А то чего же!
— Напишу! — серьезно ответил тот. — Возьму да напишу.
…К дому Ильдар шел той же накатанной дорогой. И легко шагалось по ней, разглаженной колесами спешащих машин, протоптанной сапогами и валенками людей, идущих на работу.
Подумалось, что совсем недавно кто-то прокладывал здесь первую тропу и, верно, нелегко было ему шагать по бездорожью, и что тот, первый, имел, должно быть, крепкий характер и веру в свои силы. Ильдар шел быстро. В лицо колюче бил ветер. Навстречу неслись машины. Шли, обгоняли люди.
На крыльце Ильдар столкнулся с дедом.
— Гулял? — спросил дед. Клочковатые брови шевельнулись, двинулись к переносью. — К колодцу вон дорожка не расчищена, к сараю не пройдешь.
— Бабай, покажи, где лопата.
— Обедать иди. Расчистишь после.
— Где лопата, бабай?
Взгляд Ильдара был настойчив, и дед уступил:
— В клети. Зайдешь — направо, за ларчиком.
Ильдар нашел лопату и направился к колодцу. Неистово играл лопатой: с размаху откалывал крутобокие большие комья и ухал их в сторону, сгребал остающийся на дорожке снег и швырял его от себя. Лицо обрызгивало колючей крупой. Крупа таяла, и по лицу, смешавшись с потом, текли грязноватые струйки, щекотали, мешали смотреть, наползая на глаза.
Он провел дорожку от колодца, расчистил путь к сараю. Потом разогнул спину, поискал глазами вокруг: что еще делать? Но во дворе был порядок.
Стоял, опершись на лопату, улыбался, удивлялся, что чувствует себя бодро и легко.
Где-то близко послышался закатистый смех. Ильдар оглянулся, потом, встав на бугорочек, заглянул через заборчик в соседний двор. Там, на пороге саманной клетушки, с грудой лопат в руках стояла девчонка и смеялась. Еще несколько девчат стояли возле и торопили ее.
— Ей-богу, Верка, опоздаем из-за тебя. Уйдет ведь машина!
Девушки похватали лопаты и побежали вон со двора…
Ильдар все стоял неподвижно. Набегала сумятица чувств, неясных, тревожных. И он стоял и зло насмехался над собой, над тем, как бодро чистил снег и чему-то глупо радовался. Тоскливо подумал, что впереди еще полдня и тягучий невеселый вечер… Вспомнился паренек, который принял его за инструктора райкома. Ильдар сказал, что он не инструктор. Все равно паренек подумал: если не инструктор, то кто-то другой, приехавший по делу…
Глазастый, смешной и деловитый паренек, тебе и в голову не могло прийти, что встретил ты человека, которому спешить некуда. Встретил человека, который вообще живет не спеша!..
На крыльцо вышел дед и позвал есть.
— Да что я сам не знаю, когда мне обедать! — вспылил Ильдар. Потом отбросил лопату и, быковато пригнув голову, прошел мимо изумленного деда в дом.
3
Ренад с вечера собирался в степь за сеном для скота. Готовили к выезду два трактора с санями. Трактористов не хватало, и один из тракторов вел Ренад.
— Может, и мне поехать? — на случай, если брат откажет, небрежно сказал Ильдар.
Ренад обрадованно заулыбался:
— А поедешь?.. А давай, черт возьми! Люди, знаешь, как нужны! Будешь грузить сено.
…Выехали рано. Зябкой дрожью дрожали в студеном небе крупные редкие звезды. Недвижимый утренний воздух полнился бойким стрекотом тракторов. Далеко вперед летели лучи от фар и ложились на глубокую снежную дорогу. Еще не совсем прошел сон, мороз докучливо лез за ворот, и Ильдар, съежившись, безвольно смыкал глаза.
День уже слепил синевой, когда подъехали к скирдам. Люди повыскакивали из кабин. Прыгали на месте, хлопали ладошкой о ладошку — разминались, грелись.
