Читать интересную книгу Без измены нет интриги - Надин Бисмют

— Если хочешь, я могу завтра же улететь в Монреаль!

— Кончай реветь! На нас все смотрят!

— Ну и пусть! — сорвалась я на визг.

— Остынь, не смеши людей. Ты же знаешь, меня не напрягает, что ты со мной. Только ты бы все-таки попробовала обратить внимание на что-нибудь еще, кроме своей особы, хотя бы ради меня, а? Я-то вообще хотел поездить автостопом, ночевать где придется. А тебя только отели и волнуют, тебе, видите ли, не все равно, на какую кровать укладывать свой драгоценный зад. Как же мне все это осточертело!

Официант принес нам тарелки, и я промокнула слезы салфеткой со стола. Ели мы молча. Лососина оказалась суховатая, надо было все-таки взять соус. Немного погодя Матье спросил:

— Хочешь попробовать моей картошки? Еще лучше, чем та, что мы ели в Брюсселе.

Я сделала вид, что не слышу.

На обратном пути Матье хотел взять меня за руку, но я, будто не замечая его, вовремя почесала голову.

— Извини, что нагрубил тебе, Эльза. Хоть ты и привереда, я тебя все равно люблю.

— Отстань, — буркнула я, глядя в небо.

Во дворе гостиницы он предложил пойти чего-нибудь выпить.

— Не хочу.

Мы вошли в замок, поднялись по лестнице. На втором этаже, где был его номер, Матье пожелал мне спокойной ночи и хотел поцеловать. Я отпрянула от него и рявкнула:

— Дурак что ли?! Убери руки, козел!

Он так и испепелил меня взглядом.

— Что, маленькая дрянь, правда глаза колет?

Я тоже испепелила его взглядом, мне стало жарко, кровь прилила к лицу. Я запустила руку в аптечный пакет, который так и таскала с собой, и с размаху заехала ему сланцем по физиономии; звук получился очень громкий — «хлоп!».

Матье застыл как вкопанный, потирая щеку. Я сунула сланец в пакет.

— Ну, Эльза Монетт, ты это попомнишь…

Я проскочила под его рукой и пулей взлетела по лестнице на третий этаж.

— Дура! Стерва! — разорялся Матье мне вслед. — Я завтра же возвращаюсь в Монреаль! Слышишь? Ты испортила мне всю поездку! Зачем я только взял тебя с собой!

Потом внизу хлопнула дверь его номера.

Я уже было начала поворачивать ключ в замке, как вдруг вспомнила про это чертово белье — как же без него спать? А я-то так хотела поскорее лечь и забыть этот незадавшийся день, худший, наверно, за всю поездку. Я вздохнула и поплелась обратно вниз. На втором этаже покосилась в сторону коридора, но Матье из своего номера не вышел.

За стойкой никого не было. Табличка сообщала на четырех языках, что после девяти вечера следует обращаться в бар. Я посмотрела на часы — половина десятого.

— Черт! Черт! Черт! — выругалась я и пнула стойку ногой.

Я вернулась к лестнице. Матье, решила я, должен спуститься с минуты на минуту: ему ведь тоже нужно белье. Я ходила взад-вперед и успела прокрутить в голове уже не менее двадцати вариантов сцены примирения: «Эльза, я тебя люблю, прости меня, я дурак», «Эльза, я все обдумал, давай отпразднуем нашу помолвку в гондоле в Венеции», «Эльза, ты права, так мне и надо. Давай же! Бей меня еще, бей сланцем по морде, я это заслужил», «Эльза, пойдем займемся любовью на пляже, как в Биаррице»…

Я выкурила одну за другой две сигареты и, не дождавшись Матье, решила посидеть в баре: все равно он придет туда.

Бармен в компании каких-то парней смотрел по телевизору футбольный матч. Я села, он спросил: «Чего желаете?»

— Some sheets for ту bed and one Grand Marnier on the rock[16].

— «Гран-Марнье» для мадемуазель, — повторил он с заметным акцентом и заулыбался до ушей, довольный, что сразу угадал мой французский (наверно, из-за того, как я произнесла «Гран-Марнье»), и счастливый вдвойне, что смог ответить мне на этом языке. Тут же передо мной оказались бокал и две простыни в прозрачной упаковке со штемпелем гостиницы. Я спросила, чистые ли они, он сказал: естественно, чистые, поскольку новые. Я поняла, что белье здесь надо покупать, и это меня успокоило: по крайней мере, на нем точно никто не спал. Я расплатилась, и бармен вернулся в угол к телевизору. Простыни я убрала в аптечный пакет, где лежали сланцы.

