Битва продолжалась до вечера. Ещё на некоторых участках Юрьевы войска смогли переправиться через Лыбедь, однако развить успех им не удалось. По большей части воины ограничивались тем, что перестреливались с неприятелем через реку, то есть действовали весьма пассивно. Это дало возможность Изяславу Мстиславичу перестроить свои полки и всеми силами обрушиться на противника, опрокинуть его и обратить в бегство.
Но бегство это не было паническим. Юрьево войско отступало вполне организованно. Князья словно бы поменялись ролями: теперь Юрий отступал, а Изяслав двигался за ним. Суздальский князь осознанно уклонялся от битвы — он ждал подхода галицкой рати, ибо его сват Владимирко, откликнувшись всё же на очередной призыв о помощи, вновь двинул свои полки в Киевскую землю. Знал об этом и Изяслав, спешивший расправиться с Юрием до появления галицкого князя. Войска кружили на месте, останавливались и вновь приходили в движение. В результате этого маневрирования Изяславу удалось оттеснить Юрия на позиции, не слишком удобные для его многочисленного войска. Обе рати расположились у небольшой болотистой речки Малый Рутец, притока Большого (или Великого) Рута, являющегося, в свою очередь, притоком реки Рось, впадающей в Днепр ниже Канева. Здесь, на Перепетовом поле, и произошло самое кровопролитное из всех сражений этой несчастливой для Юрия войны.
Первым из Юрьева войска — и это стало уже традицией — в сражение вступил князь Андрей Юрьевич. Летописец и на этот раз особо отметил его личное мужество, но вместе с тем и распорядительность, желание поднять боевой дух войска. Впрочем, последнее князю не удалось. «Андрей поча рядити (устраивать. — А. К.) полк отца своего, зане бе старей тогда в братье», — сообщает летописец. Видя же, что половцы остались сзади и колеблются, князь устремился к ним: «и к тем гнав и укрепле е на брань». А оттуда «въеха в полк свой и укрепи дружину свою». Когда же битва началась, Андрей «възмя копье, и еха на перед, и съехася переже (прежде. — А. К.) всих, и изломи копье свое». Он словно бы искал смерти на поле боя. В пылу схватки под князем ранили коня в ноздри, так что конь начал «соватися (метаться. — А. К.) под ним, и шелом спаде с него, и щит на нем оторгоша (оторвали. — А. К.)», но «Божьем заступлением и молитвою родитель своих» князь и на сей раз «схранен бе без вреда»{38}.[17] Увы, исход сражения определили отнюдь не его бесстрашие и отвага, тем более что ни отвагой, ни бесстрашием Изяслав Мстиславич не уступал Андрею, а воинским искусством, умением «устраивать» свои полки — явно превосходил его.
«Бысть сеча зла и крепка» — так пишет киевский летописец о побоище на Руте. Первыми из Юрьевой рати бежали половцы. Они хороши были при преследовании неприятеля, захвате добычи, но совершенно не отличались стойкостью и не годились для правильного сражения. Несмотря на все усилия Андрея, пытавшегося «укрепить» их «на брань», кочевники покинули поле боя, не пустив даже и по стреле в сторону неприятеля. За половцами последовали черниговские Ольговичи, а за ними — и сам Юрий со своими сыновьями. Бегство оказалось очень тяжёлым. Маневрируя и уклоняясь от боя, Юрий загнал своё войско в труднопроходимую топкую местность. При переправе через Большой Рут многие утонули — «бе бо грязок», уточняет летописец. Среди прочих ещё в начале битвы погиб черниговский князь Владимир Давыдович. Его смерть тяжело подействовала на черниговских союзников Юрия и совершенно расстроила их ряды. «И ины многы избита, — продолжает летописец, — и половечьские князе многы изоимаша, а другые избиша». Так Юрий потерпел самое жестокое поражение за всю историю своего противостояния с Изяславом. Вместе с сыновьями он бежал к Треполю, здесь переправился через Днепр и поспешил в Переяславль. Из его огромного войска лишь немногие сумели присоединиться к нему.
Впрочем, потери были и в лагере Мстиславичей. Едва не распрощался с жизнью в этом сражении и сам князь Изяслав. Раненный в начале битвы, он лежал на поле боя и тяжело стонал, когда его нашли киевляне. Лицо князя закрывал шлем с забралом, украшенный золотым изображением святого Пантелеймона — его небесного покровителя. Киевляне не узнали своего князя и приняли его за «ратного», то есть за врага.
Один из киевских пешцев, выхватив меч, с силой ударил им по шлему, «и тако вшибеся (расшибся. — А. К.) шелом до лба». И лишь когда князь снял шлем и назвал себя по имени, киевляне узнали его и подхватили на руки «с радостью, яко царя и князя своего».
Но и на этом война ещё не закончилась. Отпраздновав победу и распустив часть войска, Изяслав с оставшимися двинулся к Переяславлю. Его сопровождал дядя и соправитель Вячеслав Владимирович. Превосходство их рати над Юрьевой было подавляющим. В течение двух дней Юрий удерживал город, но на третий, 17 июля{39}, после неудачной вылазки его войска из города, вынужден был признать своё поражение и принять условия, продиктованные ему Изяславом. «Иди Суждалю, — объявил тот, — а сына посади Переяславли. Не можем с тобою быти!» Если прежде князья готовы были согласиться на княжение в Переяславле самого Юрия, то теперь об этом не было и речи. Переяславль, правда, оставался за ним, но княжить здесь мог только кто-то из его сыновей. Самому же Юрию надлежало навсегда покинуть Южную Русь и отказаться от всякого союза с Олъговичами и «дикими» половцами, которых он из раза в раз наводил на русские земли. 24 июля, в день святых князей-страстотерпцев Бориса и Глеба, Юрий вместе с сыновьями целовал крест брату и племяннику. Само крестоцелование проходило близ Переяславля, в церкви Святых Бориса и Глеба, построенной князем Владимиром Мономахом на реке Альте — месте гибели Бориса. Всё это имело символическое значение: клятва, данная в день гибели святого Бориса на том самом месте, на котором произошло злодейское убийство, должна была соблюдаться особенно строго — её нарушитель вполне мог уподобиться окаянному клятвопреступнику и братоубийце Святополку. Юрию всё же удалось выговорить себе отсрочку, но ничтожно малую. Первоначально князья настаивали на его немедленном уходе в Суздальскую землю, Юрий же упросил их немного подождать: «Иду в Городок (то есть в Городец Остёрский. — А. К.), а тут перебыв, иду в Суждаль». Изяславу Мстиславичу это не очень понравилось. Однако действуя с позиции силы и уверенный в своём полном военном превосходстве, он согласился подождать — но лишь до конца месяца. Промедление грозило Юрию новой войной — войной, которую он выдержать уже не смог бы ни при каких обстоятельствах. На том переговоры и завершились. Изяслав с Вячеславом вернулись в Киев, а Юрий направился в Городец Остёрский, оставив на княжении в Переяславле своего сына Глеба.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});