— А вы, братцы, давайте-ка разбирайте вилы! — весело кричал тракторист Никанор, рослый носатый парень, подмаргивая Ильдару. — Мигом согреетесь!
И вправду, когда взялись за вилы, стало жарко. Ильдар даже телогрейку сбросил.
Управились к полудню. Собравшись в кружок, закурили. Ильдар старательно дымил цигаркой. Он стоял довольный, что поработал так же крепко, как и эти сильные парии, и теперь вот сладкой болью пронизывает мускулы и немного дрожат ноги, но если будет нужно, он готов снова метать и метать сено.
Грузчик Пяткин, не докурив, бросил цигарку:
— Кончай, ребята, перекур! Собирайся, как бы буран не застал.
Небо все так же яснело над головой, и солнце горело все так же по-зимнему холодно и ярко, а по степи стремительно, с глухим шелестом катилась поземка.
Трактор, который вел Ренад, шел первым. Ильдар видел в окно, как быстро заносит дорогу, и уже не заметить на ней ни конской ископыти, ни рубчатых следов гусениц. Впереди плавно качалось что-то мутновато-белое, неясное и вырастало с каждой минутой. Посерело, потухло солнце, а по обеим закраинам дороги, точно черные зыбкие стены, поднялись и сокрыли степь.
Ильдар повернулся к брату:
— Дороги совсем не видно… Куда едем?
Ренад за шумом мотора и свистом ветра не услышал.
Теперь они ехали напрямик, наугад. Но скоро Ренад остановил трактор и, не заглушив мотора, высунулся из кабины. Он что-то кричал в темноту, но слова, сорванные с губ ветром, дробились, терялись в пронзительном шуме бурана.
В кабину заглянул Никанор.
— Чего ты кричал?
— Решать надо, Никанор, как быть. Едем-то наудачу.
— Вперед будем двигаться. Скоро, должно, звезды проглянут — тогда по звездам дорогу найдем.
Лицо у Никанора было жесткое, уверенное, с таким человеком можно смело идти в любую непогодь — не пропадешь.
Никанор перевел глаза на Ильдара.
— Не замерз?
Ильдар покачал головой.
А было холодно. Не хотелось ни говорить, ни вставать, ни шевелить пальцами, — спрятаться бы поглубже в шибающий запахом кислой овчины полушубок, надетый поверх телогрейки, и дышать теплом, ощущать тепло, радоваться небогатому живительному теплу.
И Ильдар, положив на колени вытянутые вперед руки, закрыл глаза и окунулся в зыбкое странное забытье.
Гудели, надрываясь, моторы, ветер ошалело носился на воле. Болтанка в кабине казалась Ильдару забавной, и он улыбался.
— Ты спишь? — вдруг услышал он около уха. — Ты спишь?! Да ведь ты спишь!..
Толчок в плечо встряхнул Ильдара. Трактор остановился.
— А ну, вылезай! — строго скомандовал Ренад. Но Ильдару все слышалось, как во сне. Болтанка, чудилось, все еще продолжается… Ренад вытянул его из кабины. Ветер метался, крутился в неистовом переплясе, вроде бы поприутихал на миг, а потом, словно взяв разгон и осердясь, свистел еще пронзительнее и еще лютее швырял тучи колючего снега.
Из темноты явились Никанор и Пяткин.
— Замерзает? — хрипло прокричал Никанор и, подойдя вплотную к Ильдару, схватил его за плечи и заглянул в лицо.
— Ты хлопай ладошами. Ну!..
Ильдар пошевелил руками и вскрикнул: руки ожгло болью.
Тогда Никанор затормошил его сильнее. Ренад, взяв пригоршню снега, начал натирать брату руки.
…Потом они снова ехали, пробиваясь сквозь снег и ветер, по мутным, неясным звездам определяя путь к совхозу, и снова была болтанка, и снова в