в той потайной нише за стенкой шкафа, которую ей показала Лиза. Никто и не узнает об этом никогда. И Стефано не разберет в огромной толпе, была она у костра или нет.
Но что-то заставляло Беллину идти дальше вместе с карнавальной процессией, направлявшейся к площади. Когда в поле зрения показалась высокая, стройная башня на дворце Синьории, одновременно донесся треск пламени большого костра, Беллину подхватила толпа и понесла вперед, как гигантская волна. На площади громоздилась деревянная пирамида, и огонь уже достиг высоты в два человеческих роста; языки пламени лезли вверх, в небо летели черные перья дыма.