А калика пошел, куды надомно.
Молодость Добрыни и бой его с Ильей Муровичем
Во славном во городи во Киеви
Был тут Никита Родомановичь.
Девеносто он лет жил, пристарилса,
Он пристарилса, да тут припокоилса.
Оставаласе семья любимая
Да чесна вдова Омыльфа Тимофеёвна;
Оставалса Добрынюшка Микитичь млад
Он не в полном уми, не в полном разуми,
Не в великом Добрынюшка возрости:
Он не можот Добрыня на кони сидеть,
Он не можот Добрынюшка канем владать.
Ишша стал как Добрыня лет двенадцети,
Он п
а
дал своей матушки в резв
ы
ног
и
:
«Уж ты ой, государыня матушка!
Чесна вдова, Омыльфа Тимофеёвна!
Блаослови-тко миня выйти на улоньку
Ишша с малыма робятами по
и
грати».
Да которы робята двадцети петй,
Ишша он ведь Добрыня да лет двенадцети.
«Тибя Бог бласловит, чядо милоë,
А м
о
лоду Добрынюшку Микитичя млад,
А тибе жа как выйти на улоньку
Ишша с малыма робятами по
и
грати».
Да которы робята двадцети пети,
Ишша он ведь Добрыня да лет двенадцети.
А пошел как Добрынюшка на улоньку,
Ишшо стал он шутоцьки зашучивать:
Куго за руку возьмет, — руку выдернёт,
Куго за ногу подопнет, — ногу вышыбë,
По бел
о
й шеи ударит, — голова ведь с плеч.
Доходили ети жалобы великие жа,
Доходили до его ведь до матинки,
До чесной вдовы Омельфы Тимофеёвны.
А м
о
лодый Добрынюшка Микитичь млад
Он п
а
дал своей матинки в резвы ноги.
«Уж ты ой, государыня матушка!
Блаослови-тко миня итти-ехати
Да во далечë во чисто полë
Да учитьсе натуры богатырской жа».
Добрынина та матушка росплакалась:
«Уж ты молоды Добрынюшка Микитичь млад!
Ты не в полном уми, не в полном разуми,
Не в великом, Добрынюшка, возрости:
Да напрасно головушка погибнет ведь».
Он ведь падает своей матушки во второй након
[55]
«Уж ты ой, государыня матушка!
Блаословишь ты миня, я поеду жа.
Не благословишь ты миня, я поеду жа».
«Тибя Бог бласловит чядо милоë,
Да м
о
лоду Добрынюшку Микитичя,
Тибе ехать во далечë в чист
о
полë
А учитьсе натуры богатырской жа».
А молоды Добрынюшка Микитичь млад
Он выходит на с
е
реду кирписьнею,
Он молитьсе Спасу Пречистому,
Он Божьей-то Матери, Богородици.
Да пошел как Добрыня на конюшон двор.
Он берёт ведь тут добра коня,
Он добра-та коня со семи цепей;
Он накладыват уздицю тасмяную,
Уз дат во уздилиця булатные;
Он накидывал Добрынюшка войлучек,
Он на войлучек Добрынюшка седелышко;
Подпрягал он двенадцать подпруженек,
А ишша две подпружки подпрягаютци
Да не ради басы, ради крепости:
Да не шшиб бы бог
а
тыря доброй конь,
Не оставил бы бог
а
тыря в чист
о
м поли.
Надеваёт он латы булатные,
Да берет он с собой палку воинную,
Да берет он с собой саблю вострою,
Он берет ведь с собой востр
о
копье,
Берет он с собой и булатный нож,
Скоро он скачёт на добра коня;
У ворот приворотников не спрашипал, —
Он махал через стену город
о
вую.
Ишша ехалъ Добрыня по чист
у
полю, —
В чистом-то поли курева стоят,
В куревы как бог
а
тыря не видети.
Как во ту-то пору, в то-то времечько
Ко той вдовы Омыльфи Тимофеёвны
Приежжала полениця удалая,
Ишша стар-от казак Илья Муровичь.
Становил он коня к дубову столбу.
Да вязал он коня к золоту кольцю.
Да в гридню он идет не с упадками, —
Отпирает он двери тут на пету.
А молитьсе Спасу Пречистому,
А Божьей-то Матери, Богородици,
А чесной вдовы Омыльфы поклоняитьсе.
А чесна вдова Омыльфа Тимофеёвна
А поит полен
и
цю, она кормит тут;
А сама поленици наказыват,
Да наказыват поленици, наговариват:
«Уж ты, ах, полениця удалая,
Уж ты стар казак, Илья Муровичь!