Читать интересную книгу Другая любовь - Михаил Ливертовский

Через пару дней в разгар наших сборов, ко мне не подошел командир второго орудия первого огневого взвода и не спросил:

– Что делать с этим… Колей?

Тут уж сразу вспомнились «веселые скачки». Я не успел спросить – «А что случилось?», как сержант, оглядевшись по сторонам, шепнул:

– Он два дня не ночевал в казарме…

– А где он?.. – в ответ Колин командир орудия пожал плечами.

Никто на нас не обращал внимания. Все были заняты сборами. И японки, и их дети помогали нашим бойцам. Это надо было видеть. Эту картину можно было бы долго рассматривать, если бы у меня и у командира орудия было на то время. Но его не стало…

Мы двинулись, не зная куда. Попробовали налево, потом направо… неожиданно к нам подошла рослая японка и жестами дала знать, куда следует идти. И сама двинулась впереди нас. Затрудняюсь сказать: хотела ли она помочь нам или своей подруге… и была ли та ее подругой, или наоборот – соперница, и наша проводница желала ту – другую – выдать, проучить? Мы тогда об этом не думали – нам надо было найти Колю. Эта ситуация очень тревожила. Действительно, ситуация – пренеприятнейшая. При любом исходе! Как бы она не прояснилась, каким бы боком она не раскрылась. Даже, если это гибель человека, даже, если это шутка! Я понимал, что грозит Трибунал (и не только ему одному!).

В моей голове вертелась куча предположений – бегство, убийство, увлечение, месть за мужа со стороны японки… и неотступно цеплявшийся за любое предположение – вопрос: – что делать?!

Волнение, даже страх – завоевывали во мне всё больше и больше клеток.

Мы, конечно, торопились, шли быстро, но едва поспевали за деловито семенившей японкой, она так быстро и решительно двигалась, будто предпринятая вылазка для нее важнее, чем нам.

Но перед тем самым домом она резко остановилась и жестами дала понять: «дальше она – ни-ни». Да так же без слов объяснила нам, как следует самим двигаться к цели.

На втором этаже перед нужной дверью мы, я и сержант, нерешительно остановились, одновременно о чем-то задумавшись. Но два синхронных глубоких вздоха дали нам сигнал: надо что-то делать. А дверь сама распахнулась и на нас двинулась стопка глаженного солдатского белья, которую в руках держала Сацико. Может быть, она решила, что мы пришли за этим самым бельем?..

Но, увидев офицера – да при том командира части, сообразила, почему и за кем пришли!

Она попыталась захлопнуть дверь, но сержант успел вставить в проем ногу, и Сацико, сбросив стопку белья на наши руки, устремилась в комнаты. На ходу она суетливо что-то шептала. Из многих слов – угадывалось лишь – «Коля!».

Колю мы увидели поднимающимся с циновки, неторопливо заматывающим простыней свое нагое тело. Красивое, крепкое тело. А Сацико в дополнение к простыне набросила на него кимоно и чтобы совсем прикрыть, защитить его от нас, встала перед ним – лицом к нам. Мол, не отдам! Маловатая для зашиты на фоне крупного Коли (таким он показался) – она выглядела смешно. И мы невольно заулыбались. Сацико, должно быть, уловила, что шума и насилия не будет, обмякла. Молитвенно сложила ладони, уткнулась в них лицом и затихла.

– Не бойся, я никуда не уйду, – сказал Коля для нас и ласково прижал Сацико к груди, поцеловал в затылок. Этот жест должен был иметь смысл перевода с русского, который устроил Сацико. Тогда женщина взглянула на нас, чтобы убедиться – дошел ли смысл текста до нашего сознания. А сержанта этот демарш разозлил, и он не то спросил меня, не то предложил: – Надавать ему… – Я остановил его:

– Не надо ни бить, ни ругать… – и обратился к Коле, – Надо, Коля, чтобы ты понял, что нарушаешь Присягу. Предаешь нас.

– Война кончилась и я свободный…

– Ты можешь попроситься, и тебя могут отпустить. Но не раньше, чем ты вернешься на Родину. Ты можешь обвенчаться или расписаться здесь с разрешения командования. Ведь это брак граждан разных стран… – пытался я усилить мотивацию необходимых поступков.

– Что-о?! – вспылил Коля, – Кто-то будет мне разрешать: любить или не любить. Я её не брошу! – он подхватил Сацико на руки, как ребенка, и стал целовать её. А она так радостно отвечала!

«Всего – восемнадцать годков, а каков!? А она… Что значит – Любовь!? Во что она превратила зрелую, солидную женщину!» – когда я мысленно произнес слово «любовь», то понял, что оно точнее всего определяет их отношения, определяет их самих – любящих. Как она изменилась, когда учуяла угрозу их отношениям, как он встал на защиту их чувств. Он кажется выше меня и сержанта, он просто – огромен и выглядит, и ощущается значительнее нас – его командиров. Я не заметил, как у них всё начиналось, как вызревала их Любовь, но… вдруг мне стало страшно за них. Ведь они даже не подозревают, какие люди, какие органы вплетутся, вмешаются в их отношения!.. А как им доходчиво объяснить – я не знал.

