– Вы имеете в виду, что рана мистера Тодхантера скрыта одеждой? – насторожено спросила миссис Мак-Наб.
– Я не имею в виду, что она у него под одеждой, – ответил отец Браун. – Я имею в виду, что она внутри него самого.
– Да как же это понимать-то?
– Мистер Тодхантер, – спокойно пояснил отец Браун, – хочет стать профессиональным фокусником, а также жонглером, чревовещателем и мастером освобождения из пут. Цилиндр ему нужен для фокусов, и волос на нем нет не потому, что его носит преждевременно полысевший мистер Ронил, а потому что его вообще никто никогда не надевал на голову. С тремя стаканами мистер Тодхантер тренировался жонглировать, но, поскольку он еще не слишком умел, один из стаканов он разбил о потолок. Ну и, как фокусник, он, разумеется, просто обязан уметь глотать шпаги, но опять же, поскольку мистер Тодхантер еще только учится, во время тренировки он слегка поцарапал внутреннюю часть горла, но, насколько я могу судить по выражению его лица, рана у него не серьезная. Он как раз репетировал трюк братьев Давенпорт[48] – освобождение от веревок, – когда мы ворвались в его комнату. Карты тоже нужны для фокусов, они разбросаны по полу, потому что он только что тренировался перебрасывать их по воздуху. Мистер Тодхантер никому не рассказывал, чем занимается, только потому, что, как любой фокусник, не хотел, чтобы кто-либо узнал секреты его трюков. Но того случая, когда какой-то совершенно посторонний господин в цилиндре заглянул к нему в окно и он в негодовании прогнал его, оказалось достаточно, чтобы догадки наши сразу же устремились в другую, куда более романтическую сторону, и чтобы мы решили, будто жизнь его омрачает присутствие некоего на самом деле не существующего мистера Ронила в шелковом цилиндре.
– Но как же два голоса? – растерянно спросила Мэгги.
– Вам не приходилось слышать, как разговаривают чревовещатели? – поинтересовался отец Браун. – Неужели вы не знаете, что сначала они говорят своим обычным голосом, а потом отвечают сами себе именно таким высоким, скрипучим неестественным голосом, который вы слышали?
Долго никто не произносил ни слова. Доктор Гуд внимательно рассматривал священника с хмурой усмешкой.
– Вам бы романы писать, – наконец сказал он, – с вашим-то воображением. Только вы забыли об одном. У якобы несуществующего господина в цилиндре есть фамилия – Ронил, и мисс Мак-Наб отчетливо слышала, как мистер Тодхантер произносил ее.
Преподобный Браун как-то по-детски захихикал.
– Это, – сказал он, – самое смешное во всей этой смешной истории. Когда наш жонглер поочередно подбрасывал в воздух три стакана, он считал, когда каждый из них ложился ему в руку или падал. На самом деле произносил он примерно следующее: «Один, два, три… Уронил. Один, два… Уронил», и так далее.
Снова в комнате ненадолго наступила тишина, а потом все разом захохотали. Тут фигура в углу легко сбросила с себя веревки, те кольцами упали на пол, фокусник вышел на середину комнаты, поклонился, достал из кармана и развернул большую сложенную в несколько раз афишу, объявлявшую о том, что первое представление новой программы знаменитого ЗАЛАДИНА, величайшего в мире фокусника, гуттаперчевого акробата, чревовещателя и человека-кенгуру, начнется в «Импайр-павильон», Скарборо, в следующий понедельник ровно в восемь часов пополудни.
Дуэль доктора Хирша
Месье Морис Брюн и месье Арман Арманьяк бодро, но не теряя важности, пересекали залитые солнцем Елисейские Поля. Оба они были невысокого роста, подвижные и лысые. И у обоих были черные, казавшиеся совершенно неуместными бородки, подстриженные на тот странный французский манер, по которому любая растительность на лице должна казаться накладной. У месье Брюна бородка имела форму клинышка и росла из-под самóй нижней губы. У месье Арманьяка, как будто специально, чтобы чем-то отличаться от спутника, было сразу две бородки, торчащие по углам внушительного подбородка. Оба мужчины были еще молоды. Оба были атеистами, непреклонными в своих взглядах, но весьма непостоянными в их выражении. Оба были студентами великого доктора Хирша, ученого, публициста и моралиста.
