ругался с плотниками, ремонтирующими раздевалку, а вечерами, когда устраивались танцы, следил за порядком в зале, заводил магнитофон, крутил пластинки.
На работу он брал с собой учебник алгебры или геометрии и повторял правила, исписывал клочки бумаги формулами и ждал весну. Как-то поздно вечером он шел затихшими уличками домой и вдруг почувствовал неизъяснимую усталость и пустоту, и все, что он делал, показалось ненужным и тягостным…
Проходили дни. Он все так же поддерживал порядок на танцах, крутил пластинки с надоевшими песенками, и все так же было ему скучно и тоскливо. Когда получил от матери очередное письмо с настойчивой просьбой приехать к ним, он, не мешкая, рассчитался с Домом культуры, заплатил старухе, у которой жил на квартире, и на следующий же день уехал с попутной машиной.
…Мать и брат вернулись к вечеру. Мать тихо поплакала. Потом долго сидела возле сына, гладила ему щеки и от рук ее исходил покруживающий голову запах лекарств, мороза и просто запах, который никак не назовешь и ни с каким другим не спутаешь: так пахнут руки матери.
Ренад сдержанно пожал брату руку. Повесил замасленный полушубок на гвоздь у двери. Потом разделся по пояс и начал шумно умываться. По широкой, бронзово-блестящей спине Ренада перекатывались мускулы. Он тщательно мылил руки, жестко тер полотенцем тело. Какая-то строгость, житейская озабоченность легла складками у губ Ренада, темно-карие немного навыкате глаза смотрели серьезно.
После ужина старший брат повел Ильдара в комнату-боковушку.
— Вот… кабинет мой, — сказал он и улыбнулся. И сразу спугнув улыбку, подошел вплотную, спросил: — Погостить приехал или совсем?
— Может, совсем…
— Хорошо! Здесь неловко себя гостем чувствовать. Стыдно, что ли… Завтра подумаем, что тебе делать.
Ильдару хотелось возразить ему, не согласиться, но его смутила деловитость, уверенность брата, и он промолчал.
2
Ильдар лежал с открытыми глазами. Сон как-то внезапно исчез. Нет, постель была удобна, чисто и свежо пахли простыни и наволочки, мягко поскрипывали при каждом движении пружины кровати. Нет, постель была ни при чем; и дом, в котором он появился только сегодня, был свой дом. Нет, и дом был ни при чем. Мысли прогнали сон. Неспокойно было от них. Зачем он приехал сюда?.. Стыдно или не стыдно, а приходится признать, что растерялся, обессилел, затосковал и поспешил к уютному, привычному.
В просторную дверь из комнаты-боковушки течет, растекается по полу свет. Ренад не спит. Весь день работал в мастерской, а сейчас еще роман читает. Отдыхал бы. Уже засыпая, Ильдар слышал, как за стеной щелкнул выключатель: Ренад ложился спать.
Во второй половине ночи постучали в окно. В полусне Ильдар слышал, как брат прошлепал босыми ногами к окну, затем торопливо оделся и вышел из дома. Под окном натужно зафыркала машина. Потом медленно угасал шум мотора: Ренад уехал куда-то.
Вернулся он утром. Тяжело стягивал с плеч ватник в густых масляных пятнах. Говорил, точно оправдывался:
— Видишь, как живем. И тебе, верно, спать не дал?
— Чего они ночью-то будоражат? — спросил Ильдар.
— Надо. На станции сборные дома стоят для нашего совхоза. Их нужно срочно перевезти сюда, а тут трактор сломался. Ну, дело ясное, без механика не обойтись. Понимаешь?
— Понимаю.
Ренад рассмеялся почему-то так весело и громко, что Ильдар смутился и стал глядеть в пол.
Днем Ильдар вышел за ворота. Подтаивало, и он надел ботинки и калоши. Постоял, глотая вкусно пахнущий весной воздух. Было начало марта. Яснело небо над головой. Непривычно тихо было кругом. Изредка набегал ветерок, и клены возле дома принимались бесшумно отряхиваться от снега.
Ильдар зашагал вдоль заборов. Навстречу две девушки несли воду. Давая дорогу, ступил в сторону, зачерпнул в ботинки, снегу. За спиной рассыпался полушепот:
— Городской!.. Брат механика нашего…
— Неловкий-то какой!
Ильдар, даже не вытряхнув из ботинок снег, пошел быстрее.
Позади таял смех.
Ильдар шел и не переставал удивляться тишине, дремавшей в палисадниках и заснеженных улочках. Думалось: жизнь тут такая же сонная, неспешливая… А Ренад, не выспавшись, не отдохнув, ушел на работу, — и куда торопился.
Надоело проваливаться в обмякший снег у заборов, и он вышел на дорогу. Дорога была хорошо укатана. Прямая, широкая, уходила вдаль, за село, и терялась там в белизне снегов. Коротко и сердито сигналя, обгоняли Ильдара грузовики, обдавая снежными брызгами и запахом бензина. Стучали цепи на скатах.
Пробежал невысокий паренек в распахнутом ватнике, в шапке с поднятыми рыжими ушами. Потом обернулся, глазастый, спросил, часто дыша:
— Я, конечно, прошу извинить… Вы не инструктор будете?
Ильдар ответил, что он не инструктор.
Паренек пошел рядом и, все так же часто дыша, то и дело поворачивая к Ильдару озабоченное лицо, сказал:
— Понимаете, инструктора из райкома ждем… уже второй раз откладываем комсомольское собрание.
Машины шли.
— В степь пробивают путь, — пояснил паренек. — А между прочим, у меня тоже есть права шофера!
И по тону, каким это было сказано, Ильдар понял, что парень завидует сейчас уходящим в степь.
— Как это пробивают путь? — спросил Ильдар.
— Через снега… Сами знаете: весь февраль бураны такие были! Дороги замело кругом. А нам сидеть нельзя никак. К строительному сезону заготовляем материал — саман, камень. А то как же!.. Ну, я, конечно, прошу извинить. Некогда мне.
И он, дружелюбно подмигнув Ильдару, свернул в переулок. Ильдар остановился, посмотрел ему вслед и поднял руку, точно собираясь остановить его, но потом усмехнулся странному своему желанию и опустил руку.
Где-то недалеко послышалось переполошливое тарахтенье трактора. А когда кончились дома и Ильдар оказался за селом, увидел выползающий на дорогу трактор. Трактор волок за собой на санях домик без крыши, без стекол в окошках. В стороне от дороги, откуда двигался трактор, стояло еще несколько таких домиков, а возле них толпились люди.
Медленно, неся в себе какое-то любопытствующее чувство, Ильдар подошел к стоявшим, но его не заметили.
— Видишь, дело-то какое, — озадаченно хмурясь, растягивал слова усатый мужчина в черном полушубке, — скажем, получу я дом. Люди помогут собрать его. А попробуй-ка отштукатурь — без толку: обмазка тут же начнет сыпаться. Не удержат эти стены тепло. Где же выгода?
— Тебе невыгодно, скажи-ка! — яростно перебила мужчину плечистая курносая девушка. — Тебе невыгодно!.. А государству, думаешь, выгодно за тыщу верст дома возить?.. Скажи, выгодно?
— Ну, раскудахталась — удержу не будет теперь, — насмешливо сказал усатый. — Верно, государству убыток…
— Да и нам не рай в этих домах, — вставил кто-то.
— А построим дом, скажем, из самана — и дешево, и тепло… Материал под рукой — бери, не ленись.
— Ну вот, взял бы да и написал в совнархоз! — снова заговорила девушка, подступая к усатому. —