Читать интересную книгу Проблеск истины - Эрнест Хемингуэй

Арап Майна прибыл в деревню следом за летавшим на самолете владельцем шамбы и немедля предался любимым занятиям, а именно пьянству и небрежению служебным долгом. В разговорах с собутыльниками данный Арап Майна не скупится на истории из жизни бваны Мзи, милостиво слушающего сейчас мой доклад. Согласно одной из наиболее популярных историй, бвана играет в Америке ту же роль, что Ага-хан в мусульманском мире. В Африку он приехал, чтобы исполнить ряд ритуальных обязательств, которые он и мемсаиб госпожа мисс Мэри на себя взяли. Одно из обязательств заключается в том, что мисс Мэри должна не позднее дня рождения малютки Иисуса повергнуть во прах льва — убийцу, выбранного масайским народом. От успеха этого предприятия зависит дальнейшее благополучие многих народов. Я уведомил определенные круги, что по исполнении обета мы с бваной Мзи совершим паломничество в Мекку на его самолете. Говорят также, что некая индийская девушка погибает от любви к бване старшему егерю. Говорят, что…

— Заткни фонтан! — прервал Джи-Си. — Слова-то какие знает: соглядатай, небрежение…

— С вашего позволения, я стараюсь посещать кинематограф, насколько позволяет мое скромное жалованье. Весьма поучительное занятие, особенно для осведомителя.

— Ладно, прощаю. А скажи, жители деревни считают, что бвана Мзи в своем уме?

— При всем уважении к бване, в деревне его считают умалишенным в лучшем смысле слова, сродни великим святым. Говорят также, что если Ее Высочество мемсаиб госпожа мисс Мэри не победит преступного льва ко дню рождения малютки Иисуса, то ей придется совершить самосожжение. Вопрос уже согласован с администрацией Британской Индии, и для погребального костра выбраны и срублены специальные деревья — той самой породы, что используются масайским народом для приготовления эликсира, известного обоим бванам. Говорят, что на ритуал приглашены все окрестные племена, а по его завершении будет устроена великая нгома на целую неделю, после чего бвана Мзи возьмет в жены женщину из племени камба. Невеста уже выбрана.

— Ты закончил с новостями?

— Почти, — скромно ответил Стукач. — Еще говорят о ритуальном убийстве леопарда.

— Свободен! — сказал Джи-Си, и Стукач с поклоном отступил в тень. — Да уж, Эрни. Теперь молись, чтобы мисс Мэри попала в чертова льва.

— Последние дни только это и делаю.

— Неудивительно, что она слегка на нервах.

— Еще бы.

— Речь уже не о чести Империи. И даже не о престиже белой расы, поскольку на данный момент ты практически отрекся от нас. Теперь следует подумать о личной безопасности. Кстати, у нас еще лежат те пятьсот контрабандных патронов, которые прислал твой поставщик. Рассудил, что лучше от них избавиться, чем болтаться в петле. Так вот, если их положить в погребальный костер, получится здоровский фейерверк. Это ведь не противоречит духу ритуала?

— Я уточню у мистера Сингха.

— Короче, мисс Мэри придется попотеть.

— Когда займутся дрова.

— Ей ведь надо не просто убить льва, а сделать это благородно, вежливо, не уронив его достоинства.

— По крайней мере таков план.

Мы еще немного поговорили, пошутили, и Джи-Си с людьми уехал: машина вырулила за периметр и обогнула лагерь по широкой дуге, чтобы не напылить. Затем мы с Кейти обсудили положение в лагере. Кейти был весел и оптимистичен, из чего я заключил, что дела обстоят нормально. Утром он прогулялся по свежей росе до реки, пересек дорогу, но никаких следов не обнаружил. Нгуи по его приказу провел разведку вокруг аэродрома и тоже не заметил ничего подозрительного. Наши люди доложили, что не видели чужих ни в одной из шамб.

— Все, наверное, думают, что я беспечный дурачок, — сказал он, — вторую ночь подряд отпускаю людей пьянствовать. На всякий случай велел им говорить, что у меня лихорадка. Бвана, вам надо сегодня выспаться.

— Хорошо. Только сперва поговорю с мемсаиб, узнаю, чем она хочет заняться.

Мэри сидела на своем любимом стуле под большим деревом и писала в дневник. Увидев меня, она улыбнулась:

— Извини, что я сердилась. Джи-Си рассказал немного о твоих проблемах. Надо же им было бежать как раз перед Рождеством! Обидно.

— Мне тоже. Я хотел, чтобы ты отдохнула и развлеклась, а тебе приходится мириться со всей этой ерундой.

— Ну почему, я отлично провожу время. Смотри, утро такое чудесное, я тут сижу, смотрю на птичек, нахожу знакомых. Вон сизоворонка, например.

В лагере было тихо, жизнь постепенно приходила в норму. Я понимал, что Мэри досаждает наша постоянная опека, но ничего не мог поделать. Для меня уже давно не было загадкой, почему белые охотники так хорошо зарабатывали. Они и лагерь сюда перенесли, чтобы сподручнее было обхаживать клиентов. Отец, конечно, исключение, он никогда не повел бы Мэри охотиться в эти места, его не интересовали подобные фокусы. Но я не раз был свидетелем, как на сафари женщины без памяти влюблялись в своих инструкторов, и надеялся, что с нами произойдет нечто похожее, некая романтическая ситуация, где мне удастся выступить героем, а не надоедливым бесплатным телохранителем, и законная жена разглядит во мне отважного охотника и полюбит его. Увы, такие ситуации по жизни возникают нечасто, а если и возникают, то гасятся очень быстро: никому не интересно доводить до черты. Пусть уж лучше клиент считает тебя ленивым занудой. И тебе приходится день ото дня и терпеть упреки и играть унылую роль, весьма далекую от столь любимой женщинами роли бледнолицего супермена со стальными нервами.