Месье Брюн снискал себе определенную известность своим предложением удалить из классической французской литературы обычное слово прощания «Adieu»[49], а за его употребление в разговорной речи взимать небольшой штраф. «Вот тогда, – говорил он, – человек наконец перестанет слышать по двадцать раз на день имя этого воображаемого Бога». Месье Арманьяк, которому ближе был вопрос о противостоянии милитаризму, предлагал заменить в «Марсельезе» слова «Aux armes, citoyens»[50] на «Aux grève, citoyons»[51]. Впрочем, его миролюбие было по натуре истинно французским. Когда один видный и очень богатый английский квакер[52] приехал к нему, чтобы разработать подробный план разоружения всей планеты, он был немало озадачен тем, что Арманьяк предложил начать с того, что солдаты должны расстрелять своих офицеров.
И в этом заключались главные отличия этих молодых мужчин от их учителя и духовного наставника. Доктор Хирш, хоть и родился во Франции, где и снискал огромную славу на ниве образования, был человеком совсем иного склада – мягкий, непрактичный и добрый, вопреки своим скептическим взглядам, он не был лишен определенного трансцендентализма. Короче говоря, он был больше похож на немца, чем на француза, и, как бы ни уважали его эти двое галлов, где-то в глубине души они испытывали к нему что-то вроде презрения за то, что его призывы к миру носили такой мирный характер. Однако для всех остальных его приверженцев, разбросанных по всей Европе, Поль Хирш был святым от науки. Его всеобъемлющие и смелые теории привлекали к нему все новых и новых последователей, которые находили пример для подражания в его аскетической жизни и невинной (хоть и несколько холодно-безразличной) нравственности. Это был своего рода Дарвин и Толстой в одном лице. Но он не был ни анархистом, ни космополитом. В отношении разоружения доктор Хирш придерживался довольно умеренных взглядов, которые были подвержены изменениям. Правительство республики именно ему доверило решение некоторых вопросов, связанных с химией. Не так давно он даже изобрел бесшумную взрывчатку, технологию изготовления которой власти держали в строжайшей тайне.
Конец ознакомительного фрагмента.
1
Иеремия Бентам (1748–1832) – английский философ и моралист. «Иеремиадой о ростовщичестве» автор называет его трактат «Защита ростовщичества» (1787). (Здесь и далее прим. перев.)
2
Джон Нил (1793–1876) – американский писатель, в своей газете «Янки» отстаивал идеи Бентама.
3
По в шутку подразумевает библейского пророка Иеремию, который жил в Иерусалиме и не раз предостерегал иудеев от вероломства и бесчестия.
4
Название стихотворения Роберта Бернса.
5
В душе, без формального подтверждения (итал.).
6
Псевдоним американского поэта Томаса Уорда (1807–1873).
7
«Ты не отгонишь ее, как пса от засаленной шкуры». (Гораций. Сатиры, II, 5, 83.)
8
По преданию Александр Великий, встретившись с философом Диогеном, когда тот попросил его отойти в сторону, чтобы не загораживать лучи солнца, произнес: «Если бы Александр не был Александром, он хотел бы быть Диогеном».
9
Возможно, автор обыгрывает выражение Frei Herren (по-английски free-man), как в Америке в 1839–1864 гг. называли выкупленного или бежавшего с Юга раба, который жил в одном из свободных штатов.
10
Дик Терпин (1706–1739) – знаменитый английский разбойник.
11
Даниел О’Коннел (1775–1847) – лидер либерального крыла ирландского освободительного движения.
12
Шарлотта Сьюзен Мария Бэри (1775–1861) – английская писательница, славившаяся своей красотой.
13
Древний город близ Неаполя, место отдыха знатных римлян, известный легкостью царивших там нравов.
14
На основании общих положений, принимаемых за истинные (лат.).
15
Лакомство (фр.).
16