Очутившись в сочных, сладких объятиях «молодые», должно быть, совсем забыли о нас-нежданных. Пришлось напомнить о себе, и я попытался все-таки объяснить:

– Коля, только хотел бы тебе напомнить, что ты находишься на службе в Армии, Армия временно дислоцируется на территории чужой страны, живущей по своим законам. Поэтому в самой Армии законы ожесточаются. Нарушив мой приказ, ты рискуешь гауптвахтой, несколькими днями разлуки с любимой, А, нарушив армейские, ты рискуешь оставить любимую без… себя самого – навсегда! Тебя, как дезертира – расстреляют. Война для нас с тобой еще не закончилась, – я, не останавливаясь, произносил эти жесткие слова. Откуда они брались, не знаю, от них мне самому становилось страшно, но оттого, что на Колю они не производили никакого впечатления, мне становилось ещё страшнее.

– Ох-ох, – засмеялся Коля. Сацико, конечно, не понимала, о чем мы говорим, поэтому Колин смех ее заразил – она расхохоталась.

– Коля, тебя ждет родная страна, мать, в конце концов, – не унимался я.

– У матери нас много. Она даже не заметит…

– Прости, но ты еще не любишь – ты только влюблен. Ты должен будешь привыкнуть к новому языку. К местному быту, ее возрасту! Она же на много старше тебя! Она что – похожа на твоих сестер, соседок, одноклассниц… – настойчиво пытался я пробраться в его сознание – Она ни на кого не похожа. Она одна во всем мире…

Командира орудия завело упорство подчиненного, он напрягся, чтобы проучить упрямца – поколотить или скрутить и потащить в расположение части. Коля, учуяв намерения сержанта, опередил его, вспрыгнул на подоконник и схватился за шпингалет оконной рамы, демонстрируя готовность выскочить из окна.

– И тебе даже не жаль любимой, ведь разобьешься!?..

– Показать Вам, как я прыгаю со второго этажа? – игриво успокоил нас Коля. Веселый тон и улыбка возлюбленного продолжали подбадривать Сацико. Она тоже улыбалась и часто гордо вскидывала голову.

Затянувшееся препирательство теряло смысл.

– Ладно… ты подумай, – сказал я, – Будем ждать тебя с твоими предложениями, как лучше решить эту проблему… Счастья вам…

– Идите-идите… без вас разберемся. Только не надо портить нам жизнь… – бросил мне вслед Коля.

Я поднял руку, игриво пошевелил пальцами, подмигнул – этот прощальный жест был адресован Сацико, повернулся и вышел, Архипов немного задержался, но на лестнице догнал меня. Сказал ли он что-нибудь «на прощание Коле», не знаю – он не рассказывал. Только по дороге все время оглядывался, в надежде на то, что Коля одумается и побежит за нами.

Мою голову, наконец, правомерно заняла дума об организации отъезда – времени-то мало оставалось.

… Но все же, не спросясь, в мою головушку прорывались мысли о том, как спасти ИХ ЛЮБОВЬ. ЛЮБОВЬ ЖЕ ВЕДЬ! Это я чувствовал. Я понимал, что у меня нет никаких возможностей, средств, связей, союзников! Но не думать об этом я уже не мог…

Когда мы вернулись в расположение, то сборы там были в самом разгаре – подготавливали матчасть, складывали боеприпасы, аппаратуру – при том «наши гости» принимали в сборах самое активное участие. Да так аккуратно, старательно, что очень веселило личный состав. Меня тоже. А им было грустно. Может быть, даже тяжко, ведь они лишались понравившегося им общества, к которому стали привыкать, и охраны! Чего больше не скажу. Я только замечал, как они украдкой утирают слезы. И в это же время, не могло не подуматься: нагрянь сейчас армейское начальство, то нам за это содружество здорово влетело бы… «Косточки» мы вряд ли собрали».

И тут, как нарочно, появился уполномоченный СМЕРША. Первое, что пришло в голову: – накаркал! Или кто-то успел доложить о Коле?..

Но, оказалось, что он просто пришел проведать – давно не был. И ему понравилась картина сборов. Более того, показывая пальцем, то на одну сценку, то на другую, он приходил все в больший восторг!

– Смотри, как осторожно они устанавливают ящик с гранатами! А как штопают чехлы для пушки! А бойцы, какие чистенькие и без матюгов… ну, ты и выдумщик, такое организовать!

– Это все замполит… – спокойно отказался я от незаслуженной славы. И тут же мне показалось, что сейчас самый подходящий момент обсудить со СМЕРШевцем ситуацию «японо-зырянской любви»…