Время шло, а Матье не появлялся. Последние отсветы заката погасли, и на улице совсем стемнело. Я вертела в руках бокал, глядя, как тает лед и вода смешивается с ликером. Как мог Матье наговорить мне таких гадостей в ресторане? И зачем ему понадобилось колоть мне глаза правдой, как он выразился, и почему я должна была молча все это выслушивать? По-моему, я имела полное право обидеться. Сланцем по морде — это, допустим, круто, мне жаль, но он сам нарывался. Ладно, не спорю, авантюрная жилка во мне, положим, не развита, чего нет, того нет, но Матье легко говорить: он-то в детстве даже скаутом был. А меня родители ни разу не отпустили в летний лагерь — я думаю, им просто в голову не приходило, что походы с ночевками в лесу и дурацкие хоровые песни могут пойти на пользу моему воспитанию. Что же я теперь могу поделать? Я не виновата, что выросла в тепличных условиях, что не привыкла нюхать чужое дерьмо, спать в одной комнате с посторонними и мыться в общем душе. Зачем Матье вообще все это затеял? На фиг он ему сдался, этот Домбург? Что он здесь забыл? Дыра дырой, смотреть нечего, даже музея нет, только море, и то ледяное. Что он себе думал — что я вот так сразу освоюсь в вонючей деревенской гостинице, после того как мы больше месяца ночевали в «Хилтонах»? Если мне здесь не нравится, то я, по-моему, имею полное право ему об этом сказать. И только поэтому я стерва? И дура? Он действительно так думает? Мне было обидно до слез.

Я допила последние капли «Гран-Марнье», ломая голову над тем, как же мне теперь себя вести, чтобы вернуть его расположение. Как помириться с Матье и доказать ему, что я лучше, чем он обо мне думает? Разорвать хилтоновский справочник и сказать ему: «Теперь, милый, гидом будешь ты, давай ночевать только в студенческих гостиницах»? Я посмотрела в окно, не мелькнет ли он за стеклом, но во дворе никого не было. Замок в темноте выглядел куда импозантнее, чем днем: старые камни, напоенные лунным светом, казалось, светились, белея во мраке. И тут меня осенило: я поняла, как сделать приятное Матье и одновременно доказать ему, что не такая уж я и дура. Оставалось надеяться, что у бармена мозгов побольше, чем у девицы с ресепшн.

Футбольный матч закончился, и парни, что сидели у стойки, присоединились к группке девиц, занимавших один из столиков. Потом они все вместе ушли; в дверях один, вроде бы француз, предложил мне пойти с ними к морю: все ребята из гостиницы собираются сегодня на пляже и устраивают большой гудеж.

— Что-то не хочется, — ответила я.

Прежде чем услужливый бармен успел поинтересоваться, не желаю ли я еще выпить, я спросила, знает ли он что-нибудь об истории замка. Он улыбнулся так, что я поняла: дело в шляпе.

— Тогда мне, пожалуйста, еще «Гран-Марнье» со льдом.

Петер — так его звали — рассказал мне про замок все. Он старательно подбирал французские слова, а когда его знаний не хватало, переходил на английский. Я узнала, что замок был построен в XVIII веке богатым купцом из Роттердама, который наезжал сюда с любовницами. Где-то до 1950 года замком владели его потомки, а затем он отошел государству и долго пустовал. Дядя Петера купил его в шестидесятых годах, подновил и открыл гостиницу.

— И все? — спросила я, когда Петер замолчал.

— Все, — подтвердил он, пожав плечами.

— Понятно.

Вообще-то я была даже рада, что история у замка такая незамысловатая: легче запомнить. Я уже представляла, как завтра утром выложу все это Матье. Оброню небрежно так: «Ты хотел узнать, что было раньше в этой гостинице? Так вот, слушай…» — и повторю ему рассказ Петера. По мне, так это была скукота смертная, в смысле история замка, ничего интересного, но надо же чем-то козырнуть перед Матье, расскажу хоть это, какая разница.

Петер вытирал стойку мокрой тряпкой. Он вдруг посмотрел на меня:

— А почему ты спросила?

— Что спросила?

— Вся ли это история замка.

Я отпила из бокала.

— Я такая любознательная. И обожаю историю.

— Ты любишь историю? Really?[17]

— Очень.

И тогда, продолжая вытирать стойку, он сказал, что в своем рассказе упустил одну деталь. Я спросила какую. Он ответил, что этого не расскажешь, надо видеть своими глазами.

— Подождешь, пока я закончу? Я покажу тебе.

Я колебалась. Вообще-то я подустала, у меня даже слегка кружилась голова, и мне хотелось поскорее лечь, хоть я и знала, что вряд ли высплюсь в этом чертовом дортуаре на шесть человек. Но выдать Матье побольше подробностей было соблазнительно, и, пожалуй, ради этого стоило еще часок не поспать.

— Я подожду, — ответила я Петеру.

Не прошло и минуты, как передо мной появился еще один «Гран-Марнье» со льдом — двойная порция.

— It's on the house[18], — просиял Петер улыбкой победителя.