Я задремал на стуле в тени большого дерева, а когда проснулся, тучи уже отступили от Чулуса и вели фланговую атаку на вершину. Хотя солнце светило по-прежнему безмятежно, в поднявшемся ветре чувствовалось дыхание дождя. Я принялся звать Мвинди и Кейти. Когда дождь ворвался в лагерь, пройдя белой стеной через равнину и деревья, все лихорадочно забивали в землю колья, натягивали и ослабляли оттяжки, расправляли навесы — и прятались. Хлестало здорово, и ветер не отставал. Одно время казалось, что главную спальную палатку унесет, но мы насажали кольев с наветренной стороны, и она выстояла. Вскоре дождь перестал рычать и забарабанил ровно и методично. Поливало всю ночь и почти весь следующий день.

В первый вечер дождя в лагерь пришел местный полицейский с запиской от Джи-Си: «бандероль пришла». Он вымок до нитки, пока шел к лагерю от грузовика, оставленного выше по дороге: река разлилась и сделалась непроходимой.

Я подивился оперативности Джи-Си. Очевидно, по пути в деревню он встретил разведчика с донесением и сразу отправил ко мне своего человека на грузовике из индийской лавки. Так или иначе, проблемы больше не существовало; я надел плащ и под интенсивным дождем пошел к периметру, утопая в глубокой грязи и перешагивая мутные потоки, чтобы сообщить новость Кейти. Он, конечно, обрадовался и тоже был удивлен, что сигнал получен так быстро. Держать лагерь на военном положении под проливным дождем ему не улыбалось. Я попросил его передать Арапу Майне, если тот вернется, что дежурство отменяется и можно спать в палатке. Кейти ответил, что Арап Майна слишком умен и вряд ли вернется в лагерь, имея в перспективе ночную вахту у костра под дождем.

Арап Майна тем не менее вернулся — мокрый и продрогший после прогулки от Шамбы до лагеря в разгар ливня. Я налил ему выпить и предложил переодеться и заночевать, однако он заявил, что вернется в Шамбу, где у него есть сухая одежда: дождь наверняка продлится несколько дней, и пережидать его сподручнее там. Я поинтересовался, знал ли он о перемене погоды. Он ответил, что о дожде не знал никто, и всякий, утверждающий обратное, — лжец. Приметы появились неделю назад, и с тех пор ничего не менялось, а потом вдруг полило. Я одолжил ему старый свитер, который он натянул на голое тело, и короткую лыжную куртку с двумя бутылками пива в заднем кармане. Арап Майна залпом допил стакан и ушел. Я смотрел ему вслед и думал, что он хороший человек, и жалел, что мы не выросли вместе. Сценарий получился бы интересный. Пару эпизодов я даже проработал в деталях.

Мы все были избалованы хорошей погодой; особенно досадовали на затяжной дождь старики. Дело осложнялось тем, что, будучи мусульманами, они не жаловали спиртное и, промокнув, не могли принять стаканчик для согрева.

В лагере живо обсуждали, захватил ли дождь племенные земли под Мачакосом, и поначалу сходились во мнении, что не захватил, однако к концу второго дня стала преобладать точка зрения, что северные земли тоже не остались сухими.

В большой палатке было уютно, по брезенту барабанило; я проводил время за чтением, потихоньку потягивая джин и ни о чем не тревожась. Непогода лишила меня власти, связала по рукам и ногам. Я с предсказуемой радостью принял отставку и предался восхитительному бездействию, когда не надо стоять на страже, преследовать, интриговать, убивать, поддерживать, а можно наконец всласть почитать. Наш мешок с книгами, правда, был изрядно истощен, но в нем еще оставались кое-какие самородки вперемешку с обязательным чтивом, плюс двадцать нетронутых томов Сименона на французском. Когда проливной африканский дождь на несколько дней загоняет тебя в палатку, нет чтения лучше, чем Сименон. С двадцатью томами в арсенале я готов был ждать сколько угодно. Известно, что у Сименона из каждых пяти романов удобоваримы в лучшем случае три, но истинного фаната такая статистика не пугает, особенно если по палатке колотит дождь. Я брал все подряд, с первых же страниц определял, повезло или нет (промежуточных вариантов у Сименона не бывает), и откладывал книгу либо направо, либо налево; отобрав таким образом полдюжины годных, принимался с наслаждением читать, перепоручая свои тревоги комиссару Мегрэ, деля с ним тяготы крестового похода против людской тупости, гуляя по набережной Орфевр, наслаждаясь сокровенными тайниками французской души, куда знаменитый комиссар проникал с присущими ему мастерством и уверенностью — искусство, доступное лишь человеку его национальности, ибо коренные французы, в силу некоего туманного закона природы, не способны себя понять даже sous pienne des travaux forces a la perpetuite.[3]